С этого момента и началось бы главное действо прямого репортажа. По замыслу автора шоу командир авианосца должен был передать командиру подводной лодки издевательский семафор: «Сэр, приглашаю вас на чашечку кофе! Приношу извинения за то, что посылки наших гидролокаторов причинили вам головную боль!» Русский командир, разумеется, отказывается от приглашения, и тогда с борта авианосца летит в сторону лодки шар-зонд, к которому подвязана огромная бутафорская чашка с «кофе» из мазута.
После этого пролога мощный проекционный луч, пущенный с борта одного из кораблей сопровождения, изображал на рубке затравленной субмарины портрет гросс-адмирала Деница. Глядя на командующего подводным флотом фашистской Германии, комментатор вопрошал телезрителей: «Что делают красные пираты в море, очищенном союзниками от подводных лодок фюрера и дуче?»
Комптон был не в восторге от этого спектакля. В большую войну его отец водил караваны в Мурманск и считал русских неплохими моряками.
Комптон впервые выходил на боевое патрулирование командиром авианосца. До «Колумба» он командовал десантным кораблем «Эль Пасо». Разумеется, ему льстило, что вожди из пятиугольного вигвама[9] назначили именно его на один из самых больших кораблей мира, который вытесняет своими бортами из тёплого пруда[10] без малого сто тысяч тонн воды и который несет на себе со скоростью курьерского экспресса сотню самолётов и вертолётов, а экипаж его превышает население того оклахомского городка, где Комптон родился: 6286 человек, из них полтысячи офицеров.
Но то, чем гордился кэптен перед однокашниками по Аннаполису[11] (мощность атомной энергетической установки, дальность плавания с одним комплектом активных зон - миллион миль и прочее, прочее, прочее), самому ему правилось меньше всего. На огромной палубе «Колумба», в высоченном ангаре, в многоярусном лабиринте внутренних коридоров, с трапами бездонных сходов и шахт, после уютного «Эль Пасо», Комптон чувствовал себя точно так же, как в тот год, когда впервые попал из своего тихого городка в дьявольский муравейник Нью-Йорка.
Он недолюбливал этот плавучий аэродром, побаивался его и называл в интимном кругу «пороховым погребом в бензоскладе, устроенном на атомном вулкане». Старший помощник Комптона коммандер Молдин не внушал доверия как моряк, ибо до недавнего времени командовал эскадрильей палубных штурмовиков. Он только что окончил школу специалистов атомного флота и в корабельных делах был ещё сущим зомби[12] . Впрочем, в кают-компании ему дали прозвище Киви, что означает бескрылую новозеландскую птицу, и это весьма раздражало Молдина, наверно, ещё и потому, что лицо его разительно напоминало то ли марабу, то ли эту самую злополучную киви. Коммандер несколько раз просил Комптона разрешить ему вылет на поиск, но кэптен недвусмысленно давал понять, что он предпочитает видеть своего старпома на мостике, под рукой, нежели в небе за облаками. Похоже, что Молдин тихо ненавидел его за постоянные отказы. Во всяком случае все свободное время Молдин проводил в летной кают-компании. Но сегодня ему повезло. Утром старпом подкараулил у дверей флагманского салона вице-адмирала Андрюса и обратился с просьбой к нему. Вице-адмирал разрешил ему слетать на воздушную разведку.
Пусть летит… Все равно от него на мостике толку - как от капеллана на Бульваре Солнечных закатов.[13]

4.
Если бы Косте Марфину сказали, что через год-другой судьба забросит его под форштевни атомной эскадры за тридевять морей от родного Едимонова, он бы решил, что провидец не в своём уме.
Да что Марфин… Мне и то не верилось до конца - особенно зимой, в отпуске, когда посиживал где-нибудь в уютном подвальчике в Столешниках, что жизнь столкнет меня, и очень скоро, лицом к лицу с теми, кого я привык видеть разве что на газетных карикатурах да на последней странице «крокодильской» обложки: чёрные корабли, ощетинившиеся зевластыми пушками и пузатыми ракетами, а на них чёрные костлявые адмиралы, козлобородые, в крутоверхих фуражках. Теперь это жутковатое воинство становилось явью, оно входило в мою жизнь так же реально, как все, что было в ней до сих пор, оно надвигалось, летело, неслось на нас, покрывая по семьсот миль в сутки от восхода до восхода.
Капитан 3 ранга Абатуров больше чем кто-либо на лодке был готов к встрече с АУГ - авианосной ударной группой. Он много раз рисовал на картах синие треугольнички кораблей, прикрывавшие широкий клин с крестом - авианосец. Он вычерчивал круги, обозначающие зоны действия корабельных гидролокаторов, и знал, куда и как проложить курс красного утюжка - своей подводной лодки, чтобы пе попасть в полосу поиска. Все это он проделывал и на командно-штабных учениях, и на военно-морских играх в учебных кабинетах. Теперь же вокруг простиралось неспокойное море, окруженное сплошь чужими берегами, а условные значки превратились в быстроходные и беспощадные корабли кичливой державы.
Азарт, греющий кровь и холодящий сердце, - вот что испытал Абатуров, прочитав радиограмму о начале учений «Золотая сеть». Первым делом он бросился в штурманскую рубку, к верной советнице - карте. Вонзив иглу измерителя в точку якорной стоянки, он дотянулся до меридиана, к которому подходил первый эшелон противолодочной армады. Можно было даже идти днем - самолёты-ищейки ещё не долетали до их района. Времени на выход из полосы поиска оставалось достаточно, и Абатуров порадовался тому, что настоял на заправке. Не хотелось даже думать, что ожидало бы их завтра, дай он уговорить себя меху-буквоеду не принимать топливо. Болтались бы, как цветок в проруби, на виду у «супостата». Из штурманской рубки командир метнулся на мостик:
- По местам стоять, со швартовых сниматься!… Ну, соколики, понеслись!

5.
После сна - дурного, зыбкого, недолгого - Комптон целый час вводил себя в меридиан. Он настраивал свой мозг на быструю четкую работу с тем же тщанием, с каким мастер-наладчик запускает сложнейшую счетно-решающую машину. Прежде всего - холод: пять минут ледяного душа действуют на психику, как кнопка «сброс» на электронную память, засоренную случайной информацией.
Затем пятнадцать минут сидения в позе «лотоса» и мысленное излучение благопожеланий себе, своим близким, людям за стенками каюты, людям за корпусом корабля, людям всей страны, людям всей планеты. По мнению «флагманского йога» эскадры майора медицинской службы Ройтблица, эта процедура аналогична тумблеру «чувствительность» на пульте ЭВМ.
Ровно в половине седьмого в дверь каюты постучал ворэнт-офицер 1-го класса Брести-корабельный «экстрасенс», обнаруженный Комптоном в пожарном дивизионе и переведенный в медицинский блок на должность фельдшера. Массируя кэптену виски и темя, Брести четверть часа «подкачивал» его своим биополем.
Чашечка колумбийского кофе была последним аккордом в этом почти ритуальном действе. Но перед тем как вызвать из буфетной гарсона, Комптон нажал клавишу с надписью: «Старший штурман».
- Доброе утро, сэр! Атмосферное давление семьсот шестьдесят пять миллиметров. Имеет тенденцию к повышению.
Комптон страдал гипотонией и пил кофе, сообразуясь с показанием барометра. И хотя давление воздуха благоприятствовало давлению кровяному, кэптен, чтобы окончательно развеять остатки дурного сна, взбодрил себя напитком поэтов, монахов и ночных сторожей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99