Со временем из него выйдет достойный правитель.
— Надеюсь, он оправдает ваши надежды, — сухо заметил Кендрик.
Но вот поезд тронулся, и, облегченно вздохнув, брат сказал Тине:
— Всегда приятно слышать вот такие искренние признания, правда? А ты как думаешь, хороший выйдет из меня эрцгерцог?
— Да, но только в том случае, если ты не будешь вести себя так, как в Париже.
Кендрик расхохотался.
— Мне, наверное, надо извиниться перед тобой, но повеселиться я все-таки повеселился на славу, и мне будет о чем вспомнить, когда я окажусь запертым в Дюссельдорфе.
И эти слова снова напомнили Тине, с каким ужасом думает брат о том времени, когда ему придется пройти суровую школу воспитания в прусских казармах.
Она ласково положила руку ему на плечо.
— Не надо упрекать себя ни в чем и ни о чем сожалеть. Мы просто должны быть счастливы, что хоть раз в жизни нам выпали настоящие приключения.
На этот раз и Кендрик понял, как страдает сестра.
— Ах, если бы я был уже на престоле, то сделал бы все, чтобы ты вышла замуж за графа и жила с ним счастливо и без забот!
— Спасибо, Кендрик, — прошептала девушка, — но, даже зная о том, что с графом мне никогда больше в жизни не увидеться, я все равно счастлива, что полюбила такого… замечательного человека — и что он полюбил меня.
Брат вздохнул, но сказать ему в ответ было нечего.
Несколько миль они проехали в полном молчании, а потом он только напомнил сестре:
— Не забывай, что отныне мы с тобой снова граф и графиня де Кастельно.
— Ах да, прости, я совсем забыла, — прошептала сестра, желавшая отныне только одного: всегда оставаться Тиной Бельфлер.
Когда брат с сестрой добрались До жилища их профессора — маленького уродливого домика из красного кирпича на окраине Эттингена, напоминавшего скорее школу, чем жилье, их, конечно, сжигало любопытство: каковы же были шаги, предпринятые бароном и графиней по поводу исчезновения принцессы и принца?
— Я вот что тебе скажу, — начал Кендрик, пока они катили от станции в наемном экипаже, — наши цепные псы, если только они не помчались с доносом к отцу, непременно поджидают нас здесь, чтобы хорошенько покусать — так что приготовься к весьма суровой встрече.
Предположения брата оказались верными, и чуть-чуть смягчило прием беглецов только то обстоятельство, что они вернулись раньше, чем было обещано ими в письме.
Барон и графиня коротали время в гостиной со старичком профессором. Со всех сторон посыпались возмущенные восклицания, и молодые люди не могли даже слова сказать в свое оправдание или хотя бы что-нибудь объяснить.
Но неожиданно Кендрик властным тоном — о наличии которого у брата Тина никогда не догадывалась — остановил этот шум и гам:
— Хватит! Мы с сестрой вернулись не для того, чтобы нас тыкали в наши прегрешения носом, как щенков! — Он обернулся к профессору. — Итак, во-первых, майнгерр, прошу простить меня, что не появился у вас вовремя. Но мы с ее королевским высочеством пропустили всего лишь несколько дней, а потому с легкостью наверстаем упущенное. К чему, кстати, мы и сами стремимся.
Тина увидела, что при этих словах профессор сразу какого помягчел, и подумала о том, как верно сделал брат первый ход. Но выдерживать все дальнейшие объяснения у нее уже не было сил, и поэтому она смиренно попросила:
— Я очень устала в дороге, и буду очень вам обязана, герр профессор, если вы покажете мне мою спальню. И попрошу, чтобы мне подали немного холодной воды, в поезде было невыносимо жарко.
Профессор поспешил исполнить последнюю просьбу, а графиня, всем своим видом изображавшая презрение и возмущение, поплыла наверх показывать Тине ее спальню, оказавшуюся вполне милой комнаткой, выходящей окнами в садик за домом.
— Ваши чемоданы распакованы, мадемуазель графиня, — прошипела статс-дама, — но прежде чем я позову горничную, мне хотелось бы сказать вам несколько слов…
— Я очень устала, — почти невежливо прервала ее Тина, — а потому не имею желания просидеть с вами весь долгий обед и прошу подать мне еду сюда.
Графиня задохнулась от возмущения.
— Ваше королевское… Я имею в виду, мадемуазель графиня, вы, вероятно, больны, если требуете такого!
— Я всего лишь устала, — уже с раздражением ответила девушка, — и прошу вас выполнять мои приказания! — При этих словах Тина поймала себя на мысли, что Париж сделал взрослым не только Кендрика, но и ее.
«Что ж, если я была способна полюбить, то, значит, я уже вполне взрослая, — подумала она, — а если я взрослая, то не позволю больше командовать мной тем людям, которыми на самом деле должна командовать я!»
К тому же она действительно чувствовала себя очень утомленной, и спорить с кем-либо у нее просто не было сил. Кроме того, ею владело еще одно пламенное желание — прежде, чем рухнуть в постель, написать письмо графу, как она и обещала в предыдущем.
Тина легла в постель, взяла карандаш вместо ручки, которым смело исписала больше трех страниц изливая свои чувства. Под конец она добавила вот что:
Ты подарил мне нечто настолько бесценное, настолько совершенное, что оно, как путеводная звезда, будет светить мне на протяжении всей жизни.
И, несмотря на. то, что мы больше никогда не увидимся и что сердце мое навеки разбито, я стала по-человечески лучше благодаря твоей любви.
Я твердо уверена теперь в том, что любовь — настоящая любовь! — заставляет человека стараться быть чище и выше, и видеть такими других. Но не только видеть, но и воодушевлять их, как ты воодушевил. меня своим высоким чувством.
Ты — моя звезда, недосягаемая, но безумно близкая, сияющая мне с небес, за которой я буду следовать всегда, как следовали волхвы за звездой Вифлеема.
Я всегда буду с тобой в моих снах и мечтах, а моя любовь станет хранить тебя так же, как это было во время поединка с маркизом.
Что я могу сказать тебе еще? Увы, только то, что отныне и до гроба и душа, и сердце мое отданы тебе.
Тина.
Не читая, девушка положила письмо в конверт и поспешно надписала адрес, по которому оно непременно должно было попасть в руки адресата: графу Жану де Грамону в доме герцога Суассонского, Елисейские поля, Париж, Франция.
Позвонив в колокольчик. Тина вызвала горничную и попросила ее немедленно отнести письмо на почту. Немка-горничная посмотрела на принцессу с некоторым подозрением, что заставило последнюю даже прибегнуть ко лжи:
— Письмо крайней срочности и важности. За ваши услуги вам будет хорошо заплачено. Подайте мне мой ридикюль, пожалуйста.
При последних словах глаза немки вспыхнули жадностью, а когда Тина вынула из сумочки вместе с деньгами на приобретение почтовой марки и десятифранковую купюру, она совсем подобрела.
— Все будет исполнено незамедлительно, майн фройляйн, — пробормотала она своим низким голосом, — и ни одна душа на свете об этом не узнает.
— Спасибо.
После ухода горничной с письмом девушка наконец положила померк дня нее уже навсегда, оставив ей на долю лишь тьму и страдания.
Эту ночь она не спала и вовсе а где-то после полуночи не выдержала и пробралась в комнату к брату, чтобы сказать ему, что решилась сбежать снова.
— Моя жизнь потеряла смысл, Кендрик, — пыталась объяснить она, — я просто не живу без него, я все равно как мертвая!
— Со временем все станет легче, — философски заметил Кендрик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Надеюсь, он оправдает ваши надежды, — сухо заметил Кендрик.
Но вот поезд тронулся, и, облегченно вздохнув, брат сказал Тине:
— Всегда приятно слышать вот такие искренние признания, правда? А ты как думаешь, хороший выйдет из меня эрцгерцог?
— Да, но только в том случае, если ты не будешь вести себя так, как в Париже.
Кендрик расхохотался.
— Мне, наверное, надо извиниться перед тобой, но повеселиться я все-таки повеселился на славу, и мне будет о чем вспомнить, когда я окажусь запертым в Дюссельдорфе.
И эти слова снова напомнили Тине, с каким ужасом думает брат о том времени, когда ему придется пройти суровую школу воспитания в прусских казармах.
Она ласково положила руку ему на плечо.
— Не надо упрекать себя ни в чем и ни о чем сожалеть. Мы просто должны быть счастливы, что хоть раз в жизни нам выпали настоящие приключения.
На этот раз и Кендрик понял, как страдает сестра.
— Ах, если бы я был уже на престоле, то сделал бы все, чтобы ты вышла замуж за графа и жила с ним счастливо и без забот!
— Спасибо, Кендрик, — прошептала девушка, — но, даже зная о том, что с графом мне никогда больше в жизни не увидеться, я все равно счастлива, что полюбила такого… замечательного человека — и что он полюбил меня.
Брат вздохнул, но сказать ему в ответ было нечего.
Несколько миль они проехали в полном молчании, а потом он только напомнил сестре:
— Не забывай, что отныне мы с тобой снова граф и графиня де Кастельно.
— Ах да, прости, я совсем забыла, — прошептала сестра, желавшая отныне только одного: всегда оставаться Тиной Бельфлер.
Когда брат с сестрой добрались До жилища их профессора — маленького уродливого домика из красного кирпича на окраине Эттингена, напоминавшего скорее школу, чем жилье, их, конечно, сжигало любопытство: каковы же были шаги, предпринятые бароном и графиней по поводу исчезновения принцессы и принца?
— Я вот что тебе скажу, — начал Кендрик, пока они катили от станции в наемном экипаже, — наши цепные псы, если только они не помчались с доносом к отцу, непременно поджидают нас здесь, чтобы хорошенько покусать — так что приготовься к весьма суровой встрече.
Предположения брата оказались верными, и чуть-чуть смягчило прием беглецов только то обстоятельство, что они вернулись раньше, чем было обещано ими в письме.
Барон и графиня коротали время в гостиной со старичком профессором. Со всех сторон посыпались возмущенные восклицания, и молодые люди не могли даже слова сказать в свое оправдание или хотя бы что-нибудь объяснить.
Но неожиданно Кендрик властным тоном — о наличии которого у брата Тина никогда не догадывалась — остановил этот шум и гам:
— Хватит! Мы с сестрой вернулись не для того, чтобы нас тыкали в наши прегрешения носом, как щенков! — Он обернулся к профессору. — Итак, во-первых, майнгерр, прошу простить меня, что не появился у вас вовремя. Но мы с ее королевским высочеством пропустили всего лишь несколько дней, а потому с легкостью наверстаем упущенное. К чему, кстати, мы и сами стремимся.
Тина увидела, что при этих словах профессор сразу какого помягчел, и подумала о том, как верно сделал брат первый ход. Но выдерживать все дальнейшие объяснения у нее уже не было сил, и поэтому она смиренно попросила:
— Я очень устала в дороге, и буду очень вам обязана, герр профессор, если вы покажете мне мою спальню. И попрошу, чтобы мне подали немного холодной воды, в поезде было невыносимо жарко.
Профессор поспешил исполнить последнюю просьбу, а графиня, всем своим видом изображавшая презрение и возмущение, поплыла наверх показывать Тине ее спальню, оказавшуюся вполне милой комнаткой, выходящей окнами в садик за домом.
— Ваши чемоданы распакованы, мадемуазель графиня, — прошипела статс-дама, — но прежде чем я позову горничную, мне хотелось бы сказать вам несколько слов…
— Я очень устала, — почти невежливо прервала ее Тина, — а потому не имею желания просидеть с вами весь долгий обед и прошу подать мне еду сюда.
Графиня задохнулась от возмущения.
— Ваше королевское… Я имею в виду, мадемуазель графиня, вы, вероятно, больны, если требуете такого!
— Я всего лишь устала, — уже с раздражением ответила девушка, — и прошу вас выполнять мои приказания! — При этих словах Тина поймала себя на мысли, что Париж сделал взрослым не только Кендрика, но и ее.
«Что ж, если я была способна полюбить, то, значит, я уже вполне взрослая, — подумала она, — а если я взрослая, то не позволю больше командовать мной тем людям, которыми на самом деле должна командовать я!»
К тому же она действительно чувствовала себя очень утомленной, и спорить с кем-либо у нее просто не было сил. Кроме того, ею владело еще одно пламенное желание — прежде, чем рухнуть в постель, написать письмо графу, как она и обещала в предыдущем.
Тина легла в постель, взяла карандаш вместо ручки, которым смело исписала больше трех страниц изливая свои чувства. Под конец она добавила вот что:
Ты подарил мне нечто настолько бесценное, настолько совершенное, что оно, как путеводная звезда, будет светить мне на протяжении всей жизни.
И, несмотря на. то, что мы больше никогда не увидимся и что сердце мое навеки разбито, я стала по-человечески лучше благодаря твоей любви.
Я твердо уверена теперь в том, что любовь — настоящая любовь! — заставляет человека стараться быть чище и выше, и видеть такими других. Но не только видеть, но и воодушевлять их, как ты воодушевил. меня своим высоким чувством.
Ты — моя звезда, недосягаемая, но безумно близкая, сияющая мне с небес, за которой я буду следовать всегда, как следовали волхвы за звездой Вифлеема.
Я всегда буду с тобой в моих снах и мечтах, а моя любовь станет хранить тебя так же, как это было во время поединка с маркизом.
Что я могу сказать тебе еще? Увы, только то, что отныне и до гроба и душа, и сердце мое отданы тебе.
Тина.
Не читая, девушка положила письмо в конверт и поспешно надписала адрес, по которому оно непременно должно было попасть в руки адресата: графу Жану де Грамону в доме герцога Суассонского, Елисейские поля, Париж, Франция.
Позвонив в колокольчик. Тина вызвала горничную и попросила ее немедленно отнести письмо на почту. Немка-горничная посмотрела на принцессу с некоторым подозрением, что заставило последнюю даже прибегнуть ко лжи:
— Письмо крайней срочности и важности. За ваши услуги вам будет хорошо заплачено. Подайте мне мой ридикюль, пожалуйста.
При последних словах глаза немки вспыхнули жадностью, а когда Тина вынула из сумочки вместе с деньгами на приобретение почтовой марки и десятифранковую купюру, она совсем подобрела.
— Все будет исполнено незамедлительно, майн фройляйн, — пробормотала она своим низким голосом, — и ни одна душа на свете об этом не узнает.
— Спасибо.
После ухода горничной с письмом девушка наконец положила померк дня нее уже навсегда, оставив ей на долю лишь тьму и страдания.
Эту ночь она не спала и вовсе а где-то после полуночи не выдержала и пробралась в комнату к брату, чтобы сказать ему, что решилась сбежать снова.
— Моя жизнь потеряла смысл, Кендрик, — пыталась объяснить она, — я просто не живу без него, я все равно как мертвая!
— Со временем все станет легче, — философски заметил Кендрик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33