Это избавляет от траты времени и патронов, а также от множества разочарований. Остается больше времени для поисков более редких животных, которых местные жители или не замечают, или не встречают у себя на фермах. В лесу на вас всегда наваливается целая лавина дел, и каждый новый экземпляр животного требует внимания и времени для обработки, так что лишней минутки не остается. Наконец, еще одно преимущество двухмесячной остановки вблизи столицы: купленных животных можно держать в своем собственном зоопарке и изучать на досуге.
Так мы и поступили, высадившись в Парамарибо. Первые две недели мы лихорадочно готовили клетки из ящиков, упаковочных планок, проволочной сетки и столбиков – из любого подручного материала. Своей примитивной столярной работой мы занимались ночами, до самого утра, и, к чести наших соседей, надо сказать, что эти славные люди ни разу на нас не пожаловались. Не успевали мы сколотить из большого, багажного ящика шесть аккуратных клеток с дверцами, и кормушками, как их тут же заполнял поток непрерывно прибывающих животных, а мы вновь пускались на поиски очередного ящика. Поначалу достаточно просторных клеток у нас не было и приходилось строить загоны; потом стало не хватать маленьких, и мы изобрели что-то вроде витрин; но животные все прибывали. Одно время мы держали на заднем дворе живых зверюшки. Счет за их пропитание намного превышал наш собственный.
После уединенного существования на Тринидаде и случайных вылазок на солнечном Гаити мы попали в бурный поток настоящей длительной экспедиции. Мы едва успевали поворачиваться в лихорадочной спешке, потому что фауна Суринама, пожалуй, самая разнообразная и богатая в мире. «Ролле» безостановочно сновал туда-сюда, перевозя диковинных и диких зверей, фотоаппараты щелкали, звонок заливался, и в доме всегда толклись десятки людей, торгующихся на десятках языков и диалектов. Мы сами не замечали, насколько наша работа трудна и утомительна – ведь каждый день приносил нам новое открытие, нового неизвестного зверька или какое-нибудь бесценное, счастливое событие. Мы никогда не знали, что готовит нам грядущий день, час или даже минута.
В один прекрасный день в дверях нашей лаборатории возник человек. Он крепко держался за один конец туго натянутой веревки, в то время как другой ее конец оставался снаружи, на улице. Стоило человеку дернуть за веревку, как оттуда доносилось громкое, раскатистое «фонк». После недолгих переговоров на двух языках, не имеющих между собой ничего общего, мы убедили человека, что веревку нужно втянуть в дом. Наконец животное, привязанное на другом ее конце, с самым независимым видом вошло в дом, не переставая громко «фонкать».
Оно было высотой три фута в холке, черного с белым окраса, и на первый взгляд нам показалось, что оно пятится задом. Потом мы разобрались – тонкое, черное, заостренное на конце образование оказалось его головой, а необъятное, свисающее вниз и покрытое Длинной, пышной шерстью – роскошным хвостом. Ноги могли одинаково двигаться в любую сторону – они были толстые, пушистые, совершенно прямые и как бы лишенные суставов. Перед нами был гигантский муравьед (Myrmecophaga jubata), которого можно увидеть в большинстве зоопарков, но, когда такой зверь появляется на поводке незадолго до ленча и прямо с черного хода, всех берет оторопь.
Эта зверюга привязалась к нам с первого взгляда – хоть я не могу сказать, были ли это кровожадное пристрастие, рабская преданность или платоническая любовь. В лаборатории имелось несколько больших окон и всего одна дверь, и, когда муравьед проник в нее через дверь, мы, не мешкая, покинули ее через окна. Он двинулся в обход лаборатории, ощупывая все закоулки помещения двухфутовым липким розовым языком, похожим на червя-великана, пока не наткнулся на тюк пакли, которая служила для набивки тушек мелких зверьков. Он отвесил тюку несколько затрещин, потом вспорол его одним ударом своих громадных загнутых когтей. Мы прервали начавшуюся торговлю и приказали человеку убрать своего питомца.
Оказалось, что это не так-то просто – стоило ослабить веревку, как муравьед бросался воевать с тюком; пришлось нам смириться и возобновить переговоры о цене. В нашу пользу было одно обстоятельство: если мы не согласимся на его цену, продавцу придется забирать отсюда свою зверюгу. Сделать это в одиночку он явно не мог; мы же имели полное право объявить запрет посторонним лицам вторгаться в наши владения, а самим со всем персоналом безотлагательно изыскать другую работу. Поэтому продавец поневоле согласился на предложенную нами цену – к слову сказать, вполне приемлемую.
Когда он ушел, Андре, наш препаратор, тактично напомнил, что перед нами по-прежнему стояла задача – вывести животное из лаборатории и поместить в клетку. Попытки спугнуть или соблазнить зверя кусками муравьиного гнезда действия не возымели; пришлось нам снова взяться за веревку. Надо отметить, что вся наша прислуга состояла из женщин, и, хотя сил у них хватало, они были далеки от того, чтобы понимать братьев наших меньших. Они даже ухватились за кончик веревки и потянули изо всех сил, но, как только муравьед оказался на виду, женщины струсили, обратились в бегство и попрятались в доме. Мы с Фредом и Андре оказались по колено в огородной зелени, лицом к лицу с муравьедом.
Те, кто видел этих больших, неуклюжих и холеных зверей в зоопарках, где они печально поглядывают на мир маленькими, круглыми карими глазками, даже вообразить себе не могут, какая сила таится в похожих на обрубки лапах, какие коварные замыслы возникают в похожей на сосульку головке! Никто и не подозревает о жутких свойствах нелепо загнутых передних когтей, способных, как кинжалы, вспороть любую ткань, или о той непредсказуемой скорости, с которой зверь делает пируэты, мчится сквозь густую траву или, поднявшись на дыбы, разит передними лапами. Со всем этим мы познакомились на практике, когда выпустили из рук веревку и попытались изловить муравьеда. Нам еще повезло – мы обошлись без распоротых рук или ног. Когда веревка запуталась вокруг нескольких банановых деревьев, мы решили, что зверь в какой-то степени привязан, и подошли слишком близко. Он рванулся, банановое дерево просто-напросто выскочило из земли вместе с дурацким круглым корнем, и Андре при этом оказался в пределах досягаемости. К счастью, Андре не растерялся, а наш огород был обнесен надежным забором из гофрированного железа.
Однако человек – существо бесконечно изобретательное, и нам, в конце концов, удалось перехитрить первобытное создание. Мы заманили и загнали зверя, куда было нужно, а потом соорудили вокруг него большой вольер из проволочной сетки на столбах. За считанные дни наш счет за молоко так подскочил, что мне было передано предупреждение комиссариата, запрещающее получать с кухни какие бы то ни было продукты не для нашего личного употребления.
Много хлопот доставил нам и красавец оцелот (Leopardus pardalis), которого принесли в совершенно неподходящем ящике, предназначенном для перевозки абажуров, судя по трафаретным набивкам на таре. Это был кот в полном расцвете сил, покрытый черными пятнами и крапом по оливково-охряному фону, поменьше леопарда, но все же в несколько раз крупнее домашней кошки – достаточно, чтобы заслуживать серьезного отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Так мы и поступили, высадившись в Парамарибо. Первые две недели мы лихорадочно готовили клетки из ящиков, упаковочных планок, проволочной сетки и столбиков – из любого подручного материала. Своей примитивной столярной работой мы занимались ночами, до самого утра, и, к чести наших соседей, надо сказать, что эти славные люди ни разу на нас не пожаловались. Не успевали мы сколотить из большого, багажного ящика шесть аккуратных клеток с дверцами, и кормушками, как их тут же заполнял поток непрерывно прибывающих животных, а мы вновь пускались на поиски очередного ящика. Поначалу достаточно просторных клеток у нас не было и приходилось строить загоны; потом стало не хватать маленьких, и мы изобрели что-то вроде витрин; но животные все прибывали. Одно время мы держали на заднем дворе живых зверюшки. Счет за их пропитание намного превышал наш собственный.
После уединенного существования на Тринидаде и случайных вылазок на солнечном Гаити мы попали в бурный поток настоящей длительной экспедиции. Мы едва успевали поворачиваться в лихорадочной спешке, потому что фауна Суринама, пожалуй, самая разнообразная и богатая в мире. «Ролле» безостановочно сновал туда-сюда, перевозя диковинных и диких зверей, фотоаппараты щелкали, звонок заливался, и в доме всегда толклись десятки людей, торгующихся на десятках языков и диалектов. Мы сами не замечали, насколько наша работа трудна и утомительна – ведь каждый день приносил нам новое открытие, нового неизвестного зверька или какое-нибудь бесценное, счастливое событие. Мы никогда не знали, что готовит нам грядущий день, час или даже минута.
В один прекрасный день в дверях нашей лаборатории возник человек. Он крепко держался за один конец туго натянутой веревки, в то время как другой ее конец оставался снаружи, на улице. Стоило человеку дернуть за веревку, как оттуда доносилось громкое, раскатистое «фонк». После недолгих переговоров на двух языках, не имеющих между собой ничего общего, мы убедили человека, что веревку нужно втянуть в дом. Наконец животное, привязанное на другом ее конце, с самым независимым видом вошло в дом, не переставая громко «фонкать».
Оно было высотой три фута в холке, черного с белым окраса, и на первый взгляд нам показалось, что оно пятится задом. Потом мы разобрались – тонкое, черное, заостренное на конце образование оказалось его головой, а необъятное, свисающее вниз и покрытое Длинной, пышной шерстью – роскошным хвостом. Ноги могли одинаково двигаться в любую сторону – они были толстые, пушистые, совершенно прямые и как бы лишенные суставов. Перед нами был гигантский муравьед (Myrmecophaga jubata), которого можно увидеть в большинстве зоопарков, но, когда такой зверь появляется на поводке незадолго до ленча и прямо с черного хода, всех берет оторопь.
Эта зверюга привязалась к нам с первого взгляда – хоть я не могу сказать, были ли это кровожадное пристрастие, рабская преданность или платоническая любовь. В лаборатории имелось несколько больших окон и всего одна дверь, и, когда муравьед проник в нее через дверь, мы, не мешкая, покинули ее через окна. Он двинулся в обход лаборатории, ощупывая все закоулки помещения двухфутовым липким розовым языком, похожим на червя-великана, пока не наткнулся на тюк пакли, которая служила для набивки тушек мелких зверьков. Он отвесил тюку несколько затрещин, потом вспорол его одним ударом своих громадных загнутых когтей. Мы прервали начавшуюся торговлю и приказали человеку убрать своего питомца.
Оказалось, что это не так-то просто – стоило ослабить веревку, как муравьед бросался воевать с тюком; пришлось нам смириться и возобновить переговоры о цене. В нашу пользу было одно обстоятельство: если мы не согласимся на его цену, продавцу придется забирать отсюда свою зверюгу. Сделать это в одиночку он явно не мог; мы же имели полное право объявить запрет посторонним лицам вторгаться в наши владения, а самим со всем персоналом безотлагательно изыскать другую работу. Поэтому продавец поневоле согласился на предложенную нами цену – к слову сказать, вполне приемлемую.
Когда он ушел, Андре, наш препаратор, тактично напомнил, что перед нами по-прежнему стояла задача – вывести животное из лаборатории и поместить в клетку. Попытки спугнуть или соблазнить зверя кусками муравьиного гнезда действия не возымели; пришлось нам снова взяться за веревку. Надо отметить, что вся наша прислуга состояла из женщин, и, хотя сил у них хватало, они были далеки от того, чтобы понимать братьев наших меньших. Они даже ухватились за кончик веревки и потянули изо всех сил, но, как только муравьед оказался на виду, женщины струсили, обратились в бегство и попрятались в доме. Мы с Фредом и Андре оказались по колено в огородной зелени, лицом к лицу с муравьедом.
Те, кто видел этих больших, неуклюжих и холеных зверей в зоопарках, где они печально поглядывают на мир маленькими, круглыми карими глазками, даже вообразить себе не могут, какая сила таится в похожих на обрубки лапах, какие коварные замыслы возникают в похожей на сосульку головке! Никто и не подозревает о жутких свойствах нелепо загнутых передних когтей, способных, как кинжалы, вспороть любую ткань, или о той непредсказуемой скорости, с которой зверь делает пируэты, мчится сквозь густую траву или, поднявшись на дыбы, разит передними лапами. Со всем этим мы познакомились на практике, когда выпустили из рук веревку и попытались изловить муравьеда. Нам еще повезло – мы обошлись без распоротых рук или ног. Когда веревка запуталась вокруг нескольких банановых деревьев, мы решили, что зверь в какой-то степени привязан, и подошли слишком близко. Он рванулся, банановое дерево просто-напросто выскочило из земли вместе с дурацким круглым корнем, и Андре при этом оказался в пределах досягаемости. К счастью, Андре не растерялся, а наш огород был обнесен надежным забором из гофрированного железа.
Однако человек – существо бесконечно изобретательное, и нам, в конце концов, удалось перехитрить первобытное создание. Мы заманили и загнали зверя, куда было нужно, а потом соорудили вокруг него большой вольер из проволочной сетки на столбах. За считанные дни наш счет за молоко так подскочил, что мне было передано предупреждение комиссариата, запрещающее получать с кухни какие бы то ни было продукты не для нашего личного употребления.
Много хлопот доставил нам и красавец оцелот (Leopardus pardalis), которого принесли в совершенно неподходящем ящике, предназначенном для перевозки абажуров, судя по трафаретным набивкам на таре. Это был кот в полном расцвете сил, покрытый черными пятнами и крапом по оливково-охряному фону, поменьше леопарда, но все же в несколько раз крупнее домашней кошки – достаточно, чтобы заслуживать серьезного отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72