Его уволили несколько недель назад из-за частых ошибок в расчетах. В компании мне сказали, что его ошибки стоили им нескольких тысяч фунтов — он шесть раз заказывал одну и ту же партию заспиртованных вишен для фруктовых пирожных. (Смех, да и только!) Но им было не до смеха, когда тонны «воздушных орешков» испортились из-за некачественного тертого миндаля. Господин Томас не оспорил увольнение, просто ушел из компании. Там очень довольны, что от него избавились. Господин Томас не сразу сказал жене, что потерял работу, каждый день уезжал в город, как и раньше. (Обычное явление). В день аукциона в Ньюмаркете он «ничем не занимался», как и в предыдущую пятницу. Я настаивал, и он сказал, что, наверное, был в общественной библиотеке в Ридинге, он заходит туда почти каждый день. Просто нашел место, где можно посидеть, без какой-нибудь особой цели. Сказал, что просматривает газетные объявления с предложениями о трудоустройстве, но, по-моему, особых усилий в поисках работы не прилагает.
Господин Томас на грани нервного срыва — мое мнение. Я разговаривал с ним в кафе. Руки его сильно дрожали, чашка стучала о зубы. А ведь ему еще нет сорока! Алкоголь? Не думаю. Нервы совершенно ни к черту.
Господин Томас ездит на старом сером «Остине». Переднее крыло немного помято. Господин Томас сказал, что эта вмятина там уже давно. Машина грязная, давно не мыта. Господин Томас говорит, что на это у него не хватает сил.
Господин Томас считает, что господин Ян всю жизнь занимается ерундой (как он сам в последнее время). Господин Ян — «лучший в этой своре», но при этом «он всегда был любимчиком отца, и это несправедливо». (!)
Конец расспроса».
Я со вздохом отправил Томаса в низ стопки и принялся за Беренайс. Невеселая история.
«Миссис Беренайс Пемброк, сорока четырех лет (по словам госпожи Джойси), жена господина Томаса. Живет в Арденн-Гасиендас, номер шесть. Не работает. Присматривает за дочерьми, за домом и целыми днями читает дрянные романы (опять же, по словам Джойси).
С миссис Беренайс разговаривать очень трудно. В первый раз она вообще не стала со мной говорить, во второй — тоже почти никакого результата. Алиби на оба дня у нее нет.
Я спрашивал о детях и поездках в школу. Беренайс не отвозит их, девочки ездят на автобусе. Сами добираются до автобусной остановки, по тротуару вдоль местной дороги, примерно в полумиле от дома. Движение на дороге оживленное. Мать миссис Беренайс живет рядом с автобусной остановкой, и девочки почти каждый день заходят к ней после школы на чай.
Побеседовал с матерью Беренайс. Недовольна своей жизнью. Признала, что девочки часто к ней заходят. Иногда она отвозит их домой на машине — около семи часов вечера (если холодно, темно или идет дождь). В остальные дни девочки добираются сами. Я спросил, почему они заходят на чай так часто и остаются допоздна. Сказала, что это не мое дело. Младшая девочка сказала, что чай у бабушки лучше, чем у мамы. Старшая велела ей заткнуться. На этом мать миссис Беренайс меня выпроводила.
У миссис Беренайс старый «Моррис-Макси» белого цвета, без повреждений.
Миссис Беренайс ничего не сказала о господине Яне, когда я спросил, но, по-видимому, настроена к нему враждебно. Сказала, что господин Пемброк злой и бессовестный человек. На этом миссис Беренайс с треском захлопнула дверь. (Она даже не пустила меня в дом!)
Конец расспроса».
Я положил запись о Беренайс в конец пачки и убрал все в конверт. Съел кусок мясного пирога и побросал дротики. Это меня немного утешило.
Издали район Арденн-Гасиендас производил тягостное впечатление: маленькие домики из темно-красного кирпича, расположенные под разными углами друг к другу, с окнами в темных рамах на разной высоте от земли, темные двери, выходящие в крошечные огороженные дворики шириной не больше двух шагов. Тем не менее Арденн-Гасиендас довольно престижный район и даже получил какую-то премию за архитектуру, как сообщила мне Джойси год назад, когда Томас только переехал сюда.
«К черту такую архитектуру!» — думал я, нажимая на звонок дома номер шесть. Раньше я здесь не бывал, и дом Томаса и Беренайс в моем представлении остался обычным коттеджем, в котором они жили сразу после свадьбы.
Беренайс открыла дверь и попыталась сразу ее захлопнуть, едва увидела меня. Но я поставил ногу за порог и надавил на дверь снаружи. И Беренайс недовольно отступила.
— Мы не хотим тебя видеть. Милому Томасу нехорошо. У тебя нет никакого права сюда врываться! Я тебя ненавижу, — сказала Беренайс.
— Ненавидь себе на здоровье, но мне нужно поговорить с Томасом.
Она не могла сказать, что Томаса нет дома, потому что я его уже увидел. Внутри Гасиендас комнаты располагались под разными углами друг к другу, что объясняло неправильную форму зданий. Входная дверь вела в нишу в центральной комнате, у которой не было обычного потолка, комната в высоту была до самой крыши. Окна были беспорядочно расположены на разной высоте, так что даже нельзя было выглянуть наружу. «Кошмар!» — подумал я. Но, как говорит господин Вест, это только мое мнение.
Томас поднялся из низкого кресла, которое они перевезли сюда из коттеджа — удобная старая мебель плохо вписывалась в эту модернистскую комнату. На деревянном полу не было ковра, туфли Томаса поскрипывали, когда он шел.
— Заходи, дружище, — сказал он.
— Мы не хотим его здесь видеть! — возразила Беренайс.
Меня поразило, как Томас измучен. Я не видел его уже довольно давно. Весь юношеский задор куда-то пропал. Я вспомнил, каким он был в восемнадцать или в девятнадцать, когда приезжал на выходные в Квантум, веселый и живой.
Спустя двадцать лет он выглядел гораздо старше своего возраста, еще сильнее облысел с того времени, когда я его в последний раз фотографировал, рыжеватые усы давно не стрижены, во всем облике — какая-то безнадежная обреченность. Заметки Нормана Веста о близком нервном срыве, похоже, устарели. По-моему, с ним это уже случилось. У Томаса дела шли гораздо хуже, чем у Жервеза.
Я напомнил ему о том дне, когда старый Фред взрывал пни.
— Фердинанд тоже об этом спрашивал, — сказал Томас. — Я унес тогда Сирену на плечах, а старого садовника сбило с ног взрывом.
— А ты помнишь переключатели, которые мы когда-то собирали, с проволочкой на часовой стрелке?
Томас помрачнел. Долго молчал, потом ответил:
— Да.
— Томас, ты не делал таких штук после того, как Жервез и Фердинанд переехали из Квантума?
Беренайс вмешалась:
— Милый Томас не смог бы сделать никакого часового устройства, даже чтобы спасти свою жизнь, правда, дорогой? — В ее голосе звучали жалость и презрение. Томас затравленно глянул на нее, но ничего не ответил.
— Кто-то подарил Робину и Питеру часы Микки Мауса с белой проволочкой на стрелке. Очень яркие и красивые, — сказал я.
Томас беспомощно покачал головой.
— В развалинах Квантума нашли остатки часового механизма с проволокой в белой изоляции.
— Боже мой! — жалобно сказал Томас.
— Ну и что? Милый Томас тут ни при чем! — снова влезла Беренайс.
— Это значит, что Квантум взорвал тот, кто знал, как делать такие переключатели.
— И что с того? Я не видела, чтобы Томас их делал. Он слишком нервный для такого, правда, дорогой?
Томас предложил мне выпить. Беренайс нахмурилась — Томас что-то сделал наперекор ее желаниям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Господин Томас на грани нервного срыва — мое мнение. Я разговаривал с ним в кафе. Руки его сильно дрожали, чашка стучала о зубы. А ведь ему еще нет сорока! Алкоголь? Не думаю. Нервы совершенно ни к черту.
Господин Томас ездит на старом сером «Остине». Переднее крыло немного помято. Господин Томас сказал, что эта вмятина там уже давно. Машина грязная, давно не мыта. Господин Томас говорит, что на это у него не хватает сил.
Господин Томас считает, что господин Ян всю жизнь занимается ерундой (как он сам в последнее время). Господин Ян — «лучший в этой своре», но при этом «он всегда был любимчиком отца, и это несправедливо». (!)
Конец расспроса».
Я со вздохом отправил Томаса в низ стопки и принялся за Беренайс. Невеселая история.
«Миссис Беренайс Пемброк, сорока четырех лет (по словам госпожи Джойси), жена господина Томаса. Живет в Арденн-Гасиендас, номер шесть. Не работает. Присматривает за дочерьми, за домом и целыми днями читает дрянные романы (опять же, по словам Джойси).
С миссис Беренайс разговаривать очень трудно. В первый раз она вообще не стала со мной говорить, во второй — тоже почти никакого результата. Алиби на оба дня у нее нет.
Я спрашивал о детях и поездках в школу. Беренайс не отвозит их, девочки ездят на автобусе. Сами добираются до автобусной остановки, по тротуару вдоль местной дороги, примерно в полумиле от дома. Движение на дороге оживленное. Мать миссис Беренайс живет рядом с автобусной остановкой, и девочки почти каждый день заходят к ней после школы на чай.
Побеседовал с матерью Беренайс. Недовольна своей жизнью. Признала, что девочки часто к ней заходят. Иногда она отвозит их домой на машине — около семи часов вечера (если холодно, темно или идет дождь). В остальные дни девочки добираются сами. Я спросил, почему они заходят на чай так часто и остаются допоздна. Сказала, что это не мое дело. Младшая девочка сказала, что чай у бабушки лучше, чем у мамы. Старшая велела ей заткнуться. На этом мать миссис Беренайс меня выпроводила.
У миссис Беренайс старый «Моррис-Макси» белого цвета, без повреждений.
Миссис Беренайс ничего не сказала о господине Яне, когда я спросил, но, по-видимому, настроена к нему враждебно. Сказала, что господин Пемброк злой и бессовестный человек. На этом миссис Беренайс с треском захлопнула дверь. (Она даже не пустила меня в дом!)
Конец расспроса».
Я положил запись о Беренайс в конец пачки и убрал все в конверт. Съел кусок мясного пирога и побросал дротики. Это меня немного утешило.
Издали район Арденн-Гасиендас производил тягостное впечатление: маленькие домики из темно-красного кирпича, расположенные под разными углами друг к другу, с окнами в темных рамах на разной высоте от земли, темные двери, выходящие в крошечные огороженные дворики шириной не больше двух шагов. Тем не менее Арденн-Гасиендас довольно престижный район и даже получил какую-то премию за архитектуру, как сообщила мне Джойси год назад, когда Томас только переехал сюда.
«К черту такую архитектуру!» — думал я, нажимая на звонок дома номер шесть. Раньше я здесь не бывал, и дом Томаса и Беренайс в моем представлении остался обычным коттеджем, в котором они жили сразу после свадьбы.
Беренайс открыла дверь и попыталась сразу ее захлопнуть, едва увидела меня. Но я поставил ногу за порог и надавил на дверь снаружи. И Беренайс недовольно отступила.
— Мы не хотим тебя видеть. Милому Томасу нехорошо. У тебя нет никакого права сюда врываться! Я тебя ненавижу, — сказала Беренайс.
— Ненавидь себе на здоровье, но мне нужно поговорить с Томасом.
Она не могла сказать, что Томаса нет дома, потому что я его уже увидел. Внутри Гасиендас комнаты располагались под разными углами друг к другу, что объясняло неправильную форму зданий. Входная дверь вела в нишу в центральной комнате, у которой не было обычного потолка, комната в высоту была до самой крыши. Окна были беспорядочно расположены на разной высоте, так что даже нельзя было выглянуть наружу. «Кошмар!» — подумал я. Но, как говорит господин Вест, это только мое мнение.
Томас поднялся из низкого кресла, которое они перевезли сюда из коттеджа — удобная старая мебель плохо вписывалась в эту модернистскую комнату. На деревянном полу не было ковра, туфли Томаса поскрипывали, когда он шел.
— Заходи, дружище, — сказал он.
— Мы не хотим его здесь видеть! — возразила Беренайс.
Меня поразило, как Томас измучен. Я не видел его уже довольно давно. Весь юношеский задор куда-то пропал. Я вспомнил, каким он был в восемнадцать или в девятнадцать, когда приезжал на выходные в Квантум, веселый и живой.
Спустя двадцать лет он выглядел гораздо старше своего возраста, еще сильнее облысел с того времени, когда я его в последний раз фотографировал, рыжеватые усы давно не стрижены, во всем облике — какая-то безнадежная обреченность. Заметки Нормана Веста о близком нервном срыве, похоже, устарели. По-моему, с ним это уже случилось. У Томаса дела шли гораздо хуже, чем у Жервеза.
Я напомнил ему о том дне, когда старый Фред взрывал пни.
— Фердинанд тоже об этом спрашивал, — сказал Томас. — Я унес тогда Сирену на плечах, а старого садовника сбило с ног взрывом.
— А ты помнишь переключатели, которые мы когда-то собирали, с проволочкой на часовой стрелке?
Томас помрачнел. Долго молчал, потом ответил:
— Да.
— Томас, ты не делал таких штук после того, как Жервез и Фердинанд переехали из Квантума?
Беренайс вмешалась:
— Милый Томас не смог бы сделать никакого часового устройства, даже чтобы спасти свою жизнь, правда, дорогой? — В ее голосе звучали жалость и презрение. Томас затравленно глянул на нее, но ничего не ответил.
— Кто-то подарил Робину и Питеру часы Микки Мауса с белой проволочкой на стрелке. Очень яркие и красивые, — сказал я.
Томас беспомощно покачал головой.
— В развалинах Квантума нашли остатки часового механизма с проволокой в белой изоляции.
— Боже мой! — жалобно сказал Томас.
— Ну и что? Милый Томас тут ни при чем! — снова влезла Беренайс.
— Это значит, что Квантум взорвал тот, кто знал, как делать такие переключатели.
— И что с того? Я не видела, чтобы Томас их делал. Он слишком нервный для такого, правда, дорогой?
Томас предложил мне выпить. Беренайс нахмурилась — Томас что-то сделал наперекор ее желаниям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86