Ее сердце быстро застучало, но она все еще надеялась, что вошедший постоит, увидит, что она спит, и уйдет.
Потом кто-то сел на край кровати, и чьи-то руки оказались у нее на плечах.
В этот момент она поняла, кто это, и страх пронзил ее, как молния.
Прежде чем она сообразила, что делать, она почувствовала на своих губах губы маркиза.
Она не могла поверить в реальность происходящего.
Он целовал ее. Идона понимала, что надо сопротивляться, бороться, но как? Руки маркиза прижимали ее к кровати.
Сначала он целовал нежно, потом его поцелуи стали настойчивыми, требовательными.
Маркиз обнял ее, и странное, невероятное ощущение охватило девушку, как будто с ее души свалился камень.
Она ощутила что-то новое, неведомое, неизвестное.
Как будто она смотрела на звезды или бродила по лесу, и феи окружали ее.
Нет, все же это было нечто иное, более сильное, более живое и прекрасное чувство.
Жаркие губы маркиза обжигали Идону; ей казалось, их соединяет не только поцелуй, но огонь самой жизни.
Все странно, незнакомо и прекрасно.
Словно загипнотизированная, она не пыталась даже пошевелиться, но все внутри нее пульсировало.
Потом в камине обрушился уголек, пламя вспыхнуло, ярко осветив комнату, и маркиз поднял голову.
Секунду, показавшуюся вечностью, Идона смотрела на него огромными от изумления глазами, прежде чем заставила себя сказать:
— Пожалуйста… я… не Роузбел.
— Вижу, — ответил маркиз. — В таком случае что вы делаете в ее постели?
Он поднялся, убрал руки с ее плеч. Идона видела его лицо в отблеске огня и думала, что, наверное, он безумно сердится.
— Я… прошу прощения… Пожалуйста… простите меня.
Потом ей показалось, что его губы скривились в ухмылке, и вдруг она поняла, что он не удивился, найдя ее в этой комнате, а просто притворился, что удивлен.
— Вы… знали! — обвиняюще сказала она. — Вы знали… что это я, и… поцеловали меня.
Маркиз помолчал, а потом ответил:
— Ну, скажем, я подозревал.
— Тогда вы не имели… права… так поступать! Маркиз перебил ее:
— Если вы взяли на себя смелость сыграть роль моей невесты, значит, должны принимать и последствия своего поступка.
Идона ощущала внутреннюю дрожь и вместе с тем огромную радость, которую нельзя было выразить словами.
Она только боялась, что маркиз глубоко презирает ее за этот поступок, и готова была разрыдаться.
Идона приподнялась на подушке и проговорила:
— Да, я знаю, мне не следовало этого делать, но вы должны были меня разбудить.
— Полагаю, я так и сделал. И очень эффективно.
Она поняла — маркиз снова смеется. В наступившей тишине Идона спрятала руки под одеяло, нервно сцепила пальцы и спросила:
— Вы очень злитесь на Роузбел?
— С ней я разберусь завтра, — ответил маркиз. Он проговорил это весьма мрачно.
— О, пожалуйста, — взмолилась Идона, — не сердитесь на нее очень, она доверилась мне, сказала, что ей надо уйти, а я ее подвела! Это я виновата.
Казалось, маркиз не слышит.
— Вы когда-нибудь раньше целовались?
— Нет! Конечно, нет!
— А почему так горячо вы говорите «нет»? — насмешливо спросил маркиз. — Большинство молоденьких женщин любит целоваться.
Идона вспомнила, как вчера вечером граф Баклифф пытался поцеловать ее, и вздрогнула.
— Да забудьте вы про это! — резко бросил он.
— Я бы хотела, но я его боюсь.
— Об этом поговорим завтра. Но сейчас надо вернуться в свою спальню и выспаться, чтобы никто больше не мешал.
— Но, Роузб… — начала Идона, но поняла, что говорить что-либо бесполезно: ее отсутствие все равно обнаружено, и она ничего не может изменить.
Идона посмотрела на маркиза и сказала:
— Я вернусь, но, пожалуйста, или выйдите, или отвернитесь.
Ей показалось, маркиз удивился, и она объяснила:
— Я пришла сюда в ночной рубашке.
Она сперва подумала, что он рассмеется, но он сидел и смотрел на нее. Потом сказал:
— Вы так юны для этой сложной жизни, полной интриг. И все они в итоге кончаются ложью, уловками, от которых кто-то обязательно страдает.
Несомненно, он имеет в виду, что она не подходит для этой жизни. Идона умоляюще посмотрела на него и сказала:
— Я же вам говорила, мне лучше остаться в деревне, чтобы не наделать ошибок. Все это ужасно…
Неожиданно маркиз улыбнулся.
— А я-то думал, что у тебя большой успех!.. — удивленно протянул он. — И даже, может, слишком большой.
Конечно, снова намек на графа Баклиффа, а она-то надеялась уговорить маркиза спасти ее от притязаний графа.
Маркиз поднялся и подошел к окну, отдернул штору и посмотрел поверх деревьев, покрытых листвой, серебряной от лунного света.
Идона быстро выбралась из постели, пересекла комнату и открыла дверь.
— Спокойной ночи, милорд, — сказала она. — Мне жаль, очень жаль, что я сделала нечто, с вашей точки зрения, недопустимое.
И, не дожидаясь ответа, поспешила в свою спальню.
Огонь в камине почти погас, когда Идона нырнула в постель, накрылась одеялом и снова ощутила невероятный восторг при воспоминании о поцелуе маркиза.
«Так вот значит что такое поцелуй! А почему никто раньше не говорил мне, как это прекрасно? Так замечательно!»
Она подумала, что ведь и родители наверняка испытывали то же самое, целуясь. Они же любили друг друга.
И вдруг Идона нашла ответ на свой вопрос. Такой восторг переживаешь лишь тогда, когда целует человек, которого ты любишь.
Она все еще не решалась признаться себе, но потом, как будто прочитала это на стене ее спальни, поняла — она любит маркиза.
Конечно, это любовь, ведь она парила в небесах, в ее сердце звучала музыка, а мир казался удивительно прекрасным.
Да, это любовь. Иначе разве могла бы она испытать такое облегчение, увидев его в беседке?
Да, это любовь. Иначе разве могла она уткнуться ему в плечо, хотя он ни о чем и не догадывается? И разве не любовь заставила ее спасти маркиза от разбойников? Не рука ли любви навела ее пистолет на того, кто готовился убить его там, на дороге?
«Откуда же это? Как я угадала, что полюблю столь значительного и прекрасного человека, как он?» — спрашивала себя Идона.
И вдруг молнией мелькнула мысль: маркиз обручен с Роузбел. Он скоро женится!
И вдруг все вокруг померкло, тоска стиснула сердце.
Идона села в постели.
«Как могу я теперь здесь оставаться? И видеть их вместе?»
И что еще хуже, маркиза будет настаивать, чтобы она приняла предложение графа Баклиффа, а он непременно сделает ей это предложение.
И чего ради ее опекуну отказывать столь подходящему претенденту на ее руку, коль его самого она не интересует?
Мысль о том, что она ему безразлична, что он поцеловал ее лишь в наказание за обман, вызвала у нее в душе настоящую бурю. Идона почувствовала, как на глазах выступили слезы, и подумала, что так же, должно быть, сочится кровь из ее раненого сердца.
— Я люблю его! Я люблю его! — сказала она громко. И поняла, как безнадежна ее любовь, она навсегда останется неразделенной.
— Я не вынесу этого! — произнесла она.
И тут же поняла, что ей делать. Идона встала с постели и принялась одеваться.
Так как она понятия не имела о том, что стало с одеждой, в которой она приехала в Лондон, то облачилась в прекрасный новый костюм для верховой езды, который маркиза купила ей для прогулок в Роттен-Роу.
Она даже не подошла к зеркалу, чтобы взглянуть, как сидит на ней костюм, надетый в первый раз;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26