Пока же не происходило абсолютно ничего, не только интересного, но и вообще ничего. Да и никого не было поблизости, за исключением парнишки подросткового возраста, случайно пасущего поблизости коров. При виде неожиданно появившихся в глухомани столичных машин и разномастной публики, повалившей из них, парнишка позабыл о коровах и во все глаза уставился на приехавших. Вряд ли можно было признать оскорбляющим нравственность факт, что мальчишка пасёт коров вместо того, чтобы сидеть на уроке в школе, но даже если с большой натяжкой и признать, факт этот не стоил того, чтобы из— за него мчаться сломя голову за тридевять земель.
Руководитель бригады кинохроники был очень недоволен.
— Наверняка опять ошиблись! — злился он. — У нас вечно путают. И теперь мы, как идиоты, вот примчались сюда вместо Беловежской пущи или какой другой…
С ним не согласился руководитель телевизионщиков.
— Никаких пущ! — твёрдо заявил он. — Из очень достоверного источника мы получили сообщение, что именно здесь.
— А что именно? — попытался поставить точки над «i» киношник.
Телевизионщику очень не хотелось признаваться, что их провели как мальчишек, и он старался напустить как можно больше туману.
— Трудно сказать. Официально одно, а из частного источника — совсем другое. Но источник достоверный.
— Возможно, собирались что-то организовать, да не вышло, — предположил киношник.
— Все возможно…
— Так что же, возвращаемся?
— Я бы не стал торопиться. Не мешало бы все-таки заполучить хоть какой-нибудь материал. Пусть даже хоть паршивый сенокос…
Кинохроника тоже пришла к выводу, что возвращаться с пустыми руками глупо, надо хоть что-то снять, пусть даже простое дерево. Хорошо бы старое. Стали озираться в поисках старого фотогеничного дерева, но как назло тут росли только самые обычные деревья неинтересного среднего возраста. Замусорена, правда, роща была основательно, но замусоренность наших лесов уже всем надоела, не та тема, чтобы привлечь внимание широкой общественности.
— Проедем куда подальше, — решил глава бригады кинохроники, но, оглянувшись на свою машину, увидел, что из неё уже вытащено все оборудование. Это была заслуга Веслава. Свою первую задачу он выполнил; рассеяв по лесу оборудование своей бригады, он принялся за оборудование кинохроники и с ним тоже отлично справился, тем самым лишив и её возможности сдвинуться с места в ближайшие час-два.
Ошеломлённый трудолюбием коллеги из дружественного учреждения, кинооператор позволил себя уговорить немного прогуляться по ближайшим окрестностям с целью изучения натуры. Но не успел он и шагу шагнуть, как кто— то из телевизионщиков громко вскрикнул:
— О! Глядите!
Проследив за указующим перстом телевизионщика, журналисты увидели, как из-за деревьев в некотором отдалении от них выскочила женщина, производящая впечатление абсолютно голой. И молодой. Всего одно мгновение виднелась её изящная фигурка на фоне лесной зелени, тут же из этой зелени вытянулись две мужские руки и втянули несчастную обратно в чащу.
Если кто из столичных журналистов не совсем проснулся, если кто зевал и почёсывался, то теперь все в мгновение ока, стряхнув с себя лень и оцепенение, превратились в энергичных охотников за сенсациями. Кинохроника отказалась от поисков другой натуры. Похоже, коллеги из телевидения были лучше информированы…
Женская фигурка опять мелькнула среди деревьев, и обе творческие бригады, не сговариваясь, кинулись в том направлении. Голая баба в лесу под Гарволином — это совсем не то, что, например, сто голых баб на пляже в Сопоте. Наверняка тут что-то происходит, может, и в самом деле удастся снять интересные кадры.
Облава организовалась сама собой с потрясающей оперативностью. Облава из самых что ни на есть благородных побуждений, можно сказать, облава по зову сердца, ибо следовало немедленно установить, кто же заставляет бедную женщину в таком виде метаться по лесу. Облава не на женщину, а на преследующие её преступные элементы, наверняка позволяющие себе и многое другое, оскорбляющее общественную нравственность. Найти негодяев, заснять их преступные деяния и… получить премию.
Руководствуемые столь благородными побуждениями, пыхтя и сопя под тяжестью подхваченных на ходу камер, журналисты со всех сторон пытались подобраться к лесной нимфе, но это оказалось очень непросто. Нимфа появлялась и исчезала внезапно, что весьма затрудняло охоту на неё. Никому даже толком не удалось разглядеть женщину. Понятно было лишь одно — она совсем голая и она от кого-то скрывается. Значит, правда, где-то здесь и в самом деле происходят бандитские оргии. Интересно, почему именно под Гарволином?
На лесной дорожке у другого конца полянки стоял «вартбург» фоторепортёра. От всех остальных участников облавы его скрывала лесная чаща, ибо обе машины средств массовой информации въехали на полянку по другой дороге, более удобной. Сарайчик, представляющий собой гвоздь программы, находился как раз на полпути между ними.
Мрачный фоторепортёр всеми силами старался держать невесту на возможно большем расстоянии от зрителей и как можно ближе к своей машине. И с каждой минутой мрачнел все более. Он не предполагал, что охотников на Марысю окажется так. много. А Марыся, уже не сомневаясь в горячих чувствах, пробуждённых ею в любимом мужчине, старалась вовсю, понимая, что ревность лишь ещё более укрепит эти чувства.
Фоторепортёр старался всячески помогать невесте. Умело руководя её действиями, вовремя то показывая издали девушку, то втаскивая её за очередной куст, он завлёк многочисленных охотников в глубь леса. Охотники уже не сомневались, что девушку преследует негодяй, она же пытается от него убежать. Ошалев от страха, несчастная не видит целого табуна спешащих ей на помощь честных людей и, скрываясь в гуще леса, очень затрудняет их задачу. Трудности не остановили благородных защитников жертвы насилия, они продолжали стремиться ей на помощь.
Поначалу секретарша с удовольствием выполняла свою задачу и от души веселилась, видя, как ревнует влюблённый фоторепортёр и как увлеклась ею вся эта стая журналистов. Но постепенно она стала уставать, к тому же некоторые из преследователей излишне, по её мнению, приблизились к ней. Взглянув на часы на обнажённой руке, девушка решила — пора! Убедившись, что её все видели, она вбежала в сарайчик через дверь, схватила лежащую там свою одежду и выскочила через стену — две доски там специально отодрали, они держались лишь на одном гвозде — прямо в объятия возлюбленного. Придерживая одной рукой девушку, фоторепортёр второй рукой вставил доски на место, и оба бросились к его автомашине. По дороге молодой человек весь пылал от справедливого гнева. Зубы его сами собой скрежетали, глаза метали молнии. Секретарша таяла в объятиях любимого.
В машине он был вынужден выпустить её из объятий, включил скорость, отпустил сцепление и нажал на газ. Дверцу захлопнул, когда на спидометре было уже пятьдесят.
— Марыся, ты просто золото! — крикнул с заднего сиденья редактор, который весь извёлся от волнения. — Блестяще провела операцию! С меня поллитра… Ох, глупости говорю. Проси что хочешь, бриллиантовое колье, звезду с неба…
— Талон на телевизор, — перебила девушка и, обратясь к фоторепортёру, попросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Руководитель бригады кинохроники был очень недоволен.
— Наверняка опять ошиблись! — злился он. — У нас вечно путают. И теперь мы, как идиоты, вот примчались сюда вместо Беловежской пущи или какой другой…
С ним не согласился руководитель телевизионщиков.
— Никаких пущ! — твёрдо заявил он. — Из очень достоверного источника мы получили сообщение, что именно здесь.
— А что именно? — попытался поставить точки над «i» киношник.
Телевизионщику очень не хотелось признаваться, что их провели как мальчишек, и он старался напустить как можно больше туману.
— Трудно сказать. Официально одно, а из частного источника — совсем другое. Но источник достоверный.
— Возможно, собирались что-то организовать, да не вышло, — предположил киношник.
— Все возможно…
— Так что же, возвращаемся?
— Я бы не стал торопиться. Не мешало бы все-таки заполучить хоть какой-нибудь материал. Пусть даже хоть паршивый сенокос…
Кинохроника тоже пришла к выводу, что возвращаться с пустыми руками глупо, надо хоть что-то снять, пусть даже простое дерево. Хорошо бы старое. Стали озираться в поисках старого фотогеничного дерева, но как назло тут росли только самые обычные деревья неинтересного среднего возраста. Замусорена, правда, роща была основательно, но замусоренность наших лесов уже всем надоела, не та тема, чтобы привлечь внимание широкой общественности.
— Проедем куда подальше, — решил глава бригады кинохроники, но, оглянувшись на свою машину, увидел, что из неё уже вытащено все оборудование. Это была заслуга Веслава. Свою первую задачу он выполнил; рассеяв по лесу оборудование своей бригады, он принялся за оборудование кинохроники и с ним тоже отлично справился, тем самым лишив и её возможности сдвинуться с места в ближайшие час-два.
Ошеломлённый трудолюбием коллеги из дружественного учреждения, кинооператор позволил себя уговорить немного прогуляться по ближайшим окрестностям с целью изучения натуры. Но не успел он и шагу шагнуть, как кто— то из телевизионщиков громко вскрикнул:
— О! Глядите!
Проследив за указующим перстом телевизионщика, журналисты увидели, как из-за деревьев в некотором отдалении от них выскочила женщина, производящая впечатление абсолютно голой. И молодой. Всего одно мгновение виднелась её изящная фигурка на фоне лесной зелени, тут же из этой зелени вытянулись две мужские руки и втянули несчастную обратно в чащу.
Если кто из столичных журналистов не совсем проснулся, если кто зевал и почёсывался, то теперь все в мгновение ока, стряхнув с себя лень и оцепенение, превратились в энергичных охотников за сенсациями. Кинохроника отказалась от поисков другой натуры. Похоже, коллеги из телевидения были лучше информированы…
Женская фигурка опять мелькнула среди деревьев, и обе творческие бригады, не сговариваясь, кинулись в том направлении. Голая баба в лесу под Гарволином — это совсем не то, что, например, сто голых баб на пляже в Сопоте. Наверняка тут что-то происходит, может, и в самом деле удастся снять интересные кадры.
Облава организовалась сама собой с потрясающей оперативностью. Облава из самых что ни на есть благородных побуждений, можно сказать, облава по зову сердца, ибо следовало немедленно установить, кто же заставляет бедную женщину в таком виде метаться по лесу. Облава не на женщину, а на преследующие её преступные элементы, наверняка позволяющие себе и многое другое, оскорбляющее общественную нравственность. Найти негодяев, заснять их преступные деяния и… получить премию.
Руководствуемые столь благородными побуждениями, пыхтя и сопя под тяжестью подхваченных на ходу камер, журналисты со всех сторон пытались подобраться к лесной нимфе, но это оказалось очень непросто. Нимфа появлялась и исчезала внезапно, что весьма затрудняло охоту на неё. Никому даже толком не удалось разглядеть женщину. Понятно было лишь одно — она совсем голая и она от кого-то скрывается. Значит, правда, где-то здесь и в самом деле происходят бандитские оргии. Интересно, почему именно под Гарволином?
На лесной дорожке у другого конца полянки стоял «вартбург» фоторепортёра. От всех остальных участников облавы его скрывала лесная чаща, ибо обе машины средств массовой информации въехали на полянку по другой дороге, более удобной. Сарайчик, представляющий собой гвоздь программы, находился как раз на полпути между ними.
Мрачный фоторепортёр всеми силами старался держать невесту на возможно большем расстоянии от зрителей и как можно ближе к своей машине. И с каждой минутой мрачнел все более. Он не предполагал, что охотников на Марысю окажется так. много. А Марыся, уже не сомневаясь в горячих чувствах, пробуждённых ею в любимом мужчине, старалась вовсю, понимая, что ревность лишь ещё более укрепит эти чувства.
Фоторепортёр старался всячески помогать невесте. Умело руководя её действиями, вовремя то показывая издали девушку, то втаскивая её за очередной куст, он завлёк многочисленных охотников в глубь леса. Охотники уже не сомневались, что девушку преследует негодяй, она же пытается от него убежать. Ошалев от страха, несчастная не видит целого табуна спешащих ей на помощь честных людей и, скрываясь в гуще леса, очень затрудняет их задачу. Трудности не остановили благородных защитников жертвы насилия, они продолжали стремиться ей на помощь.
Поначалу секретарша с удовольствием выполняла свою задачу и от души веселилась, видя, как ревнует влюблённый фоторепортёр и как увлеклась ею вся эта стая журналистов. Но постепенно она стала уставать, к тому же некоторые из преследователей излишне, по её мнению, приблизились к ней. Взглянув на часы на обнажённой руке, девушка решила — пора! Убедившись, что её все видели, она вбежала в сарайчик через дверь, схватила лежащую там свою одежду и выскочила через стену — две доски там специально отодрали, они держались лишь на одном гвозде — прямо в объятия возлюбленного. Придерживая одной рукой девушку, фоторепортёр второй рукой вставил доски на место, и оба бросились к его автомашине. По дороге молодой человек весь пылал от справедливого гнева. Зубы его сами собой скрежетали, глаза метали молнии. Секретарша таяла в объятиях любимого.
В машине он был вынужден выпустить её из объятий, включил скорость, отпустил сцепление и нажал на газ. Дверцу захлопнул, когда на спидометре было уже пятьдесят.
— Марыся, ты просто золото! — крикнул с заднего сиденья редактор, который весь извёлся от волнения. — Блестяще провела операцию! С меня поллитра… Ох, глупости говорю. Проси что хочешь, бриллиантовое колье, звезду с неба…
— Талон на телевизор, — перебила девушка и, обратясь к фоторепортёру, попросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64