припай, как и в Молодёжной, унесло в море за несколько дней до нашего прихода. И Владимир Александрович Самушкин, начальник Новолазаревской, был откровенно счастлив: разгружаться можно прямо на барьер! Это большая удача, далеко не в каждую экспедицию здешняя природа бывает так добра к полярникам.
Я смотрел на свободное ото льда море, мысленно застилал его покрывалом припая и вспоминал рассказы Гербовича, Семочкина, Титовского, Самушкина и других ветеранов новолазаревцев; видел наяву, как проваливаются в трещины тракторы и тягачи, которые покоятся где-то совсем рядом на дне морском, переживал дни и ночи тяжелейшей разгрузки на этом припае, когда никто из её участников не знал, что готовит ему грядущая минута.
Тяжёл и коварен лёд у бывшей станции Лазарев! Но не менее тяжела и коварна дорога от моря к Новолазаревской. Девяносто километров этой дороги — суровое испытание воли и мужества для идущих санно-гусеничным путём.
Неделю назад, когда мы были ещё на Молодёжной, Иван Петрович Бубель рассказывал:
— В Седьмую экспедицию, закончив зимовку на Новолазаревской, мы вышли встречать «Обь». Наш поезд состоял из двух тягачей и вездехода, на котором шёл начальник станции Рогачев. Только сделали первые километры — началась пурга, видимость исчезла, мы сбились с курса, проскочили поворотную точку и попали в зону трещин. Мы поняли это, когда второй тягач завис одной гусеницей над трещиной и повалился на бок. Вытащили его на буксире, переждали пургу, оглянулись и ахнули: вокруг колоссальные разломы, шириной до трех-четырех метров! Теперь, чтобы выйти на трассу, нужно снова их форсировать, другого выхода нет. Так и сделали: проскакивали трещины на полном ходу, как бы прыгали через них — полмашины проходило, зад проваливался, потом сани проваливались. Но ничего, обошлось. Дальнейший путь к припаю был спокойным, мы думали, что самое страшное позади, но только опустились на припай, снова замело, а «Обь» у кромки льда, в двадцати километрах. Видимость — ноль, и «Обь» с помощью радио потянула нас к себе по локатору:
— Двести метров — прямо, поворот налево, ещё сто метров, сделать поворот…
Двадцать километров преодолевали восемь часов, но вышли прямо к борту. А вездеход с Рогачевым заблудился, у него не было рации. Мы же обвязались верёвкой, ходили вокруг по припаю, но вслепую, локатор нам помочь не мог: как потом выяснилось, между «Обью» и вездеходом лежал огромный айсберг. А когда через сутки метель стихла, оказалось, что весь припай взломан и наш тягач утонул — мы сразу не могли его поднять на борт, уж очень мело. Вездеход же нашла поисковая партия и доставила его экипаж на «Обь»…
Вскоре после швартовки были выгружены на барьер «Аннушки», за несколько часов их привели в «христианский вид», разогрели моторы, и начались полёты на Новолазаревскую. На «Аннушках» перевозили малогабаритные грузы и продукты, топливо и различное оборудование будет переправлено на санно-гусеничном поезде. Если не произойдёт чрезвычайных происшествий, этот поход займёт трое суток — немного по сравнению с походом на Восток, но, как говорят водители, «нервы пощекочет — будьте покойны!»
Но вот пришла моя очередь лететь на станцию. Не отрываясь, я смотрел на петляющую под нами гусеничную колею. Ну и дорога! Под нами расстилался ледник, испещрённый бездонными трещинами, размывами, образованными талыми водами. Я смотрел вниз и диву давался — как это ухитряются механики-водители выходить из коварного лабиринта. Здесь и в ясную погоду черт ногу сломит, не то что в пургу.
— Как по минному полю ходят, — словно услышав мои мысли, с уважением сказал Афонин, летевший этим же рейсом.
Кстати говоря, первым из советских людей на оазисе Ширмахера, где расположена Новолазаревская, побывал именно Афонин. Это произошло в феврале 1959 года, когда Владимир Васильевич на вертолёте перевозил грузы с «Оби» на станцию Лазарев. «Улучил свободную минутку и полетел со своим экипажем на Ширмахер!»
— А с какой целью? — поинтересовался я.
— А ради любопытства! — засмеялся Афонин. И показал на горный склон, у которого тогда приземлился. — Только в то время здесь было пустынно и безлюдно. Поглядели мы на эту красоту и полетели обратно…
Как к себе домой, летел вместе с нами на Новолазаревскую Дима Колобов: он несколько месяцев прожил здесь в сезон Четырнадцатой экспедиции. Димдимыч немало побродил по оазису Ширмахера и влюблённо рассказывал об «этом самом интересном для геоморфолога районе Антарктиды: таких оазисов на континенте раз, два и обчёлся». Димдимыч же, десять лет назад закончивший географический факультет Ленинградского университета, по профессии геоморфолог, то есть специалист в области науки о рельефе. Впрочем, будучи человеком широких взглядов, он и к другим наукам относится с уважением, но снисходительно, признавая их полезность постольку, поскольку они в той или иной степени обслуживают геоморфологию, геологию…
Ширмахер и в самом деле уникальное местечко. Расположенный очень низко над уровнем моря и сбросивший с себя лёд горный массив впитывает солнечное тепло, как губка; окрестные ледники при таянии не затапливают оазис, а лишь пополняют в озёрах запасы пресной воды. Здесь единственный в своём роде мягкий микроклимат. Если бы не дорога к морю, одна из самых опасных в Антарктиде, Ширмахер вообще был бы райским местом.
О своей прошлогодней работе на Ширмахере Димдимыч рассказывал с особым увлечением.
— Меня пригласил в Четырнадцатую экспедицию Дмитрий Семёнович Соловьёв — известный полярный геолог, который уже семь раз был в Антарктиде. Энтузиаст редчайший, такого я ещё не встречал, просто бредил Антарктидой! Задача нашего отряда, — определение толщины антарктической земной коры. Нам, в частности, хотелось найти аргументы в пользу гипотезы о том, что Антарктида — материк, а не скрывшийся подо льдами архипелаг островов. Вспомните, капитан Немо пробирался к Южному полюсу на «Наутилусе», и есть учёные, которые полагают, что это гениальная догадка Жюля Верна. В наш отряд входила группа Альберта Когана, специалиста по сейсмическому зондированию. Делается это зондирование так: взрывается до тонны взрывчатки, возникают упругие колебания, и приборы определяют толщину земной коры.
Ходили мы в походы на «Харьковчанке», а когда пробиться через зоны трещин было невозможно, летали на «Аннушке». В одном из походов справляли Новый год с ёлкой, которую радиоинженер Валентин Мошкович спаял из медной проволоки. Я вспомнил о Мошковиче ещё и потому, что с ним произошла забавная история. Он прибыл к нам на самолёте ремонтировать рацию. Сел в «Харьковчанку», та двинулась и неожиданно завалилась на правый борт. «Ну и трясёт же у вас, — удивился Мошкович. — Столько эту „Харьковчанку“ хвалили, а на ней, оказывается, ездить хуже, чем на простом тракторе!» — «Вот и слезай, приехали», — предложил механик-водитель Бабуцкий. Все выскочили: «Харьковчанка» повисла над трещиной! Долго потом ребята подшучивали над Валентином, которого «трясёт в „Харьковчанке“!
Всего мы произвели на Ширмахере около пятидесяти взрывов, в том числе один, о котором хочу рассказать особо.
В ста километрах от Новолазаревской в замкнутой котловине расположено самое, кажется, южное озеро в мире — Унтерзее, одна из главных достопримечательностей оазиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Я смотрел на свободное ото льда море, мысленно застилал его покрывалом припая и вспоминал рассказы Гербовича, Семочкина, Титовского, Самушкина и других ветеранов новолазаревцев; видел наяву, как проваливаются в трещины тракторы и тягачи, которые покоятся где-то совсем рядом на дне морском, переживал дни и ночи тяжелейшей разгрузки на этом припае, когда никто из её участников не знал, что готовит ему грядущая минута.
Тяжёл и коварен лёд у бывшей станции Лазарев! Но не менее тяжела и коварна дорога от моря к Новолазаревской. Девяносто километров этой дороги — суровое испытание воли и мужества для идущих санно-гусеничным путём.
Неделю назад, когда мы были ещё на Молодёжной, Иван Петрович Бубель рассказывал:
— В Седьмую экспедицию, закончив зимовку на Новолазаревской, мы вышли встречать «Обь». Наш поезд состоял из двух тягачей и вездехода, на котором шёл начальник станции Рогачев. Только сделали первые километры — началась пурга, видимость исчезла, мы сбились с курса, проскочили поворотную точку и попали в зону трещин. Мы поняли это, когда второй тягач завис одной гусеницей над трещиной и повалился на бок. Вытащили его на буксире, переждали пургу, оглянулись и ахнули: вокруг колоссальные разломы, шириной до трех-четырех метров! Теперь, чтобы выйти на трассу, нужно снова их форсировать, другого выхода нет. Так и сделали: проскакивали трещины на полном ходу, как бы прыгали через них — полмашины проходило, зад проваливался, потом сани проваливались. Но ничего, обошлось. Дальнейший путь к припаю был спокойным, мы думали, что самое страшное позади, но только опустились на припай, снова замело, а «Обь» у кромки льда, в двадцати километрах. Видимость — ноль, и «Обь» с помощью радио потянула нас к себе по локатору:
— Двести метров — прямо, поворот налево, ещё сто метров, сделать поворот…
Двадцать километров преодолевали восемь часов, но вышли прямо к борту. А вездеход с Рогачевым заблудился, у него не было рации. Мы же обвязались верёвкой, ходили вокруг по припаю, но вслепую, локатор нам помочь не мог: как потом выяснилось, между «Обью» и вездеходом лежал огромный айсберг. А когда через сутки метель стихла, оказалось, что весь припай взломан и наш тягач утонул — мы сразу не могли его поднять на борт, уж очень мело. Вездеход же нашла поисковая партия и доставила его экипаж на «Обь»…
Вскоре после швартовки были выгружены на барьер «Аннушки», за несколько часов их привели в «христианский вид», разогрели моторы, и начались полёты на Новолазаревскую. На «Аннушках» перевозили малогабаритные грузы и продукты, топливо и различное оборудование будет переправлено на санно-гусеничном поезде. Если не произойдёт чрезвычайных происшествий, этот поход займёт трое суток — немного по сравнению с походом на Восток, но, как говорят водители, «нервы пощекочет — будьте покойны!»
Но вот пришла моя очередь лететь на станцию. Не отрываясь, я смотрел на петляющую под нами гусеничную колею. Ну и дорога! Под нами расстилался ледник, испещрённый бездонными трещинами, размывами, образованными талыми водами. Я смотрел вниз и диву давался — как это ухитряются механики-водители выходить из коварного лабиринта. Здесь и в ясную погоду черт ногу сломит, не то что в пургу.
— Как по минному полю ходят, — словно услышав мои мысли, с уважением сказал Афонин, летевший этим же рейсом.
Кстати говоря, первым из советских людей на оазисе Ширмахера, где расположена Новолазаревская, побывал именно Афонин. Это произошло в феврале 1959 года, когда Владимир Васильевич на вертолёте перевозил грузы с «Оби» на станцию Лазарев. «Улучил свободную минутку и полетел со своим экипажем на Ширмахер!»
— А с какой целью? — поинтересовался я.
— А ради любопытства! — засмеялся Афонин. И показал на горный склон, у которого тогда приземлился. — Только в то время здесь было пустынно и безлюдно. Поглядели мы на эту красоту и полетели обратно…
Как к себе домой, летел вместе с нами на Новолазаревскую Дима Колобов: он несколько месяцев прожил здесь в сезон Четырнадцатой экспедиции. Димдимыч немало побродил по оазису Ширмахера и влюблённо рассказывал об «этом самом интересном для геоморфолога районе Антарктиды: таких оазисов на континенте раз, два и обчёлся». Димдимыч же, десять лет назад закончивший географический факультет Ленинградского университета, по профессии геоморфолог, то есть специалист в области науки о рельефе. Впрочем, будучи человеком широких взглядов, он и к другим наукам относится с уважением, но снисходительно, признавая их полезность постольку, поскольку они в той или иной степени обслуживают геоморфологию, геологию…
Ширмахер и в самом деле уникальное местечко. Расположенный очень низко над уровнем моря и сбросивший с себя лёд горный массив впитывает солнечное тепло, как губка; окрестные ледники при таянии не затапливают оазис, а лишь пополняют в озёрах запасы пресной воды. Здесь единственный в своём роде мягкий микроклимат. Если бы не дорога к морю, одна из самых опасных в Антарктиде, Ширмахер вообще был бы райским местом.
О своей прошлогодней работе на Ширмахере Димдимыч рассказывал с особым увлечением.
— Меня пригласил в Четырнадцатую экспедицию Дмитрий Семёнович Соловьёв — известный полярный геолог, который уже семь раз был в Антарктиде. Энтузиаст редчайший, такого я ещё не встречал, просто бредил Антарктидой! Задача нашего отряда, — определение толщины антарктической земной коры. Нам, в частности, хотелось найти аргументы в пользу гипотезы о том, что Антарктида — материк, а не скрывшийся подо льдами архипелаг островов. Вспомните, капитан Немо пробирался к Южному полюсу на «Наутилусе», и есть учёные, которые полагают, что это гениальная догадка Жюля Верна. В наш отряд входила группа Альберта Когана, специалиста по сейсмическому зондированию. Делается это зондирование так: взрывается до тонны взрывчатки, возникают упругие колебания, и приборы определяют толщину земной коры.
Ходили мы в походы на «Харьковчанке», а когда пробиться через зоны трещин было невозможно, летали на «Аннушке». В одном из походов справляли Новый год с ёлкой, которую радиоинженер Валентин Мошкович спаял из медной проволоки. Я вспомнил о Мошковиче ещё и потому, что с ним произошла забавная история. Он прибыл к нам на самолёте ремонтировать рацию. Сел в «Харьковчанку», та двинулась и неожиданно завалилась на правый борт. «Ну и трясёт же у вас, — удивился Мошкович. — Столько эту „Харьковчанку“ хвалили, а на ней, оказывается, ездить хуже, чем на простом тракторе!» — «Вот и слезай, приехали», — предложил механик-водитель Бабуцкий. Все выскочили: «Харьковчанка» повисла над трещиной! Долго потом ребята подшучивали над Валентином, которого «трясёт в „Харьковчанке“!
Всего мы произвели на Ширмахере около пятидесяти взрывов, в том числе один, о котором хочу рассказать особо.
В ста километрах от Новолазаревской в замкнутой котловине расположено самое, кажется, южное озеро в мире — Унтерзее, одна из главных достопримечательностей оазиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101