Михеев, парень с широким круглым лицом, сонным, помятым, вытащил из машины плотное, как бы замлевшее от долгого сидения тело; разминаясь, поколотил кулаками себя под мышками, выдохнул:
— Ха! Дерет, шут его возьми! Вздремнул малость, Костя… Пассажиров, чертей, мороз разогнал, без копейки приеду, ситуация, мать честная! Это ты мне — сигарету?
У Михеева чуть-чуть косили к носу круглые, будто немигающие глаза, и именно это придавало его широкоскулому и губастому лицу нечто птичье, — всегда настороженное.
— Прошу, Илюша, — сказал Константин, щелчком выбивая сигарету из пачки. — Вот огоньку, же ву при, мой дорогой, спичек нет.
От этих щелчков вылетели из пачки две сигареты, одну успел подхватить Михеев, другая упала под ноги. Михеев, досадливо кряхтя, поднял ее, обтер о рукав.
— Брось, — сказал Константин. — Снег, Илюша не убивает бактерии.
— Так прокидаешься — без штанов ходить будешь. Можно взять, что ль? — Михеев аккуратно заложил вторую сигарету за ухо и зажег спичку, прикрыв ее ладонями, прикурил, после этого дал прикурить Константину. — Миллионщик ты, Костька, честное слово, и откуда рубли у тебя? — заискивающе сказал он. — Дорогие куришь… А я — гвоздики, на жратву еле…
— Ох ты, прелесть чертова! — засмеялся Константин. — Ты же больше меня зарабатываешь, Илюша. В сундучок кладешь? Под матрац? Ну, для чего тебе деньги? Женщин, Илюша, ты боишься, в рестораны не ходишь. Ну, когда женишься?
— Без порток, а о женитьбе думать? — сказал Михеев. — Жене деньги нужны. Вот тогда…
— Значит, с деньгами женишься, Илюша?
Михеев сделал вид, что не расслышал вопроса.
— Тут рассказывали, — заговорил он, — во втором парке шофера убили! Шпана. Гитарной струной удавили. Сзади накинули та… Триста рублей у него и было-то, видать. — Михеев сплюнул, бережно подул на кончик сигареты, поправил ее пальцем, чтоб не сильно горела. — Удавили-то возле Тимирязевки, а выбросили в Останкине. Машину нашли в Перловке. Вот сволочи… Давил бы я их своими руками. Вешал бы прямо. Неповадно было бы. Что с нашим братом делают!
— Нашли? — спросил Константин.
— Чего? Кого нашли-то? — презрительно фыркнул толстыми губами Михеев. — Найдут, хрен в сумку. Бывает, невинного скорее найдут. Они только штрафовать умеют. А чтоб преступника… — Он крепко выругался и снова сплюнул. — А третьего дня одного… из третьего парка — молотком. Череп пробили. А у него — ни копья. Только из парка выехал… Что с нашим братом делают!
Вся огромная площадь была в слабом свечении зимней ночи — не переставая, сыпалась изморозь, роилась вокруг белого света фонарей. За бульварчиком проступали тяжелые и угрюмые, белеющие клочками снега меж колонн очертания Большого театра со вздыбленной в черноту неба квадригой. И было темным, казалось пустым здание гостиницы «Метрополь». Только одно окно покойно светилось над площадью в высоте этажей. Все стыло в тишине, мороз шевелился, трещал на бульваре, в карнизах кинотеатра. Давно погасшая огромная реклама — бородатое лицо Робинзона Крузо на ней — была, чудилось, посыпана кристаллами.
Константин, присев на крыло михеевской «Победы», оглядел площадь, ее мрачную пустоту, спросил:
— Ну, Плюша? Еще какие новости?
Михеев смотрел на гостиницу «Метрополь», на единственное горевшее окно, глубокие складки тоскливо собрались возле рта.
— Какой-то иностранец коньяки-виски пьет или с бабой… занимается… — проговорил он. — Вот у кого денег-то! Мне на всяких иностранцев не везет. Ни одного не возил. Я б его пощекотал на счетчик…
Константин задумчиво покусывал усики.
— Ну ладно, Илюша, кончай ночевать. Пошли искать пассажиров. Первые — твои, вторые — мои.
— С удовольствием! У тебя ведь счастливая рука! — оживился Михеев, затаптывая в снег докуренную до ногтей сигарету. — Ежели б ты… я б с тобой всегда на пару работал. Везет тебе! К ресторану пойдем?
— Да.
«Уехал ли тот паренек с чемоданчиком? — подумал Константин, идя с Михеевым мимо „Гастронома“, мимо огромных стекол магазина „Парфюмерия“ к ресторану „Москва“. Снег по-живому визжал под ботинками, звук этот разносился на всю улицу. Может, стоило все же отвезти его в Рязань?»
— Детей травят, — сказал Михеев.
— Что?
— В родильных домах. Родился мальчик — и вдруг раз! — умирает. В чем дело? Оказывается, врачи. Поймали трех. В Перове… Слышал? А то в аптеках еще — лекарство продают. А в них — рак. Раком заражают. Через год — умирают… Одну аптеку закрыли. В Марьиной роще. Арестовали шмуля. Старикашка, горбатый… Американцы подкупили…
— Что за чепуху ты прешь! — Константин насмешливо взглянул на Михеева. — Ну, что треплешь, сундук?
— Я при чем? — обиделся Михеев. — Послушай, что люди говорят… Не веришь? Какая же тебе чепуха, ежели…
— Ну что «ежели»?
Михеев не успел ответить. Они завернули за угол метро. Перед гостиницей морозный туманец рассеивался клубящимся оранжевым светом ярко и широко освещенных окон, — и внезапно слева с каменных ступенек от дверей ресторана, прорезая тишину, послышался тонкий вскрик:
— Пу-усти-ите!.. — И опять: — Пустите-е! Ой, боольно!.. Бо-ольно!..
Михеев, округлив глаза, дернул за рукав Константина.
— Подожди!.. Кричат, что ль?
И, озираясь на ступени, Константин неясно увидел вверху, меж колонн, несколько угловато метнувшихся фигур, непонятно сбившихся в кучу; и сейчас же человеческая фигура вырвалась оттуда, нелепо согнувшись, бросилась вниз по ступеням — человек оскользнулся, упал, покатился по ледяным ступеням, вскрикивая:
— Дима, беги!.. Что же это?.. Дима!.. Не трогайте!
— Что за черт! — сказал Константин. — Драка, кажется?
Оттуда, от колонн, трое бросились вниз, следом за человеком, прыгая через ступени, зазвеневший голос донесся сверху:
— Сто-ой, мерзавец!
— Морды бьют. Надрались, — хихикнул Михеев. — И откуда деньги?
Человек в черном пальто вскочил, затравленно оглядываясь, позвал шепотом:
— Дима… Дима! Беги! — И закрутился на месте, словно ища шапку.
Он кинулся по тротуару в ту сторону, где стояли Константин и Михеев, не заметив их, и Константин увидел испуганное белое лицо, черную ссадину на лбу, короткие, слипшиеся волосы. На миг человек этот остановился, хватая ртом воздух, вильнул в сторону, побежал по мостовой к улице Горького.
— Держи-и, держи-и его!..
Трое сбегали по ступеням, поворачивали в сторону мечущегося по мостовой человека, и Константина как будто сорвало с места («блатного хмыря ловят!») — в несколько прыжков он настиг этого петляющего по мостовой, выкинул ногу, встретив жесткий толчок по голени, и человек с размаху упал грудью вниз, вытянув руки. И в ту же секунду, когда он упал, Константин услышал топот ног, громкие злые голоса за спиной.
— Молодец!.. Ловко!.. Молодец! — прохрипел, подбегая, невысокий, квадратный в плечах человек (плечи подымались, ходили вверх-вниз), плоское и сильное курносое лицо блестело потом.
С бегу он тыкнул в грудь Константина растопыренными пальцами, слегка оттолкнул, проговорил хрипло:
— Спасибо, помог!
И, наклонясь над лежащим лицом вниз человеком, ударил его ногой в бок.
— Ты с кем, мокрица?.. А т-тя… произведу в дерьмо!.. На! На! На…
Низенький этот с озверелым лицом бил ногами по безжизненно распластанному телу, при каждом ударе выдыхая воздух, будто дрова рубил, учащенно, поршнями двигались его локти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104