Легче было бы раскрыть какое-нибудь большое дело. Но я взял от тебя вперед плату и должен ее заслужить. Пыль, ты нема. Может быть, о дух мой, скажешь мне это? – И, наклонив голову вбок, он повернул ухо кверху, сделал вид, что прислушивается, а затем произнес странным, деловым тоном:
– А, благодарю тебя, дух мой. Твой внук, о король, убит одним из членов дома Мазапо, предводителя амазомов и твоего врага.
Толпа одобрительно загудела, потому что все считали Мазапо виновным.
Когда шум умолк, Панда заговорил:
– Семья Мазапо большая. У него несколько жен и много детей. Недостаточно указать семью, потому что я не такой, как те, кто правил до меня, и не хочу убивать невинных вместе с виновными. Скажи нам, о Зикали, кто из семьи Мазапо совершил это преступление?
– В этом весь вопрос, – проворчал Зикали. – Я знаю только, что оно было совершено путем отравления, и я чувствую яд. Он здесь.
Затем он подошел к месту, где сидела Мамина, и закричал:
– Схватите эту женщину и обыщите ее волосы!
Стоявшие наготове палачи прыгнули вперед, но Мамина сделала им рукой знак отойти.
– Друзья, – сказала она с легким смехом, – нет надобности трогать меня. – И, поднявшись с места, она шагнула на середину круга. Здесь, несколькими быстрыми движениями рук, она скинула сперва свой плащ, затем повязку с бедер и, наконец, сетку, сдерживавшую ее длинные волосы, и предстала перед толпой во всей своей нагой красоте.
– А теперь, – сказала она, – пусть женщины придут и обыщут меня и мою одежду и посмотрят, спрятан ли где-нибудь у меня яд.
Две старые женщины вышли из толпы зрителей – не знаю, кто послал их – и произвели тщательный обыск, но ничего не нашли. Мамина, пожав плечами, оделась и вернулась на свое место.
Зикали казался рассерженным. Он затопал своей огромной ступней, потряс своими седыми космами и воскликнул:
– Неужели мудрость моя потерпит поражение в таком пустяковом деле? Пусть кто-нибудь из вас завяжет мне глаза.
Из толпы вышел Мапута и завязал ему глаза, как мне казалось, туго и хорошо. Зикали покружился сперва в одну сторону, затем в другую и, громко воскликнув: «Веди меня, дух мой!», зашагал вперед зигзагами, протягивая вперед руки, как слепой. Сперва он пошел направо, потом налево, а затем прямо вперед и наконец, к моему удивлению, подошел к тому месту, где сидел Мазапо, и, протянув свои большие руки, ощупью схватил плащ, которым Мазапо был покрыт, и быстрым движением сорвал его с него.
– Обыщите! – закричал он, бросая плащ на землю. Одна из женщин принялась обыскивать, и вскоре у нее вырвался возглас удивления: из меха плаща она вытащила крошечный мешочек, который, казалось, был сделан из рыбьего пузыря. Она передала его Зикали, снявшего уже повязку со своих глаз.
Он посмотрел на мешочек и дал его Мапуте со словами:
– Здесь яд… здесь яд, но кто дал его, я не знаю. Я устал! Пустите меня.
Никто не задерживал его, и он вышел из краля. Солдаты схватили Мазапо в то время, как многотысячная толпа с остервенением ревела:
– Смерть Мазапо!
Мазапо вскочил и, подбежав к тому месту, где сидел король, бросился на колени, уверяя в своей невиновности и умоляя о пощаде. Так как вся эта история с «испытанием» казалась мне очень подозрительной, то я рискнул встать и тоже сказать свое слово.
– О король, – сказал я, – я знал этого человека в прошлом, а потому прошу за него перед тобой. Как этот порошок попал в его плащ, я не знаю, но, может быть, это не яд, а безвредная пыль.
– Да, это просто порошок, который я употребляю для желудка! – воскликнул Мазапо, который от страха не знал, что говорит.
– А, так ты занимаешься медициной! – вскричал Панда. – Значит, никто не подсунул этого порошка в твой плащ.
Мазапо начал что-то объяснять, но слова его были заглушены ревом толпы:
– Смерть Мазапо!
Панда поднял руку, и снова водворилась тишина.
– Принесите чашку молока, – приказал Панда.
Молоко было принесено, и король приказал всыпать в него порошок.
– Теперь, Макумазан, – обратился ко мне Панда, – если ты все еще считаешь этого человека невиновным, выпей это молоко.
– Я не люблю молока, о король, – ответил я, качая головой, и все слышавшие мой ответ рассмеялись.
– Не выпьет ли молоко жена виновного Мамина? – спросил Панда.
Она тоже покачала головой и сказала:
– О король, я не пью молока, смешанного с пылью.
В эту минуту случайно забрела в круг тощая белая собака, одна из тех бездомных дворняжек, которые бродят вокруг кралей и питаются падалью. Панда сделал знак рукой, и один из слуг поставил деревянную чашу с молоком перед голодной собакой. Собака с жадностью вылакала все молоко, и как только она слизала последнюю каплю, слуга накинул ей вокруг шеи петлю из кожаного ремня и крепко придерживал ее.
Все глаза были устремлены на собаку. Не прошло и нескольких минут, как животное испустило протяжный меланхолический вой, который пронизал меня насквозь, потому что я понял, что это был смертный приговор Мазапо. Затем собака стала царапать землю и пена выступила у нее изо рта. Догадываясь, что произойдет дальше, я встал, поклонился королю и направился в мой лагерь, который, как известно, был расположен в маленькой долине. Толпа так напряженно следила за собакой, что и не заметила моего ухода. Скауль рассказал мне потом, что бедное животное мучилось еще минут десять и что перед смертью у него появились красные пятна подобно тем, какие я видел на ребенке Садуко, а умерла она в страшных судорогах.
Я достиг своего лагеря, закурил трубку и, чтобы как-нибудь отвлечь свои мысли, принялся делать подсчеты в своей записной книжке. Внезапно я услышал адский шум. Подняв голову, я увидел Мазапо, бегущего по направлению ко мне с быстротой, какую нельзя было ожидать от такого толстяка. За ним гнались свирепого вида палачи, а позади бежала озверевшая толпа.
– Смерть преступнику! – неслись дикие крики.
Мазапо добежал до меня. Он бросился передо мною на колени и пролепетал задыхающимся голосом:
– Спаси меня, Макумазан. Я невинен. Это Мамина, колдунья! Мамина…
Но это были последние его слова. Палачи набросились на него, как собаки на оленя, и потащили его от меня. Я отвернулся и закрыл глаза рукой.
На следующее утро я покинул Нодвенгу, не попрощавшись ни с кем. Последние события так повлияли на меня, что я жаждал перемены обстановки. Скауль и один из моих охотников, однако, остались, чтобы собрать скот, который мне еще причитался.
Спустя месяц они догнали меня в Натале, приведя с собою скот, и рассказали, что Мамина, вдова Мазапо, вошла в дом Садуко в качестве второй жены. На мой вопрос они добавили, что, по слухам, Нэнди неодобрительно отнеслась к выбору своего мужа, считая, что Мамина не принесет ему счастья. Но Садуко казался таким влюбленным в Мамину, что Нэнди подавила все свои возражения и на вопрос Панды, дает ли она свое согласие, ответила, что хотя она и желала бы для Садуко другую жену, которая не была бы причастна к колдуну, убившему ее ребенка, однако она согласна принять Мамину как сестру и сумеет указать ей ее место.
Глава XI. Побег Мамины
Прошло около полутора лет, и снова я очутился в стране зулусов. В полтора года многое изглаживается из памяти, а потому понятно, что за это время я более или менее забыл много подробностей «дела Мамины», как я его называл. Но все эти подробности живо воскресли в моей памяти, когда первое лицо, которое я встретил – в некотором расстоянии от краля Умбези, – была сама прекрасная Мамина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– А, благодарю тебя, дух мой. Твой внук, о король, убит одним из членов дома Мазапо, предводителя амазомов и твоего врага.
Толпа одобрительно загудела, потому что все считали Мазапо виновным.
Когда шум умолк, Панда заговорил:
– Семья Мазапо большая. У него несколько жен и много детей. Недостаточно указать семью, потому что я не такой, как те, кто правил до меня, и не хочу убивать невинных вместе с виновными. Скажи нам, о Зикали, кто из семьи Мазапо совершил это преступление?
– В этом весь вопрос, – проворчал Зикали. – Я знаю только, что оно было совершено путем отравления, и я чувствую яд. Он здесь.
Затем он подошел к месту, где сидела Мамина, и закричал:
– Схватите эту женщину и обыщите ее волосы!
Стоявшие наготове палачи прыгнули вперед, но Мамина сделала им рукой знак отойти.
– Друзья, – сказала она с легким смехом, – нет надобности трогать меня. – И, поднявшись с места, она шагнула на середину круга. Здесь, несколькими быстрыми движениями рук, она скинула сперва свой плащ, затем повязку с бедер и, наконец, сетку, сдерживавшую ее длинные волосы, и предстала перед толпой во всей своей нагой красоте.
– А теперь, – сказала она, – пусть женщины придут и обыщут меня и мою одежду и посмотрят, спрятан ли где-нибудь у меня яд.
Две старые женщины вышли из толпы зрителей – не знаю, кто послал их – и произвели тщательный обыск, но ничего не нашли. Мамина, пожав плечами, оделась и вернулась на свое место.
Зикали казался рассерженным. Он затопал своей огромной ступней, потряс своими седыми космами и воскликнул:
– Неужели мудрость моя потерпит поражение в таком пустяковом деле? Пусть кто-нибудь из вас завяжет мне глаза.
Из толпы вышел Мапута и завязал ему глаза, как мне казалось, туго и хорошо. Зикали покружился сперва в одну сторону, затем в другую и, громко воскликнув: «Веди меня, дух мой!», зашагал вперед зигзагами, протягивая вперед руки, как слепой. Сперва он пошел направо, потом налево, а затем прямо вперед и наконец, к моему удивлению, подошел к тому месту, где сидел Мазапо, и, протянув свои большие руки, ощупью схватил плащ, которым Мазапо был покрыт, и быстрым движением сорвал его с него.
– Обыщите! – закричал он, бросая плащ на землю. Одна из женщин принялась обыскивать, и вскоре у нее вырвался возглас удивления: из меха плаща она вытащила крошечный мешочек, который, казалось, был сделан из рыбьего пузыря. Она передала его Зикали, снявшего уже повязку со своих глаз.
Он посмотрел на мешочек и дал его Мапуте со словами:
– Здесь яд… здесь яд, но кто дал его, я не знаю. Я устал! Пустите меня.
Никто не задерживал его, и он вышел из краля. Солдаты схватили Мазапо в то время, как многотысячная толпа с остервенением ревела:
– Смерть Мазапо!
Мазапо вскочил и, подбежав к тому месту, где сидел король, бросился на колени, уверяя в своей невиновности и умоляя о пощаде. Так как вся эта история с «испытанием» казалась мне очень подозрительной, то я рискнул встать и тоже сказать свое слово.
– О король, – сказал я, – я знал этого человека в прошлом, а потому прошу за него перед тобой. Как этот порошок попал в его плащ, я не знаю, но, может быть, это не яд, а безвредная пыль.
– Да, это просто порошок, который я употребляю для желудка! – воскликнул Мазапо, который от страха не знал, что говорит.
– А, так ты занимаешься медициной! – вскричал Панда. – Значит, никто не подсунул этого порошка в твой плащ.
Мазапо начал что-то объяснять, но слова его были заглушены ревом толпы:
– Смерть Мазапо!
Панда поднял руку, и снова водворилась тишина.
– Принесите чашку молока, – приказал Панда.
Молоко было принесено, и король приказал всыпать в него порошок.
– Теперь, Макумазан, – обратился ко мне Панда, – если ты все еще считаешь этого человека невиновным, выпей это молоко.
– Я не люблю молока, о король, – ответил я, качая головой, и все слышавшие мой ответ рассмеялись.
– Не выпьет ли молоко жена виновного Мамина? – спросил Панда.
Она тоже покачала головой и сказала:
– О король, я не пью молока, смешанного с пылью.
В эту минуту случайно забрела в круг тощая белая собака, одна из тех бездомных дворняжек, которые бродят вокруг кралей и питаются падалью. Панда сделал знак рукой, и один из слуг поставил деревянную чашу с молоком перед голодной собакой. Собака с жадностью вылакала все молоко, и как только она слизала последнюю каплю, слуга накинул ей вокруг шеи петлю из кожаного ремня и крепко придерживал ее.
Все глаза были устремлены на собаку. Не прошло и нескольких минут, как животное испустило протяжный меланхолический вой, который пронизал меня насквозь, потому что я понял, что это был смертный приговор Мазапо. Затем собака стала царапать землю и пена выступила у нее изо рта. Догадываясь, что произойдет дальше, я встал, поклонился королю и направился в мой лагерь, который, как известно, был расположен в маленькой долине. Толпа так напряженно следила за собакой, что и не заметила моего ухода. Скауль рассказал мне потом, что бедное животное мучилось еще минут десять и что перед смертью у него появились красные пятна подобно тем, какие я видел на ребенке Садуко, а умерла она в страшных судорогах.
Я достиг своего лагеря, закурил трубку и, чтобы как-нибудь отвлечь свои мысли, принялся делать подсчеты в своей записной книжке. Внезапно я услышал адский шум. Подняв голову, я увидел Мазапо, бегущего по направлению ко мне с быстротой, какую нельзя было ожидать от такого толстяка. За ним гнались свирепого вида палачи, а позади бежала озверевшая толпа.
– Смерть преступнику! – неслись дикие крики.
Мазапо добежал до меня. Он бросился передо мною на колени и пролепетал задыхающимся голосом:
– Спаси меня, Макумазан. Я невинен. Это Мамина, колдунья! Мамина…
Но это были последние его слова. Палачи набросились на него, как собаки на оленя, и потащили его от меня. Я отвернулся и закрыл глаза рукой.
На следующее утро я покинул Нодвенгу, не попрощавшись ни с кем. Последние события так повлияли на меня, что я жаждал перемены обстановки. Скауль и один из моих охотников, однако, остались, чтобы собрать скот, который мне еще причитался.
Спустя месяц они догнали меня в Натале, приведя с собою скот, и рассказали, что Мамина, вдова Мазапо, вошла в дом Садуко в качестве второй жены. На мой вопрос они добавили, что, по слухам, Нэнди неодобрительно отнеслась к выбору своего мужа, считая, что Мамина не принесет ему счастья. Но Садуко казался таким влюбленным в Мамину, что Нэнди подавила все свои возражения и на вопрос Панды, дает ли она свое согласие, ответила, что хотя она и желала бы для Садуко другую жену, которая не была бы причастна к колдуну, убившему ее ребенка, однако она согласна принять Мамину как сестру и сумеет указать ей ее место.
Глава XI. Побег Мамины
Прошло около полутора лет, и снова я очутился в стране зулусов. В полтора года многое изглаживается из памяти, а потому понятно, что за это время я более или менее забыл много подробностей «дела Мамины», как я его называл. Но все эти подробности живо воскресли в моей памяти, когда первое лицо, которое я встретил – в некотором расстоянии от краля Умбези, – была сама прекрасная Мамина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54