Да, он шел за нами.
Миссис Янг старалась успокоить Занте, но ее страхам нельзя было не посочувствовать: девочка ведь и в самом деле чуть не погибла. Миссис Янг сказала ей, что тот сумасшедший, который из озорства отцепил вагон, остался позади, в Картье, в нескольких часах пути от нас, но переубедить Занте было невозможно.
Миссис Янг призвала на помощь Нелл и спросила, нельзя ли устроить Занте на ночь где-нибудь еще, но Нелл, заглянув в папку, с которой не расставалась, с сомнением покачала головой.
— В одной секции есть верхнее место, — медленно произнесла она, — но оно закрывается только занавеской, и там никаких удобств, они в конце вагона — к таким условиям Занте, наверное, не привыкла.
— Это мне все равно! — горячо возразила Занте. — Я могу спать на полу или на кресле в салоне, где угодно. Я согласна на это верхнее место. Пожалуйста!
— Ну, тогда почему бы и нет? — сказала Нелл. — А как насчет ваших туалетных принадлежностей?
— К нам в вагон я за ними не пойду. Ни за что не пойду.
— Ладно, — сказала Нелл. — Я пойду и попрошу, чтобы ваша мама дала их мне.
Миссис Янг оставалась с Занте, которую снова начала бить легкая дрожь, до тех пор, пока не вернулась Нелл с маленькой сумочкой, сопровождаемая Бемби.
Бемби попыталась отговорить дочь, но, как и можно было ожидать, безуспешно. Я подумал, что вряд ли Занте вообще когда-нибудь решится спать в этом вагоне, так она напугана. Занте, Бемби, Нелл и супруги Янг прошли мимо, не обратив на меня внимания, и удалились по коридору вдоль кухни, чтобы обследовать новое место Занте, которое, как я знал, находилось в спальном вагоне впереди того, где помещался Филмер.
Через некоторое время Бемби и Нелл вернулись одни, и Бемби, без особой теплоты поблагодарив Нелл, сделала несколько шагов и остановилась около своего сына, который за все это время пальцем не шевельнул, чтобы успокоить сестру или помочь ей, и теперь сидел один.
— Пойдем, Шеридан, — сказала она не то чтобы повелительно, но и не слишком ласково. — Тебя зовет отец.
Шеридан с ненавистью посмотрел на нее, что, по-видимому, нимало ее не обеспокоило. Она терпеливо ждала, пока он не встал — с большой неохотой — и не пошел вслед за ней в их вагон.
Мне казалось, что Бемби взяла себе за правило как можно меньше переживать за Шеридана, чтобы не испытывать лишних огорчений. Как и Мерсер, она наверняка много лет страдала из-за его хамского поведения с людьми и привыкла держаться в стороне. Она не пыталась откупиться от жертв его выходок, как делал Мерсер: она просто не обращала на эти выходки внимания.
Я стал размышлять о том, что здесь было первопричиной — ее холодная светская сдержанность или недостаток теплых чувств у ее сына. Возможно, у обоих сердце было ледяное, и это усиливало их взаимное отчуждение. Мне пришло в голову, что Бемби — совершенно не подходящее для нее имя: это была отнюдь не наивная маленькая лань с широко открытыми глазами и шелковистой шерсткой, а видавшая виды, равнодушная красивая женщина в норковых шкурах.
Проводив их взглядом, Нелл вздохнула:
— Вы знаете, она не поцеловала Занте на ночь и даже не обняла ее, чтобы утешить. Совсем ничего. А ведь Мерсер так мил.
— Не думайте о них.
— Ладно... Вы понимаете, что на следующей остановке пресса накинется на наш поезд, как стая голодных львов, вышедших на охоту?
— Голодных львиц, — сказал я.
— Что?
— Стаей охотятся самки. А их самец в одиночестве сидит в сторонке и наблюдает, как они загоняют добычу, а потом забирает себе львиную долю.
— Я не желаю этого знать.
— Следующая остановка, — сказал я, — будет у нас глубокой ночью пятнадцать минут на станции Уайт-Ривер. С учетом опоздания мы должны прибыть туда в четыре ноль пять, а отправиться в четыре двадцать.
— А потом?
— Если не считать трехминутной остановки неведомо где, мы стоим двадцать пять минут в Тандер-Бее, в десять пятьдесят утра.
— Вы знаете наизусть весь график движения?
— Эмиль велел мне его выучить. Он правильно сказал, что чаще всего меня будут спрашивать, когда мы прибудем туда-то и туда-то. И он сказал, что настоящий официант всегда может на такой вопрос ответить, даже несмотря на то что мы везде прибываем на тридцать пять минут раньше обычного «Канадца».
— Эмиль прелесть, — сказала она. Я удивленно взглянул на нее. Мне и в голову не приходило назвать Эмиля прелестью. Изящный, аккуратный, умный, великодушный — да...
— Прелесть? — переспросил я.
— Я хотела бы надеяться, что вы так не считаете, — сказала она.
— Нет.
— Это хорошо.
Я видел, что она испытала облегчение.
— Вы не были в этом уверены? — с любопытством спросил я. — Я выгляжу таким... обоеполым?
— Ну, понимаете... — Она немного смутилась. — Я не хотела заговаривать на эту тему, правда не хотела. Но если уж вы хотите знать, в вас есть что-то... что-то скрытное, очень личное... как будто вы не хотите, чтобы кто-нибудь вас слишком хорошо узнал. И я просто подумала... Простите меня.
— Хотите, я осыплю вас жадными поцелуями?
Она засмеялась:
— Это не ваш стиль.
— Дайте срок, еще увидите.
Я подумал: два человека, которые совсем недавно познакомились, не стали бы вести такие разговоры, если бы сразу же не почувствовали друг к другу доверие и приязнь.
Мы стояли в тесном тамбуре между кухней и залом ресторана, и она все еще прижимала к груди свою папку. У меня мелькнула мысль: если дело дойдет до жадных поцелуев, то ей придется папку опустить.
— У вас постоянно шутки на уме, по глазам видно, — сказала она. Только вы оставляете их при себе.
— Я подумал о том, что вы держите свою папку, словно щит.
Она широко раскрыла глаза:
— Как-то один противный тип в редакции журнала схватит меня за грудь... И зачем я это вам говорю? Дело было много лет назад, что мне теперь до этого? И вообще, как еще можно носить папку?
Тем не менее она опустила ее и положила на раздаточный столик, но долго разговаривать нам не пришлось: пассажиры, веселившиеся в хвосте поезда, потянулись мимо нас в спальные вагоны. Я скрылся на кухне и слышал, как они спрашивали у Нелл, когда будет завтрак.
— От семи до девяти тридцати, — отвечала она. — Спокойной ночи всем.
— Она заглянула на кухню. — И вам спокойной ночи. Я пошла спать.
— Спокойной ночи, — ответил я, улыбнувшись.
— А вы не идете?
— Скоро пойду.
— Когда все будет... спокойно?
— Можно сказать и так.
— А чего, собственно говоря, ждет от вас Жокейский клуб?
— Чтобы я предвидел неприятности до того, как они начнутся.
— Но это невозможно.
— Хм-м... — произнес я. — Я и вправду не предвидел, что кто-то отцепит Лорриморов.
— И будете за это уволены, — сухо сказала она. — Но если сможете заснуть, то приятных вам снов.
— Тор сейчас поцеловал бы вас, — сказал я. — Но Томми этого сделать не может.
— Буду считать, что вы это сделали.
Она весело пошла прочь, снова прижав папку к груди: наверное, это была у нее привычка, а не только средство защиты.
Я отправился назад, в бар, и поболтал о том о сем с барменом. Картежники были целиком поглощены игрой и, очевидно, собирались провести за покером всю ночь, в гостиной все еще шли танцы и слышался смех, а на «видовом» этаже северное сияние услаждало взоры особых любителей этого зрелища. Бармен зевнул и сказал, что скоро будет закрывать бар. В полночь продажа спиртного прекращается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Миссис Янг старалась успокоить Занте, но ее страхам нельзя было не посочувствовать: девочка ведь и в самом деле чуть не погибла. Миссис Янг сказала ей, что тот сумасшедший, который из озорства отцепил вагон, остался позади, в Картье, в нескольких часах пути от нас, но переубедить Занте было невозможно.
Миссис Янг призвала на помощь Нелл и спросила, нельзя ли устроить Занте на ночь где-нибудь еще, но Нелл, заглянув в папку, с которой не расставалась, с сомнением покачала головой.
— В одной секции есть верхнее место, — медленно произнесла она, — но оно закрывается только занавеской, и там никаких удобств, они в конце вагона — к таким условиям Занте, наверное, не привыкла.
— Это мне все равно! — горячо возразила Занте. — Я могу спать на полу или на кресле в салоне, где угодно. Я согласна на это верхнее место. Пожалуйста!
— Ну, тогда почему бы и нет? — сказала Нелл. — А как насчет ваших туалетных принадлежностей?
— К нам в вагон я за ними не пойду. Ни за что не пойду.
— Ладно, — сказала Нелл. — Я пойду и попрошу, чтобы ваша мама дала их мне.
Миссис Янг оставалась с Занте, которую снова начала бить легкая дрожь, до тех пор, пока не вернулась Нелл с маленькой сумочкой, сопровождаемая Бемби.
Бемби попыталась отговорить дочь, но, как и можно было ожидать, безуспешно. Я подумал, что вряд ли Занте вообще когда-нибудь решится спать в этом вагоне, так она напугана. Занте, Бемби, Нелл и супруги Янг прошли мимо, не обратив на меня внимания, и удалились по коридору вдоль кухни, чтобы обследовать новое место Занте, которое, как я знал, находилось в спальном вагоне впереди того, где помещался Филмер.
Через некоторое время Бемби и Нелл вернулись одни, и Бемби, без особой теплоты поблагодарив Нелл, сделала несколько шагов и остановилась около своего сына, который за все это время пальцем не шевельнул, чтобы успокоить сестру или помочь ей, и теперь сидел один.
— Пойдем, Шеридан, — сказала она не то чтобы повелительно, но и не слишком ласково. — Тебя зовет отец.
Шеридан с ненавистью посмотрел на нее, что, по-видимому, нимало ее не обеспокоило. Она терпеливо ждала, пока он не встал — с большой неохотой — и не пошел вслед за ней в их вагон.
Мне казалось, что Бемби взяла себе за правило как можно меньше переживать за Шеридана, чтобы не испытывать лишних огорчений. Как и Мерсер, она наверняка много лет страдала из-за его хамского поведения с людьми и привыкла держаться в стороне. Она не пыталась откупиться от жертв его выходок, как делал Мерсер: она просто не обращала на эти выходки внимания.
Я стал размышлять о том, что здесь было первопричиной — ее холодная светская сдержанность или недостаток теплых чувств у ее сына. Возможно, у обоих сердце было ледяное, и это усиливало их взаимное отчуждение. Мне пришло в голову, что Бемби — совершенно не подходящее для нее имя: это была отнюдь не наивная маленькая лань с широко открытыми глазами и шелковистой шерсткой, а видавшая виды, равнодушная красивая женщина в норковых шкурах.
Проводив их взглядом, Нелл вздохнула:
— Вы знаете, она не поцеловала Занте на ночь и даже не обняла ее, чтобы утешить. Совсем ничего. А ведь Мерсер так мил.
— Не думайте о них.
— Ладно... Вы понимаете, что на следующей остановке пресса накинется на наш поезд, как стая голодных львов, вышедших на охоту?
— Голодных львиц, — сказал я.
— Что?
— Стаей охотятся самки. А их самец в одиночестве сидит в сторонке и наблюдает, как они загоняют добычу, а потом забирает себе львиную долю.
— Я не желаю этого знать.
— Следующая остановка, — сказал я, — будет у нас глубокой ночью пятнадцать минут на станции Уайт-Ривер. С учетом опоздания мы должны прибыть туда в четыре ноль пять, а отправиться в четыре двадцать.
— А потом?
— Если не считать трехминутной остановки неведомо где, мы стоим двадцать пять минут в Тандер-Бее, в десять пятьдесят утра.
— Вы знаете наизусть весь график движения?
— Эмиль велел мне его выучить. Он правильно сказал, что чаще всего меня будут спрашивать, когда мы прибудем туда-то и туда-то. И он сказал, что настоящий официант всегда может на такой вопрос ответить, даже несмотря на то что мы везде прибываем на тридцать пять минут раньше обычного «Канадца».
— Эмиль прелесть, — сказала она. Я удивленно взглянул на нее. Мне и в голову не приходило назвать Эмиля прелестью. Изящный, аккуратный, умный, великодушный — да...
— Прелесть? — переспросил я.
— Я хотела бы надеяться, что вы так не считаете, — сказала она.
— Нет.
— Это хорошо.
Я видел, что она испытала облегчение.
— Вы не были в этом уверены? — с любопытством спросил я. — Я выгляжу таким... обоеполым?
— Ну, понимаете... — Она немного смутилась. — Я не хотела заговаривать на эту тему, правда не хотела. Но если уж вы хотите знать, в вас есть что-то... что-то скрытное, очень личное... как будто вы не хотите, чтобы кто-нибудь вас слишком хорошо узнал. И я просто подумала... Простите меня.
— Хотите, я осыплю вас жадными поцелуями?
Она засмеялась:
— Это не ваш стиль.
— Дайте срок, еще увидите.
Я подумал: два человека, которые совсем недавно познакомились, не стали бы вести такие разговоры, если бы сразу же не почувствовали друг к другу доверие и приязнь.
Мы стояли в тесном тамбуре между кухней и залом ресторана, и она все еще прижимала к груди свою папку. У меня мелькнула мысль: если дело дойдет до жадных поцелуев, то ей придется папку опустить.
— У вас постоянно шутки на уме, по глазам видно, — сказала она. Только вы оставляете их при себе.
— Я подумал о том, что вы держите свою папку, словно щит.
Она широко раскрыла глаза:
— Как-то один противный тип в редакции журнала схватит меня за грудь... И зачем я это вам говорю? Дело было много лет назад, что мне теперь до этого? И вообще, как еще можно носить папку?
Тем не менее она опустила ее и положила на раздаточный столик, но долго разговаривать нам не пришлось: пассажиры, веселившиеся в хвосте поезда, потянулись мимо нас в спальные вагоны. Я скрылся на кухне и слышал, как они спрашивали у Нелл, когда будет завтрак.
— От семи до девяти тридцати, — отвечала она. — Спокойной ночи всем.
— Она заглянула на кухню. — И вам спокойной ночи. Я пошла спать.
— Спокойной ночи, — ответил я, улыбнувшись.
— А вы не идете?
— Скоро пойду.
— Когда все будет... спокойно?
— Можно сказать и так.
— А чего, собственно говоря, ждет от вас Жокейский клуб?
— Чтобы я предвидел неприятности до того, как они начнутся.
— Но это невозможно.
— Хм-м... — произнес я. — Я и вправду не предвидел, что кто-то отцепит Лорриморов.
— И будете за это уволены, — сухо сказала она. — Но если сможете заснуть, то приятных вам снов.
— Тор сейчас поцеловал бы вас, — сказал я. — Но Томми этого сделать не может.
— Буду считать, что вы это сделали.
Она весело пошла прочь, снова прижав папку к груди: наверное, это была у нее привычка, а не только средство защиты.
Я отправился назад, в бар, и поболтал о том о сем с барменом. Картежники были целиком поглощены игрой и, очевидно, собирались провести за покером всю ночь, в гостиной все еще шли танцы и слышался смех, а на «видовом» этаже северное сияние услаждало взоры особых любителей этого зрелища. Бармен зевнул и сказал, что скоро будет закрывать бар. В полночь продажа спиртного прекращается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90