.. да. Так вот, для бомбы такого типа требуется батарейка, высоковольтная батарейка размером с шестипенсовую монету, дающая ток. Если вы подключите проволоку, обматывающую порох, одним концом к одному полюсу батарейки, а другим – к другому, она раскалится.
– Ясно, – сказал я, – и бомба немедленно взорвется.
– Почему я начал этот разговор? – Высокий следователь поднял глаза к потолку. – Да, бомба немедленно взорвется. Следовательно, нужен механизм, который бы подключал батарейку после того, как изготовитель окажется на безопасном расстоянии.
– Пружинка? – предположил я.
– Да. Ток не идет по проволоке, потому что цепь разомкнута. Пружина толщиной в волос зажата специальным устройством. Но если пружину высвободить, то есть убрать сжимающее устройство, ток включается. Правильно? Сжимающее устройство можно убрать простейшим способом с помощью обыкновенного будильника. А можно и с помощью радиосигнала, полученного с расстояния через приемник, усилитель и соленоид.
– Как может выглядеть этот соленоид?
– Представьте моток тончайшей проволоки со стержнем посредине, который может подниматься или опускаться внутри витка. Предположим, когда стержень поднят, он сжимает пружину, но пришел сигнал, стержень опустился, и пружина разжалась – ток включен.
– Но таким образом можно и случайно вызвать детонацию, – подумав, сказал я. – Воздух переполнен радиоволнами, какой-то случайный сигнал... Нет, по-моему, радиобомбы – невероятно рискованная вещь.
– Сигнал можно закодировать. – Он прокашлялся. – Механизм высвобождения пружины может включать комбинацию трех сигналов. Например, можно изготовить бомбу, для которой, чтобы замкнуть цепь, нужно получить три сигнала в определенной последовательности, для такого механизма потребуется три набора приемников, усилителей и соленоидов, чтобы замкнуть цепь. Нам удивительно повезло, что мы нашли этот усилитель, но сомневаюсь, что он был единственным.
– Похоже, что радиобомба гораздо сложнее, чем бомба с будильником.
– Безусловно, но зато и гораздо гибче. Не нужно заранее определять время взрыва.
– Правильно, потому что никто не знал, когда мы вылетим из Хейдока. Им надо было увидеть, как мы взлетаем.
– Или им должны были сообщить, что вы взлетели.
Меня удивили его слова, и я замолчал, прокручивая их в голове.
– Но ведь это придает всему делу совершенно другой оттенок, не так ли?
– Рад буду услышать, что вы об этом думаете.
– Но ведь вы, наверное, подумали то же самое, – сказал я. – Если бомба может быть взорвана в любой час, любой день и даже в любую неделю, то и в самолет ее могли принести в любое время после последней проверки.
Он улыбнулся, не разжимая губ.
– И это позволяет вам по крайней мере наполовину сбросить с себя ответственность?
– Наполовину, – согласился я.
– Но только наполовину.
Высокий следователь вздохнул.
– Я вас огорошил. Мне хотелось бы, чтобы вы обдумали это со всех точек зрения. Всерьез. А потом рассказали бы мне, если что-нибудь придет вам в голову. Конечно, если вам небезразлично, кто и почему устроил взрыв. Вероятно, тогда удастся предотвратить повторение...
– Вы полагаете, что мне безразлично?
– Да, у меня такое впечатление.
– Мне не все равно, – медленно проговорил я, – если Колин Росс взорвется...
– Вы сегодня не так насторожены, как обычно, – улыбнулся он.
– Но и вы не набрасываетесь на меня.
– Нет, – согласился он и несколько удивленно заметил: – Вы очень наблюдательны, правда?
– Просто чувствую атмосферу.
Он поколебался, но потом проговорил:
– Я прочел весь протокол суда над вами.
– О-о...
Я почувствовал, как потемнело у меня лицо. Он наблюдал за мной.
– Вы знаете, – продолжал он, – что в конце протокола кто-то приписал карандашом неожиданно откровенное утверждение?
– Нет. – Я молча ждал, что он скажет.
– Там написано, что президент компании "Интерпорт" считал, и несомненно правильно, что первый офицер лгал под присягой, и именно из-за безобразной халатности первого офицера, а вовсе не капитана Шора, самолет так опасно отклонился от курса.
Удивленный и потрясенный, я отвел глаза и уставился в окно. Глупо, но я почувствовал себя отомщенным и оправданным. Если там есть такой постскриптум, и кто-то написал его, то, может быть, мое имя не так запачкано, как я предполагал. Хотя это сейчас не имеет никакого значения.
– Капитан всегда несет ответственность, – с прохладцей произнес я. – Что бы ни произошло.
– Да, вы правы.
Наступило молчание. От событий четырехлетней давности я вернулся мыслями к настоящему и смотрел на пустое летное поле.
– Спасибо, – наконец сказал я.
Он слегка улыбнулся.
– Понимаете, меня удивило, почему вас не лишили лицензии пилота... и даже не уволили с работы. Мне показалось, что здесь что-то не так. Поэтому я решил прочитать протокол, чтобы понять, чем они руководствовались.
– Вы очень доскональны.
– Я стараюсь быть таким.
– "Интерпорт" знал, что один из нас солгал... Мы оба утверждали, что другой подверг самолет опасности... Но капитаном был я, и, в любом случае, ответственность на мне. Фактически это была моя вина.
– Но он самовольно нарушил ваш приказ.
– А я не обнаружил это, пока чуть не стало поздно.
– Правильно... Но ему не стоило лгать.
– Он испугался, – вздохнул я, – за свою карьеру.
Полминуты прошло в молчании. Затем он откашлялся и спросил:
– Полагаю, вам не хочется рассказать мне, почему вы расстались с южноамериканцами?
Тактичность его вопроса привела меня в восторг.
– Пробел в личном деле? – предположил я.
Уголки его губ дрогнули.
– Да. – Он помолчал. – Разумеется, вы не обязаны...
– Знаю, – согласился я и подумал: любезность за любезность. – Я отказался лететь, считая это небезопасным. Пригласили другого пилота, он согласился, и полет закончился благополучно. Тогда меня уволили. Вот и все.
– Но, – недоуменно произнес он, – неоспоримо абсолютное право капитана отказаться взлетать, если он полагает, что это опасно.
– Как вы знаете, в Южной Америке нет ассоциации авиаторов, которая бы защищала их права. Хозяева заявили, дескать, не хотят, чтобы их клиенты пользовались самолетами других авиакомпаний из-за того, что у них трусливые капитаны. Или что-то в таком духе.
– Господи!
– Возможно, именно история с "Интерпорт" привела к тому, что я отказался рисковать, – усмехнулся я.
– Но потом вы отправились в Африку и рисковали, – возразил он.
– Видите ли... Я сидел без денег, а плата была фантастической. И к тому же, когда возишь продукты и медикаменты, не чувствуешь такой моральной ответственности, как перед пассажирами.
– А перед беженцами и ранеными?
– Всегда легче возвращаться, чем лететь к линии фронта. Без труда находишь свой аэродром, не приходится безлунной ночью идти наощупь над джунглями.
Высокий следователь удивленно покачал головой, понимая, что спорить со мной бесполезно.
– А почему вы вернулись в Англию и занялись такой скучной работой, как обработка посевов?
Я засмеялся. Никогда не думал, что смогу смеяться, беседуя со следователями следственной комиссии.
– Та война кончилась. Мне предложили возить продукты и медикаменты для другой, которая велась где-то южнее. Но я решил, что хватит. Я снова был платежеспособным. Поэтому вернулся сюда. А обработка полей стала первой работой, какая подвернулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50