открытые демонстрации, импровизированные митинги, смелая раздача брошюр и листовок.
В настойчивой, неукротимой работе проходят годы.
У товарища Кобы не было ни семьи, ни очага, он жил одной революцией и думал только о ней, – говорит Вацек. Коба не упускал ни одного случая для выступлений. Вацек рассказывает, что в Баку, на похоронах рабочего Хаилира, убитого по указанию администрации завода, оркестр заиграл перед мечетью похоронный марш. Околоточный распорядился прекратить музыку. Тогда товарищ Коба организовал из рабочих два хора, – один шел впереди гроба, другой – позади, и оба пели революционный похоронный марш прямо в лицо, прямо в уши полиции. Ей все-таки удалось остановить пение. Тогда Коба предложил рабочим свистеть, – протяжный, заунывный свист продолжил мелодию песни. Остановить этот новый оркестр уже никому не удалось, и траурная демонстрация приняла грандиозные размеры.
Доклады секретных агентов охранки его высокоблагородию начальнику тифлисского жандармского отделения «о революционной социал-демократической организации», «деятельность которой подпадает под действие статьи 250», устанавливали, что в этой организации объединяются «так называемые передовые рабочие» и интеллигенты вроде Иосифа Джугашвили. Этот последний, – как говорит один из докладов, – стремился «при помощи агитации и распространения нелегальной литературы поднять дух рабочих»; он «проповедовал единение всех национальностей» и советовал товарищам делать взносы в подпольную кассу, предназначенную на поддержку «борьбы с капитализмом и самодержавием».
В другом документе начальник бакинской охранки сообщает его высокоблагородию верховному полицейскому пастырю, что «крестьянин Иосиф Джугашвили» играл руководящую роль на собрании, созванном для организации подпольной типографии. В третьем – агент доносит своему высокопочтенному начальству, что так называемый Нижерадзе, арестованный в настоящее время, есть не кто иной, как крестьянин Джугашвили, и что он имеет еще смелость «не признавать себя виновным».
Данилов рассказывает, как вел допрос один из руководителей царской полиции, на которую, как на полицию всех времен и народов, была возложена основная обязанность – разгонять народ дубинками, чтобы не скоплялся. Сатрап в голубом мундире, покуривая сигару и «распространяя запах оппопонакса», «полностью развернул свои таланты психолога». Вот какие данные внес он затем в свой доклад о допрошенном: «Джугашвили, Иосиф Виссарионович. Телосложение среднее … Голос низкий … На левом ухе родинка … Склад головы обыкновенный … Впечатление, производимое наружностью, обыкновенное». Как видим, от этого проницательного охранника ничто не ускользнуло. Донесение о Сталине: на левом ухе родинка.
II
Гигант
Итак, был в России (а иногда наезжал и в Европу) могучий вождь, великий брат всех революционеров – мы уже видели его мельком в этой книге. Ленину приходилось бороться не только с официальными властями, но и со значительной частью своих же товарищей по партии. Он требовал, – и именно это было его великим делом, его великой мыслью, охватывавшей все остальное, – он требовал создания непримиримой, чистой, строгой, монолитной революционной партии, недоступной ни для каких компромиссов. Он говорил, что только такая партия может выполнить задачу переделки мира и что как раз в создании такой партии состоит основной вопрос движения. Именно в этом смысле он возрождал социализм в самом социализме.
Мы видели, что еще в тюрьме Сталин, узнав о текущих событиях от товарищей, целиком присоединился к позиции, занятой на II съезде партии Лениным. На этом съезде Владимир Ильич сознательно и резко подчеркнул возникшее между большевиками и меньшевиками разногласие по тактическому вопросу и намеренно создал между этими двумя направлениями пропасть. Для великого борца за единство это было колоссально ответственным шагом. К этому имелись исключительно важные основания: ведь единство между двумя резко расходящимися тенденциями может быть лишь внешним и искусственным, оно может существовать только на бумаге. Это не единство, а ложь о единстве. Сталин был согласен с Лениным. Впрочем, такое решение целиком соответствовало свойствам характера и умственного склада Сталина; можно сказать, что его выбор был сделан еще прежде, чем он начал выбирать. Между Лениным и Сталиным расхождений никогда не бывало.
Но зато у обоих были резкие противники внутри партии. Особенно выделялся упрямый и речистый меньшевик Троцкий, считавший, что «твердокаменность» большевиков обрекает партию на бесплодие. Троцкий называл Ленина фракционером, раскалывающим силы рабочего класса.
Ленин, агитатор и всеобъемлющий государственный деятель почти сверхчеловеческой прозорливости, умевший во всех обстоятельствах безошибочно и в полном объеме осуществлять синтез революционной теории и практики, – всегда действовал на основе марксизма. Ленинизм – это и есть марксизм. Это – новая глава в марксизме. Это не дополнение, это конкретное применение марксизма к современным условиям. «Ленинизм, – пишет Сталин, – есть марксизм эпохи империализма и пролетарской революции». Мануильский на своем безукоризненном французском языке называет это определение «лаконическим и чеканным». Ленинизм есть точный ответ марксизма на вопросы нашей эпохи. Ленин никогда ничего не менял в великом основном социалистическом кредо, сформулированном в Манифесте 1848 года. Ленин и Маркс – это две великих концентрических фигуры, действовавших в орбите, очерченной старшим из них. Творческий гений Ленина выразился в воплощении социалистической теории в революцию (а затем в революционный порядок).
Всякая реалистическая теория гибка, ибо она развивается в соответствии с жизнью. Но гибка она не в основании, а в вершине, не в принципах (которые по существу представляют собою высший синтез действительности), а в их применении к обстоятельствам. Строжайшее проведение этих принципов, защита их от малейших попыток ревизии всегда было и остается одной из тех целей, к которым Сталин стремится с наибольшим упорством, с наибольшим ожесточением.
Надо твердо запомнить: несмотря на свою напряженную динамичность, большевизм вовсе не состоит в том, чтобы всегда и везде автоматически занимать крайние позиции. В определенных обстоятельствах подобный перегиб может только повести нас мимо цели, подорвать уже достигнутые результаты и, в конечном счете, двинуть дело революции не вперед, а назад.
Вывод: нельзя делать себя рабом постоянной, заранее заданной «левизны». «Быть впереди» – это совсем другое: в руках практиков революционного дела теория должна сочетаться с живым движением действительности: ведь всякая практика есть постоянное применение, постоянное изобретательство.
Чтобы показать на живом примере эту органическую гибкость связи, эту систему приводных ремней между марксистской теорией и марксистской практикой, можно привести следующий типичный факт: как ни крепко держался Ленин за ту мысль, что для победы пролетарской революции в такой аграрной стране, как Россия, рабочий класс непременно должен иметь своим союзником крестьянство, – он, еще в 1894 году выставивший перед крестьянами основные требования социализма в аграрном вопросе (конфискация и национализация крупных имений), шестью годами позже, в начале XX века, обратился к ним с более умеренной программой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
В настойчивой, неукротимой работе проходят годы.
У товарища Кобы не было ни семьи, ни очага, он жил одной революцией и думал только о ней, – говорит Вацек. Коба не упускал ни одного случая для выступлений. Вацек рассказывает, что в Баку, на похоронах рабочего Хаилира, убитого по указанию администрации завода, оркестр заиграл перед мечетью похоронный марш. Околоточный распорядился прекратить музыку. Тогда товарищ Коба организовал из рабочих два хора, – один шел впереди гроба, другой – позади, и оба пели революционный похоронный марш прямо в лицо, прямо в уши полиции. Ей все-таки удалось остановить пение. Тогда Коба предложил рабочим свистеть, – протяжный, заунывный свист продолжил мелодию песни. Остановить этот новый оркестр уже никому не удалось, и траурная демонстрация приняла грандиозные размеры.
Доклады секретных агентов охранки его высокоблагородию начальнику тифлисского жандармского отделения «о революционной социал-демократической организации», «деятельность которой подпадает под действие статьи 250», устанавливали, что в этой организации объединяются «так называемые передовые рабочие» и интеллигенты вроде Иосифа Джугашвили. Этот последний, – как говорит один из докладов, – стремился «при помощи агитации и распространения нелегальной литературы поднять дух рабочих»; он «проповедовал единение всех национальностей» и советовал товарищам делать взносы в подпольную кассу, предназначенную на поддержку «борьбы с капитализмом и самодержавием».
В другом документе начальник бакинской охранки сообщает его высокоблагородию верховному полицейскому пастырю, что «крестьянин Иосиф Джугашвили» играл руководящую роль на собрании, созванном для организации подпольной типографии. В третьем – агент доносит своему высокопочтенному начальству, что так называемый Нижерадзе, арестованный в настоящее время, есть не кто иной, как крестьянин Джугашвили, и что он имеет еще смелость «не признавать себя виновным».
Данилов рассказывает, как вел допрос один из руководителей царской полиции, на которую, как на полицию всех времен и народов, была возложена основная обязанность – разгонять народ дубинками, чтобы не скоплялся. Сатрап в голубом мундире, покуривая сигару и «распространяя запах оппопонакса», «полностью развернул свои таланты психолога». Вот какие данные внес он затем в свой доклад о допрошенном: «Джугашвили, Иосиф Виссарионович. Телосложение среднее … Голос низкий … На левом ухе родинка … Склад головы обыкновенный … Впечатление, производимое наружностью, обыкновенное». Как видим, от этого проницательного охранника ничто не ускользнуло. Донесение о Сталине: на левом ухе родинка.
II
Гигант
Итак, был в России (а иногда наезжал и в Европу) могучий вождь, великий брат всех революционеров – мы уже видели его мельком в этой книге. Ленину приходилось бороться не только с официальными властями, но и со значительной частью своих же товарищей по партии. Он требовал, – и именно это было его великим делом, его великой мыслью, охватывавшей все остальное, – он требовал создания непримиримой, чистой, строгой, монолитной революционной партии, недоступной ни для каких компромиссов. Он говорил, что только такая партия может выполнить задачу переделки мира и что как раз в создании такой партии состоит основной вопрос движения. Именно в этом смысле он возрождал социализм в самом социализме.
Мы видели, что еще в тюрьме Сталин, узнав о текущих событиях от товарищей, целиком присоединился к позиции, занятой на II съезде партии Лениным. На этом съезде Владимир Ильич сознательно и резко подчеркнул возникшее между большевиками и меньшевиками разногласие по тактическому вопросу и намеренно создал между этими двумя направлениями пропасть. Для великого борца за единство это было колоссально ответственным шагом. К этому имелись исключительно важные основания: ведь единство между двумя резко расходящимися тенденциями может быть лишь внешним и искусственным, оно может существовать только на бумаге. Это не единство, а ложь о единстве. Сталин был согласен с Лениным. Впрочем, такое решение целиком соответствовало свойствам характера и умственного склада Сталина; можно сказать, что его выбор был сделан еще прежде, чем он начал выбирать. Между Лениным и Сталиным расхождений никогда не бывало.
Но зато у обоих были резкие противники внутри партии. Особенно выделялся упрямый и речистый меньшевик Троцкий, считавший, что «твердокаменность» большевиков обрекает партию на бесплодие. Троцкий называл Ленина фракционером, раскалывающим силы рабочего класса.
Ленин, агитатор и всеобъемлющий государственный деятель почти сверхчеловеческой прозорливости, умевший во всех обстоятельствах безошибочно и в полном объеме осуществлять синтез революционной теории и практики, – всегда действовал на основе марксизма. Ленинизм – это и есть марксизм. Это – новая глава в марксизме. Это не дополнение, это конкретное применение марксизма к современным условиям. «Ленинизм, – пишет Сталин, – есть марксизм эпохи империализма и пролетарской революции». Мануильский на своем безукоризненном французском языке называет это определение «лаконическим и чеканным». Ленинизм есть точный ответ марксизма на вопросы нашей эпохи. Ленин никогда ничего не менял в великом основном социалистическом кредо, сформулированном в Манифесте 1848 года. Ленин и Маркс – это две великих концентрических фигуры, действовавших в орбите, очерченной старшим из них. Творческий гений Ленина выразился в воплощении социалистической теории в революцию (а затем в революционный порядок).
Всякая реалистическая теория гибка, ибо она развивается в соответствии с жизнью. Но гибка она не в основании, а в вершине, не в принципах (которые по существу представляют собою высший синтез действительности), а в их применении к обстоятельствам. Строжайшее проведение этих принципов, защита их от малейших попыток ревизии всегда было и остается одной из тех целей, к которым Сталин стремится с наибольшим упорством, с наибольшим ожесточением.
Надо твердо запомнить: несмотря на свою напряженную динамичность, большевизм вовсе не состоит в том, чтобы всегда и везде автоматически занимать крайние позиции. В определенных обстоятельствах подобный перегиб может только повести нас мимо цели, подорвать уже достигнутые результаты и, в конечном счете, двинуть дело революции не вперед, а назад.
Вывод: нельзя делать себя рабом постоянной, заранее заданной «левизны». «Быть впереди» – это совсем другое: в руках практиков революционного дела теория должна сочетаться с живым движением действительности: ведь всякая практика есть постоянное применение, постоянное изобретательство.
Чтобы показать на живом примере эту органическую гибкость связи, эту систему приводных ремней между марксистской теорией и марксистской практикой, можно привести следующий типичный факт: как ни крепко держался Ленин за ту мысль, что для победы пролетарской революции в такой аграрной стране, как Россия, рабочий класс непременно должен иметь своим союзником крестьянство, – он, еще в 1894 году выставивший перед крестьянами основные требования социализма в аграрном вопросе (конфискация и национализация крупных имений), шестью годами позже, в начале XX века, обратился к ним с более умеренной программой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63