Алинда мысленно вернулась к событиям прошедшей ночи. Она уже не верила, что позволила себе невиданную вольность в высказываниях. Что мог подумать о ней граф, если она затеяла разговор о любви с незнакомым мужчиной, а также обсуждала с ним интимную жизнь его матери?
Когда они сидели рядом на скамье, любуясь озером в лунном свете, Алинде все это казалось вполне естественным.
Но теперь она страшилась встречи с ним опять лицом к лицу.
Стараясь сосредоточиться на работе, она делала стежок за стежком, восстанавливая поврежденную вышивку в комнате Гортензии Мазарини. Алинда была так погружена в свои мысли, что вздрогнула, когда услышала, как миссис Кингстон произнесла чуть ли у нее не над ухом:
- Я уверена, что вам это будет интересно, мадемуазель. Взгляните на комнату герцогини де Мазарини. Она здесь жила, когда приезжала сюда более двухсот лет назад вместе с королем Карлом Вторым.
- О! - откликнулся незнакомый голос ничего не означающим восклицанием.
Алинда поднялась с пола и увидела мадемуазель ле Бронк.
Актриса выглядела просто ослепительно. Обликом своим она напоминала роскошный искусственный цветок. У нее было пикантное, озорное личико с большим чувственным ртом, на который Алинда прежде всего обратила внимание, потому что губы гостьи были вызывающе ярко накрашены.
Ее ресницы изнемогали от туши, а разрез глаз был продлен темной краской настолько, что они придавали ее лицу нечто восточное. Волосы ее были беспощадно высветлены и контрастировали с угольно-черными бровями.
И все же она, несомненно, производила должный эффект, особенно при первой встрече. Исходящее от нее очарование с налетом драматизма не могло оставить никого равнодушным.
Одета Иветта ле Бронк была с истинно французским шиком - в узкое платье в черно-белую полоску с алым отложным воротником, который гармонировал по цвету с накрашенными губами, красными туфельками и красным пояском, стягивающим тончайшую талию.
На голову она водрузила забавную шляпку, украшенную красными перьями, какую ни одна английская женщина не осмелилась бы носить в сочетании с такими волосами. Однако в целом весь ансамбль был пронизан своеобразным легкомысленным очарованием и, несомненно, привлекал к себе внимание.
Словом, она одевалась как француженка, потому что была француженкой до кончиков ногтей.
Глазки мадемуазель засияли, когда она окинула взглядом комнату, губы растянулись в ослепительной улыбке. «Милорд, - подумала Алинда, - явно обеспечил себе веселое времяпрепровождение в дороге, прихватив с собой такую спутницу».
- Это кровать герцогини, - возвестила миссис Кингстон тоном гида, вынужденного водить по музею свору бестолковых мальчишек. - Занавеси были подарены ее светлостью тогдашнему графу и графине в знак признательности за оказанное ей гостеприимство.
Домоправительница взглянула на Алинду и произнесла тем же монотонным голосом:
- А это мисс Сэлвин. Она реставрирует некоторые вышивки и гобелены, которые обветшали с годами.
- Бонжур, мадемуазель, - сказала Алинда.
- Вы говорите по-французски?
- Да, мадемуазель, но мне нечасто предоставляется возможность общаться с француженкой.
- Ну что ж! Я не прочь поболтать с вами. Могу я посмотреть на вашу работу? - спросила мадемуазель.
Она подошла поближе, и Алинда показала ей, над чем она трудилась.
- Вы прекрасная мастерица! - воскликнула актриса. - Я несколько лет воспитывалась в монастыре, где монахини упорно учили нас шитью и вышиванию, но мне до вас далеко. У вас замечательные руки и изысканный вкус.
- Мерси, мадемуазель, - поблагодарила Алинда. Она задала вопрос, чтобы поддержать разговор;
- Вам понравилось в Англии? Это ваш первый визит в нашу страну?
- Первый, - ответила мадемуазель ле Бронк. - Ваша природа очень мила, но она не для меня! Я люблю Париж - театры, танцевальные залы, шум Монмартра. Здесь слишком спокойно.
Она произнесла это с таким выражением, что Алинда невольно улыбнулась.
- Вы привыкнете к этой тишине, - сказала она.
- Никогда! Нет! - Мадемуазель даже всплеснула руками. - Я не смогу здесь жить и не хочу. И кроме того, у меня есть работа.
- Я слыхала, что вы актриса, - кивнула Алинда.
- Танцовщица, мадемуазель. Я выступаю в «Мулен Руж».
Иветта внимательно оглядела Алинду и улыбнулась.
- Вы, должно быть, об этом заведении и не слышали. Оно не для скромных девочек вроде вас. Но там очень забавно, а для джентльменов - так, кажется, называются английские мужчины - это любимое место развлечений.
- А его милости там тоже нравится? - осведомилась Алинда.
- Он умеет развлекаться временами, но только когда не вспоминает об этом доме. О, Кэлвидон! Кэлвидон! Кэлвидон!
Она очень забавно передразнила молодого графа.
- Кэлвидон постоянно у него в мыслях, в снах и на языке. - Иветта ле Броню вздохнула. - Он так любит Кэлвидон. Я этого не могу понять, потому что Кэлвидон не женщина, чтобы сохнуть по нему от любви. Любить надо женщин, они нежны, ласковы, они возбуждают. «Почему ты только и думаешь о своем доме?»- спрашиваю я его.
Алинда опять не выдержала и засмеялась.
- В ваших устах, мадемуазель, это звучит действительно смешно.
- Но женщине вечно выслушивать это совсем не смешно. Милорд очень красив, обходителен и может быть просто очаровательным, когда этого захочет. Но когда он заводит речь о Кэлвидоне, он становится уж чересчур англичанином и наводит на меня жуткую тоску.
Алые губки мадемуазель растянулись в широкой улыбке, а «восточные» глаза превратились в узкие щелочки.
Миссис Кингстон, ни слова не понимающая по-французски, беспомощно переводила взгляд с одной девушки на другую и, наконец, почувствовав себя обделенной вниманием и обиженной, резко вмешалась в разговор:
- Теперь, мамзель, позвольте показать вам другие парадные покои. Они все расположены на этом этаже.
- Я достаточно уже насмотрелась, - сморщила носик мадемуазель ле Бронк. - Они слишком просторны и чересчур пусты. Им следовало бы быть заполненными веселыми людьми - поющими, танцующими, выпивающими!
Она огляделась и, словно желая задеть патриотические чувства представительниц другой нации, заявила;
- Во Франции во время революции поступили очень разумно. Вышвырнули из дворцов всю мебель и сожгли!
- Сожгли?! - Миссис Кингстон не верила своим ушам. - Должно быть, вы сошли с ума! Здесь вещи стоят тысячи и тысячи фунтов стерлингов. Но гораздо важнее денег, мамзель, то, что они воплощают нашу историю. Каждый предмет дышит ею!
- Чьей историей? - спросила мадемуазель ле Бронк, небрежно взмахнув рукой. - Меня интересует только моя жизнь, а не истории, приключившиеся с какими-то посторонними людьми.
Она обратилась к Алинде:
- И вам советую, мадемуазель Сэлвин, последовать моему примеру. Вы сможете всласть вышивать в старости, а пока молоды - живите полной жизнью. Если вы когда-нибудь приедете в Париж, я научу вас, как жить в свое удовольствие.
- Спасибо, мадемуазель, но вряд ли это получится, - ответила Алинда.
- Вы не желаете осмотреть другие помещения? - еще раз спросила миссис Кингстон, вложив в этот вопрос все свое презрение к гостье.
- Нет, мерси! Я спущусь вниз узнать, не закончил ли монсеньор выгуливать свою кобылу. Мне хочется поболтать с ним за бокалом вина.
Она устремилась прочь из комнаты, а миссис Кингстон, обратив на Алинду взгляд, горестно пожала плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34