— Дитцер показал на карте и дорогу, и реку, и новый оборонительный рубеж. Он хорошо разбирался в топографии. — Там, где наш полк стоит теперь, останется только прикрытие: по взводу от батальона. Я знаю об этом потому, что в прикрытие назначен и мой взвод. Все, кого оставят здесь, должны много стрелять, создавая видимость, что обстановка не изменилась, что оборону держат прежние силы.
— Ну, вот и прекрасно! Больше мне от вас ничего не нужно. Впрочем… — Люленков подал Дитцеру групповую фотографию немецких солдат и офицеров. Они стояли возле бревенчатого дома и хмуро глядели в аппарат. — Не знаете ли кого-нибудь из этих людей? Они ваши сослуживцы по сто девяносто седьмой дивизии.
Дитцер долго вглядывался и отрицательно покачал головой:
— Нет, никого не знаю.
Капитан подал ему другую фотографию — на ней были те же лица, а сбоку ясно просматривались столбы виселицы, и кто-то в белом висел на веревке. То была «Таня» — Зоя Космодемьянская.
Пленный отшатнулся. Наверное, подумал: «Господи, как хорошо, что я никого не узнал на первом снимке!»
Люленков поспешил успокоить его.
— Нам известно об этой трагедии все: имя казненной девушки, фамилии палачей, где и когда это случилось. Моего коллегу, — он кивнул в сторону Ромашкина, — интересует только один вопрос. Если вы случайно были в этой деревне или слышали чей-нибудь рассказ о том, как вешали молодую партизанку, не вспомните ли такую деталь: у повешенной были зеленые вязаные варежки?
— Я об этом вообще ничего не слышал. — Дитцер еще раз опасливо взглянул на фотографию и по склонности своей к логичным суждениям добавил: — Она же висит в нижнем белье, разве могут при этом быть на ней варежки?
— Ваши солдаты ее раздели, разули и водили босую по снегу. А до этого она была одета. И вот нам бы очень хотелось узнать: были у нее зеленые варежки или нет?
— Верьте мне, господа офицеры, — взмолился пленный, — я к этой казни не имею никакого отношения….
Его отправили в штаб дивизии, а полк стал готовиться к преследованию противника. Колоколъцев вызвал Ромашкина, приказал:
— Вы, голубчик, пойдете за немцами раньше всех. Как только батальоны нажмут с фронта, постарайтесь проскочить в глубину и разведайте: нет ли у противника промежуточных рубежей, минных полей, в каком состоянии мосты, дороги.
Из блиндажа начальника штаба Василий вышел вместе с Л юленковым. Капитан посоветовал:
— Ты, Ромашкин, не жди, когда батальоны ударят. В тыл идти лучше до начала атаки. Когда перестрелка начнется, можешь потери понести.
Ромашкин согласился с этим. Если немцы оставят здесь только прикрытие, проскочить нетрудно.
— Я возьму с собой весь свой взвод, — сказал Василий. — Вам на всякий случай оставлю несколько разведчиков во главе с сержантом.
— Правильно! — одобрил Люленков. — И Жмаченко там делать нечего, он со своим хозяйством пусть к штабу пристроится. Кстати, подыши там место и для штаба полка — мы здесь тоже не задержимся. Ради такого дела попрошу, чтобы дали в помощь тебе саперов.
— Хорошо бы взвод сержанта Епифанова, я с ним уже работал.
— Ладно, схлопочу Епифанова, — пообещал Люленков.
В глубине души он ревниво относился к успехам и славе Ромашкина. Искренне сожалел, что теперешнее служебное положение не позволяет самому ходить на задания. Убежден был, что если уж у этого юнца все так хорошо получается, то у него-то — человека куда более сведущего в делах разведки — получилось бы и получше. Но при всем том капитан всегда помогал Ромашкину чем только мог.
К ночи ромашкинский взвод, усиленный саперами, перебрался в первую траншею. Конечно, туда, где располагалась рота Казакова. Там все уже были готовы к движению вперед. Бойцы, туго подпоясанные, с «сидорами» на спине и противогазными сумками, набитыми всяческим солдатским скарбом, с нетерпением ждали сигнала. Преследование — это не прорыв долговременной обороны, когда приходится под огнем артиллерии идти на вражеские пулеметы. Тут лишь бы столкнуть прикрытие.
Казаков тоже позавидовал Ромашкину:
— Вы как вольные птицы, лети, куда хочешь! Не то что я, грешный: граница справа, граница слева, на такой-то рубеж выйти в десять ноль-ноль, на такой-то к пяти ноль-ноль.
— Зато ты теперь большое начальство, — пошутил Ромашкин.
Казаков пропустил шутку мимо, сказал серьезно:
— Слушай, Ромашкин, а если набрехал твой фриц? Если никакое там не прикрытие, а главные силы нас встретят?
— Не должно бы. По-моему, фриц сказал правду.
— Знаешь завет разведчика? Верить верь, но проверь!
— Вот и проверим. Если нарвемся на главные силы, предупредим весь полк.
— Ты взводом сразу не суйся, дозорами сначала пощупай… — Казаков прислушался к немецким пулеметам. — Вроде поболе обычного стреляют. Перестаралось прикрытие.
— И мне кажется, сегодня огня больше, — сказал Епифанов.
Казаков поглядел на него и спокойно посоветовал:
— Ты, сержант, не об этом пекись, а внимательней под неги смотри. При отходе фрицы хитроумные ловушки устраивают. В одной деревне, помню, боец взбежал на крыльцо — взрыв, под ступенькой мина была. В другом доме дверь стали отворять — опять взрыв, фрицы к двери мину присобачили, а сами в окно драпанули. Так что гляди в оба!
— Постараемся, — заверил Епифанов.
— Ну, тогда пойдемте, хлопцы, — пригласил Казаков.
— А ты куда? — удивился Ромашкин.
—Я вас до немецкой передовой провожу. Надо же мне знать: прошли вы или нет? У меня там хорошая балочка есть на примете. Помогу опять по старой дружбе.
— Смотри, Караваев узнает, будет снова баня!
— Не узнает, — убежденно сказал Казаков. Вскоре он вывел всех в темную, заросшую кустами низину. Шепнул Ромашкину:
— Мин здесь нет, я проверил.
Эх, Петрович, Петрович! Был ты разведчиком и остался им. Видно, не раз выбирался сюда по ночам, чтобы отвести душу! Сам Казаков объяснил это так:
— В парилке, бывает, хлещешь себя веником — и больно, и приятно. Уж и дышать-то нечем, вот-вот концы отдашь, а остановиться не можешь, все поддаешь! Вот и здесь, в нейтральной, происходит со мной то же: вроде бы смерть кругом, а мне интересно с ней в кошки-мышки поиграть. Конечно, не всякому это понятно.
Но Ромашкин-то его понимал…
Из лощины были посланы в дозор Рогатин, Шовкопляс и Пролеткин.
Они возвратились скоро.
— В траншее никого нет, а на высотке, на самом пупу, фриц с пулеметом, — доложил Пролеткин. — Я предлагал снять его, да Иван не позволил. Талдычит: не велено — и хоть режь самого.
В данной обстановке разумней было бы, пожалуй, снять пулеметчика. Но не хотелось конфузить Рогатина. Василий поддержал его:
— Вас посылали в разведку. И хорошо сделали, что не сняли фрица, могли нашуметь.
— Да мы бы его без всякого шума… — уверял Саша.
— А может, и правда снимем? — озорно подмигнул Казаков. — Моей роте будет легче. На один пулемет поменьше — и то дело.
Ромашкин посмотрел в черные глаза Петровича. Там светился азартный охотничий огонек.
— Не надо, Ваня, — попросил Ромашкин. — Узнает Караваев, плохо тебе будет. Мы сами снимем пулеметчика, поможем твоей роте.
Казаков вздохнул, огоньки в его глазах потухли.
— Ну, ладно, только прежде свой взвод за их траншею уведи. А то нашумите — сорвется задание.
— Не сомневайтесь, Иван Петрович, мы чисто все сделаем, — сказал Рогатин.
Казаков с любовью посмотрел на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
— Ну, вот и прекрасно! Больше мне от вас ничего не нужно. Впрочем… — Люленков подал Дитцеру групповую фотографию немецких солдат и офицеров. Они стояли возле бревенчатого дома и хмуро глядели в аппарат. — Не знаете ли кого-нибудь из этих людей? Они ваши сослуживцы по сто девяносто седьмой дивизии.
Дитцер долго вглядывался и отрицательно покачал головой:
— Нет, никого не знаю.
Капитан подал ему другую фотографию — на ней были те же лица, а сбоку ясно просматривались столбы виселицы, и кто-то в белом висел на веревке. То была «Таня» — Зоя Космодемьянская.
Пленный отшатнулся. Наверное, подумал: «Господи, как хорошо, что я никого не узнал на первом снимке!»
Люленков поспешил успокоить его.
— Нам известно об этой трагедии все: имя казненной девушки, фамилии палачей, где и когда это случилось. Моего коллегу, — он кивнул в сторону Ромашкина, — интересует только один вопрос. Если вы случайно были в этой деревне или слышали чей-нибудь рассказ о том, как вешали молодую партизанку, не вспомните ли такую деталь: у повешенной были зеленые вязаные варежки?
— Я об этом вообще ничего не слышал. — Дитцер еще раз опасливо взглянул на фотографию и по склонности своей к логичным суждениям добавил: — Она же висит в нижнем белье, разве могут при этом быть на ней варежки?
— Ваши солдаты ее раздели, разули и водили босую по снегу. А до этого она была одета. И вот нам бы очень хотелось узнать: были у нее зеленые варежки или нет?
— Верьте мне, господа офицеры, — взмолился пленный, — я к этой казни не имею никакого отношения….
Его отправили в штаб дивизии, а полк стал готовиться к преследованию противника. Колоколъцев вызвал Ромашкина, приказал:
— Вы, голубчик, пойдете за немцами раньше всех. Как только батальоны нажмут с фронта, постарайтесь проскочить в глубину и разведайте: нет ли у противника промежуточных рубежей, минных полей, в каком состоянии мосты, дороги.
Из блиндажа начальника штаба Василий вышел вместе с Л юленковым. Капитан посоветовал:
— Ты, Ромашкин, не жди, когда батальоны ударят. В тыл идти лучше до начала атаки. Когда перестрелка начнется, можешь потери понести.
Ромашкин согласился с этим. Если немцы оставят здесь только прикрытие, проскочить нетрудно.
— Я возьму с собой весь свой взвод, — сказал Василий. — Вам на всякий случай оставлю несколько разведчиков во главе с сержантом.
— Правильно! — одобрил Люленков. — И Жмаченко там делать нечего, он со своим хозяйством пусть к штабу пристроится. Кстати, подыши там место и для штаба полка — мы здесь тоже не задержимся. Ради такого дела попрошу, чтобы дали в помощь тебе саперов.
— Хорошо бы взвод сержанта Епифанова, я с ним уже работал.
— Ладно, схлопочу Епифанова, — пообещал Люленков.
В глубине души он ревниво относился к успехам и славе Ромашкина. Искренне сожалел, что теперешнее служебное положение не позволяет самому ходить на задания. Убежден был, что если уж у этого юнца все так хорошо получается, то у него-то — человека куда более сведущего в делах разведки — получилось бы и получше. Но при всем том капитан всегда помогал Ромашкину чем только мог.
К ночи ромашкинский взвод, усиленный саперами, перебрался в первую траншею. Конечно, туда, где располагалась рота Казакова. Там все уже были готовы к движению вперед. Бойцы, туго подпоясанные, с «сидорами» на спине и противогазными сумками, набитыми всяческим солдатским скарбом, с нетерпением ждали сигнала. Преследование — это не прорыв долговременной обороны, когда приходится под огнем артиллерии идти на вражеские пулеметы. Тут лишь бы столкнуть прикрытие.
Казаков тоже позавидовал Ромашкину:
— Вы как вольные птицы, лети, куда хочешь! Не то что я, грешный: граница справа, граница слева, на такой-то рубеж выйти в десять ноль-ноль, на такой-то к пяти ноль-ноль.
— Зато ты теперь большое начальство, — пошутил Ромашкин.
Казаков пропустил шутку мимо, сказал серьезно:
— Слушай, Ромашкин, а если набрехал твой фриц? Если никакое там не прикрытие, а главные силы нас встретят?
— Не должно бы. По-моему, фриц сказал правду.
— Знаешь завет разведчика? Верить верь, но проверь!
— Вот и проверим. Если нарвемся на главные силы, предупредим весь полк.
— Ты взводом сразу не суйся, дозорами сначала пощупай… — Казаков прислушался к немецким пулеметам. — Вроде поболе обычного стреляют. Перестаралось прикрытие.
— И мне кажется, сегодня огня больше, — сказал Епифанов.
Казаков поглядел на него и спокойно посоветовал:
— Ты, сержант, не об этом пекись, а внимательней под неги смотри. При отходе фрицы хитроумные ловушки устраивают. В одной деревне, помню, боец взбежал на крыльцо — взрыв, под ступенькой мина была. В другом доме дверь стали отворять — опять взрыв, фрицы к двери мину присобачили, а сами в окно драпанули. Так что гляди в оба!
— Постараемся, — заверил Епифанов.
— Ну, тогда пойдемте, хлопцы, — пригласил Казаков.
— А ты куда? — удивился Ромашкин.
—Я вас до немецкой передовой провожу. Надо же мне знать: прошли вы или нет? У меня там хорошая балочка есть на примете. Помогу опять по старой дружбе.
— Смотри, Караваев узнает, будет снова баня!
— Не узнает, — убежденно сказал Казаков. Вскоре он вывел всех в темную, заросшую кустами низину. Шепнул Ромашкину:
— Мин здесь нет, я проверил.
Эх, Петрович, Петрович! Был ты разведчиком и остался им. Видно, не раз выбирался сюда по ночам, чтобы отвести душу! Сам Казаков объяснил это так:
— В парилке, бывает, хлещешь себя веником — и больно, и приятно. Уж и дышать-то нечем, вот-вот концы отдашь, а остановиться не можешь, все поддаешь! Вот и здесь, в нейтральной, происходит со мной то же: вроде бы смерть кругом, а мне интересно с ней в кошки-мышки поиграть. Конечно, не всякому это понятно.
Но Ромашкин-то его понимал…
Из лощины были посланы в дозор Рогатин, Шовкопляс и Пролеткин.
Они возвратились скоро.
— В траншее никого нет, а на высотке, на самом пупу, фриц с пулеметом, — доложил Пролеткин. — Я предлагал снять его, да Иван не позволил. Талдычит: не велено — и хоть режь самого.
В данной обстановке разумней было бы, пожалуй, снять пулеметчика. Но не хотелось конфузить Рогатина. Василий поддержал его:
— Вас посылали в разведку. И хорошо сделали, что не сняли фрица, могли нашуметь.
— Да мы бы его без всякого шума… — уверял Саша.
— А может, и правда снимем? — озорно подмигнул Казаков. — Моей роте будет легче. На один пулемет поменьше — и то дело.
Ромашкин посмотрел в черные глаза Петровича. Там светился азартный охотничий огонек.
— Не надо, Ваня, — попросил Ромашкин. — Узнает Караваев, плохо тебе будет. Мы сами снимем пулеметчика, поможем твоей роте.
Казаков вздохнул, огоньки в его глазах потухли.
— Ну, ладно, только прежде свой взвод за их траншею уведи. А то нашумите — сорвется задание.
— Не сомневайтесь, Иван Петрович, мы чисто все сделаем, — сказал Рогатин.
Казаков с любовью посмотрел на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157