И все же это так: вода крепко настояна на соках растений. Поэтому в таких реках можно видеть отражения, каких вы никогда не увидите в других водах. Взгляните в черное зеркало – если таковое найдете! – и вам станет понятно, что я хочу сказать.
Мы поднимались вверх по природному каналу, обрамленному зарослями арумов, о которых я уже упоминал, чьи прямые, как у гигантских злаков, стебли кончались пучком громадных сердцевидных, похожих на ревень листьев. Позади поднималась чаща самых разнообразных деревьев. Тут было множество акаций, у одних листья напоминали изумрудные страусовые перья, у других – желтые веера; были пальмы всех форм и очертаний; были деревья и с мелкими, круглыми, блестящими листочками, и с длинными тонкими листьями яблочно-зеленого цвета, и с серебристо-голубыми, покрытыми пушком. Все это было переплетено гирляндами висячих растений с естественными корзинами, с которых свешивались орхидеи. И повсюду на нашем пути гнездились бесчисленные полчища птиц. На стеблях тростника балансировали нелепые бурые выпи, нависающие над водой сухие сучья облюбовали сверкающие бирюзовые зимородки, которые встречали нас хохотом, а между лианами пробирались птицы густо пурпурного цвета, раскрывая веером широкие хвосты.
Из реки Пара мы повернули в небольшой приток, называемый Коропайнкрик. Здесь природа буквально ошеломила нас красотой. Все мы, даже прозаически настроенный Андре и простодушный, улыбчивый Ричи, стояли, раскрыв рты: перед нами было потрясающее зрелище. Русло оказалось лишь немногим шире нашей спаренной «флотилии», и на берегах не было видно ни одного поселка. Берега словно сомкнулись над нами, ветви деревьев переплетались у нас над головой, и солнце пронизывало зеленые своды узкими стрелами лучей. «Черные» воды были так спокойны и недвижимы, что, глядя вперед, на яркую мозаику из света и тени, невозможно было различить, где кончается реальный мир и начинается отражение. Мы сделали несколько фотографий и до сих пор сами не можем разобрать, где верх, а где низ – настолько совершенно отражение. Мы плыли по сути дела через лес, и блестяще-черная, как тушь, вода пробиралась дальше, разливаясь между стволами деревьев, видных сквозь прибрежный тростник.
По туннелю, крытому арочным сводом резной филигранной зелени, порхали бабочки невиданной величины, их переливающиеся крылья вспыхивали, как фейерверки; по воде плыли клумбы желтых кувшинок; голубые и кроваво-алые орхидеи пышными каскадами спускались к воде; бледно-зеленые листья, раскрытые, как ладони, каждым «пальчиком» впивали прохладную свежесть, восходящую от зеркальной глади вод. Стаями проносились зеленые попугаи с огненными грудками и желтыми спинками, а пунцовые стрекозы, мерцая зелеными крыльями, плясали в солнечных лучах на фоне ровного, как бархат, изумрудного мха, который широкими покрывалами драпировал темные стволы деревьев. И все это буйство красок, безумие немыслимых форм и прихоти играющего света – все сливалось в единой поразительной гармонии и совершенстве, какие может создать лишь тропическая природа.
К месту, называемому Републик, мы прибыли, изнемогая от созерцания потрясающей красоты; иначе наши чувства не выразишь. Речушка так сузилась, что пришлось перегружаться в лодку и челноки. Мы разгрузили моторку, задраили люки и поставили ее на прикол. Следующие пять миль прошли на «человеческом» двигателе, то есть на веслах. От речки, можно сказать, практически ничего уже не осталось – мы плыли по затопленному лесу. Красота была кругом по-прежнему неописуемая, но уже другого рода. Здесь повеяло сумрачной таинственностью, в воде стояли колючие пальмы, между ними плыли покрытые листьями ползучие растения. И вот с двух сторон стали видны заросшие густой зеленью берега, которые сходились все ближе, пока наконец мы не вошли в маленькую речушку. Лодка оказалась слишком длинной для маневров в узких бесконечных поворотах и излучинах: мы перебрались в челноки и поплыли дальше к цели – месту примерно в миле от болота, где брала свое начало речушка. Тут мы проталкивались вперед, хватаясь руками за растения на обоих берегах.
Наша цель – наш будущий дом – располагалась на границе саванны. Боюсь, что этот термин может ввести вас в заблуждение: в большинстве тропических стран «саванны», если так называть и определенный тип ландшафта, растительности, и определенную природную зону, граничат с лесами или джунглями, опоясывая их, как песчаный пляж коралловые острова. Но в этой стране саванны, с ботанической точки зрения образцово-типичные, отличаются одной особенностью: они формируют как бы цепь оазисов самой причудливой формы, поросших травой с редко разбросанными деревьями; цепь эта тянется по карте от восточного побережья в глубь страны, на запад. Саванны здесь, конечно, не настоящие – слишком мало дождей и растительность нетипичная, выросшая на участках бесплодной песчаной почвы. Песок чаще всего чисто-белый, хотя попадается и кирпично-красный, и даже черный. Растительность то и дело меняется – от некоего подобия неухоженного газона с короткой травой, покрывающего обширные пространства, до извилистых узких полос, где в неразберихе теснят друг друга одинокие пальмы, высокая жесткая трава, кустарники с грубой листвой и хилые узловатые деревца с редкими листиками. В таких саваннах обитают последние потомки коренных жителей страны – американских индейцев.
Мы прибыли сюда с особой целью, даже миссией, и остается только удивляться, как собирателю животных порой везет в весьма странных, добровольно взятых на себя предприятиях.
У нас вошло в обычай после прибытия на новое место посвящать несколько дней далеким разведочным маршрутам, вылазкам и прогулкам. В таких подсобных экспедициях мы отмечаем ориентиры на местности, разбираемся в путанице водных потоков и, самое главное, изучаем типы растительности, которые обусловливают и распределение фауны. В небольших исследованиях карты нам не приносят ни малейшей пользы – ни на одной из них, кроме военных топографических крупномасштабных карт, нужных подробностей не найдешь, а военных карт у нас, конечно, не было. Поэтому мы сами набрасывали кроки и систематически планировали маршруты прогулок с расчетом, чтобы каждый из нас исследовал участок, граничивший с участком соседа; таким образом получался более или менее точный план местности. На своих самодельных картах мы отмечали наиболее вероятные местообитания крыс, влажные места и те участки, где замечали особенное изобилие насекомых, улиток и прочей мелочи.
Во всем мире действует одна закономерность: животные обнаруживаются как бы отдельными скоплениями, или гнездами. Проходишь громадные пространства, совершенно лишенные живности, и вдруг выходишь на узенькую полоску земли, где жизнь бьет ключом. А так как большинство животных связаны пищевыми цепями с другими животными, служащими им добычей, то достаточно найти местечко, где много питательной мелочи, как вы обязательно найдете там же средних и крупных животных. Однако есть места, которые в силу своих природных особенностей могут прокормить лишь очень скудное население. Эти места труднее обнаружить, зато там вас часто ждет редкостная добыча.
Занявшись составлением карты и порасспросив местных индейцев, мы выяснили, что весь лес к югу, западу, северу и северо-востоку истреблен страшным пожаром четырнадцать лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Мы поднимались вверх по природному каналу, обрамленному зарослями арумов, о которых я уже упоминал, чьи прямые, как у гигантских злаков, стебли кончались пучком громадных сердцевидных, похожих на ревень листьев. Позади поднималась чаща самых разнообразных деревьев. Тут было множество акаций, у одних листья напоминали изумрудные страусовые перья, у других – желтые веера; были пальмы всех форм и очертаний; были деревья и с мелкими, круглыми, блестящими листочками, и с длинными тонкими листьями яблочно-зеленого цвета, и с серебристо-голубыми, покрытыми пушком. Все это было переплетено гирляндами висячих растений с естественными корзинами, с которых свешивались орхидеи. И повсюду на нашем пути гнездились бесчисленные полчища птиц. На стеблях тростника балансировали нелепые бурые выпи, нависающие над водой сухие сучья облюбовали сверкающие бирюзовые зимородки, которые встречали нас хохотом, а между лианами пробирались птицы густо пурпурного цвета, раскрывая веером широкие хвосты.
Из реки Пара мы повернули в небольшой приток, называемый Коропайнкрик. Здесь природа буквально ошеломила нас красотой. Все мы, даже прозаически настроенный Андре и простодушный, улыбчивый Ричи, стояли, раскрыв рты: перед нами было потрясающее зрелище. Русло оказалось лишь немногим шире нашей спаренной «флотилии», и на берегах не было видно ни одного поселка. Берега словно сомкнулись над нами, ветви деревьев переплетались у нас над головой, и солнце пронизывало зеленые своды узкими стрелами лучей. «Черные» воды были так спокойны и недвижимы, что, глядя вперед, на яркую мозаику из света и тени, невозможно было различить, где кончается реальный мир и начинается отражение. Мы сделали несколько фотографий и до сих пор сами не можем разобрать, где верх, а где низ – настолько совершенно отражение. Мы плыли по сути дела через лес, и блестяще-черная, как тушь, вода пробиралась дальше, разливаясь между стволами деревьев, видных сквозь прибрежный тростник.
По туннелю, крытому арочным сводом резной филигранной зелени, порхали бабочки невиданной величины, их переливающиеся крылья вспыхивали, как фейерверки; по воде плыли клумбы желтых кувшинок; голубые и кроваво-алые орхидеи пышными каскадами спускались к воде; бледно-зеленые листья, раскрытые, как ладони, каждым «пальчиком» впивали прохладную свежесть, восходящую от зеркальной глади вод. Стаями проносились зеленые попугаи с огненными грудками и желтыми спинками, а пунцовые стрекозы, мерцая зелеными крыльями, плясали в солнечных лучах на фоне ровного, как бархат, изумрудного мха, который широкими покрывалами драпировал темные стволы деревьев. И все это буйство красок, безумие немыслимых форм и прихоти играющего света – все сливалось в единой поразительной гармонии и совершенстве, какие может создать лишь тропическая природа.
К месту, называемому Републик, мы прибыли, изнемогая от созерцания потрясающей красоты; иначе наши чувства не выразишь. Речушка так сузилась, что пришлось перегружаться в лодку и челноки. Мы разгрузили моторку, задраили люки и поставили ее на прикол. Следующие пять миль прошли на «человеческом» двигателе, то есть на веслах. От речки, можно сказать, практически ничего уже не осталось – мы плыли по затопленному лесу. Красота была кругом по-прежнему неописуемая, но уже другого рода. Здесь повеяло сумрачной таинственностью, в воде стояли колючие пальмы, между ними плыли покрытые листьями ползучие растения. И вот с двух сторон стали видны заросшие густой зеленью берега, которые сходились все ближе, пока наконец мы не вошли в маленькую речушку. Лодка оказалась слишком длинной для маневров в узких бесконечных поворотах и излучинах: мы перебрались в челноки и поплыли дальше к цели – месту примерно в миле от болота, где брала свое начало речушка. Тут мы проталкивались вперед, хватаясь руками за растения на обоих берегах.
Наша цель – наш будущий дом – располагалась на границе саванны. Боюсь, что этот термин может ввести вас в заблуждение: в большинстве тропических стран «саванны», если так называть и определенный тип ландшафта, растительности, и определенную природную зону, граничат с лесами или джунглями, опоясывая их, как песчаный пляж коралловые острова. Но в этой стране саванны, с ботанической точки зрения образцово-типичные, отличаются одной особенностью: они формируют как бы цепь оазисов самой причудливой формы, поросших травой с редко разбросанными деревьями; цепь эта тянется по карте от восточного побережья в глубь страны, на запад. Саванны здесь, конечно, не настоящие – слишком мало дождей и растительность нетипичная, выросшая на участках бесплодной песчаной почвы. Песок чаще всего чисто-белый, хотя попадается и кирпично-красный, и даже черный. Растительность то и дело меняется – от некоего подобия неухоженного газона с короткой травой, покрывающего обширные пространства, до извилистых узких полос, где в неразберихе теснят друг друга одинокие пальмы, высокая жесткая трава, кустарники с грубой листвой и хилые узловатые деревца с редкими листиками. В таких саваннах обитают последние потомки коренных жителей страны – американских индейцев.
Мы прибыли сюда с особой целью, даже миссией, и остается только удивляться, как собирателю животных порой везет в весьма странных, добровольно взятых на себя предприятиях.
У нас вошло в обычай после прибытия на новое место посвящать несколько дней далеким разведочным маршрутам, вылазкам и прогулкам. В таких подсобных экспедициях мы отмечаем ориентиры на местности, разбираемся в путанице водных потоков и, самое главное, изучаем типы растительности, которые обусловливают и распределение фауны. В небольших исследованиях карты нам не приносят ни малейшей пользы – ни на одной из них, кроме военных топографических крупномасштабных карт, нужных подробностей не найдешь, а военных карт у нас, конечно, не было. Поэтому мы сами набрасывали кроки и систематически планировали маршруты прогулок с расчетом, чтобы каждый из нас исследовал участок, граничивший с участком соседа; таким образом получался более или менее точный план местности. На своих самодельных картах мы отмечали наиболее вероятные местообитания крыс, влажные места и те участки, где замечали особенное изобилие насекомых, улиток и прочей мелочи.
Во всем мире действует одна закономерность: животные обнаруживаются как бы отдельными скоплениями, или гнездами. Проходишь громадные пространства, совершенно лишенные живности, и вдруг выходишь на узенькую полоску земли, где жизнь бьет ключом. А так как большинство животных связаны пищевыми цепями с другими животными, служащими им добычей, то достаточно найти местечко, где много питательной мелочи, как вы обязательно найдете там же средних и крупных животных. Однако есть места, которые в силу своих природных особенностей могут прокормить лишь очень скудное население. Эти места труднее обнаружить, зато там вас часто ждет редкостная добыча.
Занявшись составлением карты и порасспросив местных индейцев, мы выяснили, что весь лес к югу, западу, северу и северо-востоку истреблен страшным пожаром четырнадцать лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72