Ипподромов с посадочно-взлетной полосой совсем немного, и это было нелепо, потому что места хватало на большинстве из них. Не хватало только интереса. Харли впадал в отчаяние, когда самолет садился в десяти-пятнадцати милях от ипподрома и ему приходилось заказывать такси для пассажиров. На военных аэродромах, расположенных рядом со скаковыми дорожками, пустовали прекрасные взлетно-посадочные полосы, но на них не разрешалось садиться частным самолетам после пяти вечера в будни и целый день в субботу и воскресенье, то есть как раз тогда, когда проходили скачки. Харли чуть не плакал от такой несправедливости. Владельцы частных аэродромов вблизи скаковых дорожек тоже отказывались принимать воздушные такси, заявляя, что не хотят нести ответственность за безопасность и у них нет пожарных машин.
– Англичане, как земляные черви, ненавидят воздух, – ворчал Харли.
Но и у Харли нашлись союзники. Хони прикрепила к стене его кабинета длинный список, который начинался напечатанными красным словами "Боже благослови...", и содержал перечень дружеских, принимающих самолеты мест, вроде Кемптон-парка, где можно было приземлиться в полумиле от главных трибун, а также военных аэродромов, всегда открытых для воздушных такси или даже официально закрытых, но все равно принимающих самолеты, и, кроме того, частных взлетно-посадочных полос, владельцы которых разрешали ими пользоваться в любое время.
Харли считал, что люди пренебрегают небом, а всего-то и надо рядом с каждым городом построить открытый общественный аэродром и отвести полосу в полмили на каждом ипподроме.
– Я не так много прошу, – жалобно повторял он и принимался перечислять десятки огромных аэродромов, построенных во время второй мировой войны, а теперь заброшенных и пустующих.
Никто не мог запретить ему мечтать. На такие проекты денег никогда не находилось, разве что во время войны.
Пассажиры разминали затекшие наги. Финелла Пейн-Персиваль радостно, будто маленькая девочка, попрыгала. Майор побарабанил пальцами по футляру бинокля. Энни Вилларс решительно подхватила свои вещи и смотрела на герцога нежным и беспомощным взглядом хрупкой женщины. Колин взглянул на часы и улыбнулся. Герцог с интересом рассматривая ипподром, сказал:
– Славный денек, не правда ли?
Герцог – высокий человек с красиво вылепленной головой, густыми седеющими волосами, кустистыми бровями и тяжелой квадратной челюстью – выглядел очень импозантно, но в лице не было энергии жизни, обычно еще свойственной пятидесятилетним мужчинам, и я вспомнил слова Нэнси, что, хотя он и милый, в голове у него одни опилки.
– Вы придете в паддок? – спросил меня Колин.
– На этот раз мне лучше остаться возле самолета, – покачал я головой.
– Друг мой, разве вам не надо поесть среди дня? – спросил герцог.
– Вы так любезны, сэр, но я часто обхожусь без еды.
– Неужели? – Герцог улыбнулся. – А я без ленча никак.
– Мы вылетим сразу же после последнего заезда, – переменила тему разговора Энни Вилларс. – Примерно в четверть пятого.
– Но у нас не останется времени даже выпить, – пожаловался герцог.
– Тогда чуть позже. – Энни с трудом подавила досаду.
– Я буду здесь, – успокоил я ее.
– Ну пойдемте же! – нетерпеливо воскликнула Финелла. – Разве пилот не может сам позаботиться о себе? Пошли, пошли. Я с вами, Колин, дорогой. – И она опять вцепилась ему в руку, а он едва не отпрыгнул в сторону. Все покорно потянулись к паддоку, и только Колин оглянулся. Я засмеялся, увидев отчаяние, написанное у него на лице. В ответ он показал мне язык.
Недалеко выстроились в ряд три самолета. Один – частный, один – шотландской фирмы воздушных такси и один – "Полиплейн". Пилотов не было видно, наверно, ушли на скачки, но когда я прошел ярдов десять, чтобы размять ноги, то заметил пилота "Полиплейн", стоявшего в стороне и сквозь дым сигареты разглядывавшего "Чероки".
Это был один из тех, кого я уже встречал в Хейдоке. Он вроде бы удивился, увидев меня.
– Привет, – спокойно проговорил я и подумал: "Вечная моя мягкотелость..."
Он окинул меня прежним неприязненным взглядом.
– Что, сегодня не рискуете?
Я не обратил внимания на издевку в его голосе.
– Слава Богу, мы избавились от этой развалины. – Он мотнул головой в сторону "Чероки". – Мы выжали из нее все, что можно. Теперь она годится только для такой мелочи, как ваша фирма.
– Да, по ней видно, как вы на ней летали, – вежливо ответил я, и, конечно, такое смертельное оскорбление не уменьшило вражду.
Он поджал губы и бросил сигарету в траву. Тонкая струйка голубого дыма поднималась над зелеными стебельками. Я молча наблюдал за ней. Он так же, как и я, знал, что курение на всех аэродромах, а тем более возле самолета, запрещено.
– Удивляюсь, как вы рискуете летать с Колином Россом, – снова заговорил он. – Если на фирму возложат ответственность за его гибель, вашему бизнесу конец.
– Он пока не погиб.
– На его месте я не рискнул бы летать на самолете "Дерридаун".
– А он, случайно, не летал раньше на самолетах "Полиплейн"? – спросил я. – И не вызвано ли ваше ехидство тем, что он перешел на "Дерридаун"?
– Нет. – Он мрачно смерил меня взглядом.
Я не поверил ему. Он это увидел, повернулся на каблуках и ушел.
* * *
Рудиментс выиграл главный заезд. Оливково-серебристые цвета в последний момент прорвались в центр дорожки и оттеснили Колина на фаворите на второе место. До меня доносились поощрительные вопли трибун.
За час до конца скачек, зевнув, я откинулся на спинку сиденья и уснул.
Меня разбудил детский голос, несколько раз повторивший:
– Простите, пожалуйста.
Я открыл глаза. Мальчик лет десяти, застенчивый и удивительно хорошо воспитанный, забравшись на крыло, говорил в открытую дверку:
– Простите, что я вас разбудил, но дядя просил, чтобы я привел вас. Он говорит, что вы ничего не ели весь день. Дядя считает, что вам надо поесть. И кроме того, лошадь выиграла, и он хочет, чтобы вы выпили за его здоровье.
– Твой дядя замечательно добрый человек, но я не могу отойти от самолета.
– Да, и он об этом подумал. Я привел отцовского шофера, и он посидит здесь, пока вы не вернетесь. – Мальчик улыбнулся довольный, что все предусмотрел.
Я выглянул в дверку, там и правда стоял шофер, затянутый в оливковую кожу, с блестящей фуражкой на голове.
– Хорошо, – согласился я. – Только возьму куртку.
Мальчик повел меня прямо через ворота вдоль паддока, в бар для членов клуба.
– Дядя у меня ужасно симпатичный, – сказал мальчик.
– Необычайно внимательный, – согласился я.
– Мама говорит, что слишком мягкий, – безучастно сообщил он. – Дядя ее брат. Они не очень-то ладят.
– Какая жалость.
– Ну-у, не знаю. Если бы они крепко дружили, она бы всегда ездила со мной, когда я остаюсь у дяди. А раз не дружат, то я езжу сам, и мы фантастически проводим время, я и дядя. Поэтому я знаю, какой он замечательный, – Мальчик помолчал. – Многие думают, что он не очень умный, не понимаю почему. – Нотка озабоченности проскользнула в его голосе, – Но он и вправду ужасно добрый.
– Сегодня утром я первый раз его увидел, но думаю, он очень славный, – заверил я племянника.
– Правда? О, это хорошо. – Нахмуренные брови разгладились.
Герцог стоял, окруженный друзьями по скачкам, у всех в руках бокалы с шампанским. Племянник бросил меня, нырнул в толпу и снова появился, ведя дядю за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50