Когда-то он служил санитаром в карантине, где в его обязанности входило наблюдать за путешественниками, которых выдерживали определенное время на границе, дабы исключить возможность инфекции.
Этого было более чем достаточно для нетребовательных обитателей деревушки Версг. Следует заметить, что Патак, как и все хитрецы, кто отваживается лечить себе подобных, делал вид, что презирает предрассудки и не верит ни в какие чудеса. Более того, он едко вышучивал тех, кто рассказывал небылицы, и если кто-нибудь говорил, что ни одна живая душа не осмелится приблизиться к замку, толстяк начинал смеяться и бравировать:
— А вот возьму и пойду в старую крепость — в гости к тем, кто там прячется!
Но поскольку никто не сомневался в его словах, по крайней мере открыто, доктор Па гак быстро забывал о своем намерении, и Карпатский замок оставался по-прежнему окутанным непроницаемой тайной.
ГЛАВА IV
Новость, принесенная пастухом, мгновенно распространилась по деревне. Судья Кольтц, не выпуская из рук драгоценную трубу, вошел в дом вместе с Ником и Мириотой. На террасе остались Фрик и десятка два мужчин, женщин и детей. Скоро подошла и стайка взбудораженных цыган. Фрика окружили во всех сторон и закидали вопросами. Пастух отвечал с важным видом, как и подобает очевидцу необычайных событий:
— Да, из трубы в замке шел дым, он и сейчас идет и будет идти до тех пор, пока все камни останутся на своих местах.
— Но кто мог зажечь в замке огонь? — боязливо спросила одна старая женщина.
— Черт, — ответил Фрик, называя сатану его здешним именем. — Он зажигает и гасит огни, где ему вздумается.
Услыхав эти слова, все стали вглядываться в даль, пытаясь различить на горе крепостные башни. В конце концов многие убедили себя, будто видят дым, хоть его и нельзя заметить на таком расстоянии.
Эффект, произведенный этим сообщением Фрика, донельзя всех взбудоражил. К страхам, которые внушал обитателям деревушки пустующий Карпатский замок, теперь, когда там, возможно, кто-то поселился, добавился самый настоящий ужас. Великий Боже!
В Версте была корчма, куда частенько захаживали и любители выпить, и те, кто не пил, но любил почесать язык после трудового дня — последние, разумеется, составляли меньшинство. Содержал сие веселое заведение еврей по имени Ионас, мужчина лет шестидесяти, с довольно симпатичной, хотя и явно семитской, внешностью: черноглазый, с горбатым носом и выпяченными губами, с пейсами и традиционной бородкой. Услужливый и общительный, он охотно давал односельчанам в долг небольшие суммы, не требуя никакого залога или процентов, ибо не сомневался, что ему заплатят в срок. Дай Бог, чтобы все евреи, прижившиеся на трансильванской земле, были такими же миролюбивыми и сговорчивыми, как этот трактирщик из Верста! Но, к сожалению, добряк Ионас являл собой редкое исключение. Обычно же его единоверцы такие же трактирщики, торгующие вином и дарами нив, не гнушаются и ростовщичества, занимаясь им с таким рвением, что невольно возникает беспокойство за судьбу румынских крестьян. Того и гляди, все поля и пастбища перейдут от уроженцев этих мест к чужакам. Благодаря закладным евреи становятся собственниками и крестьянских наделов, и урожая. Может, Земля Обетованная теперь вовсе не в Иудее, а в Трансильвании?
Трактир «Король Матиаш» — так значилось на вывеске — расположился на краю террасы, в которую упиралась главная улица Верста, прямо напротив дома судьи. Постройка под сплошной завесой зелени была старая, наполовину деревянная, наполовину каменная, пережившая не один ремонт и все же не лишенная привлекательности. Стеклянные двери этого одноэтажного дома выходили на террасу. Большую его часть занимал вместительный зал со столами и скамейками, с дубовым траченным шашелем буфетом и стойкой из потемневшего дерева, за которой стоял всегда готовый к услугам посетителей Йонас.
Свет с улицы проникал через два окна, два других были прорезаны в противоположной стене, под навесом: одно, заплетенное вьющимися растениями, почти не давало света, а из второго открывался великолепный вид на долину, лежащую меж отрогов хребта Вулкан. В ущелье сверкала горная река Ньяд, мчавшаяся по каменистым скалам с плато Оргалл, на котором возвышался старый замок. Образуя водопад, полноводный и шумный даже в жару, горный поток устремлялся к валашскому руслу Силя и нес свои воды дальше.
Справа к большому залу примыкало несколько маленьких комнат, куда хозяин отводил не частых постояльцев, отдыхавших здесь перед переходом через границу. Эти люди знали, что за умеренную плату всегда найдут пристанище в трактире «Король Матиаш», где хозяин приветлив и услужлив и где всегда есть доброе вино и отличный табак, купленный у лучших местных торговцев. Что же касается самою Йонаса, он спал в тесной мансарде со смешным маленьким оконцем, прорубленным в душистой соломенной крыше.
Вечером 29 мая, дня, с которого начинается наше повествование, в трактире собрались лучшие умы Верста: судья Кольтц, магистр Эрмод, лесничий Ник Дек и еще дюжина почтенных людей. Был здесь, разумеется, и пастух Фрик, личность не менее примечательная, чем все упомянутые. Не было лишь доктора Патака: ею вызвали к больному, который без врача никак не мог отправиться в мир иной. Доктор обещал прийти, как только освободится.
В ожидании экс-санитара собравшиеся обсуждали главное событие дня, не забывая при этом выпивать и закусывать. Йонас подал им что-то вроде кукурузного пирога, называемого здесь мамалыгой, вполне сносное блюдо, особенно если приготовлено на свежем молоке. К мамалыге полагалась наливка местного производства, которую пью г маленькими стаканчиками, но в неимоверных количествах… Высокое собрание отдавало дань уважения и шнапсу по полсу за стакан, и, с особенным удовольствием, ракии, крепкой водке-сливянке, родившейся в Карпатах и прославившей их.
Тут следует заметить, что трактирщик Йонас — так уж было здесь заведено — обслуживал только посетителей, сидящих за столами, справедливо полагая, что гость сидящий съест и выпьет гораздо больше стоящего. В этот вечер дела у Йонаса шли неплохо: все места были заняты, их даже не хватало. Хозяин переходил от стола к столу с большим кувшином и все подливал и подливал в стаканчики, которые молниеносно опустошались.
Пробило половину девятого. Присутствующие продолжали обсуждать новость и все никак не могли решить, что же делать. Все сходились в одном: кто бы ни поселился в Карпатском замке, для деревни это то же самое, что пороховая бочка в городских воротах.
— Положение очень серьезно! — изрек судья Кольтц.
— Очень серьезно! — согласился магистр, как всегда пуская дым из трубки.
— Очень серьезно! — хором подхватили остальные.
— Одно могу сказать: скверная репутация замка принесла дурную славу и нашим местам.
— Иностранцы и так приезжают редко… — сокрушенно сказал судья Кольтц.
— А теперь они и вовсе перестанут сюда заглядывать, — вздохнул Йонас.
— Многие местные уже собрались уезжать, — заметил один из посетителей.
— Я первый, — вступил в разговор пожилой крестьянин, — вот только продам виноградники и сразу же тронусь в путь.
— Да разве теперь найдешь покупателей? — усомнился трактирщик.
Вот такие разговоры вели достойные жители деревни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Этого было более чем достаточно для нетребовательных обитателей деревушки Версг. Следует заметить, что Патак, как и все хитрецы, кто отваживается лечить себе подобных, делал вид, что презирает предрассудки и не верит ни в какие чудеса. Более того, он едко вышучивал тех, кто рассказывал небылицы, и если кто-нибудь говорил, что ни одна живая душа не осмелится приблизиться к замку, толстяк начинал смеяться и бравировать:
— А вот возьму и пойду в старую крепость — в гости к тем, кто там прячется!
Но поскольку никто не сомневался в его словах, по крайней мере открыто, доктор Па гак быстро забывал о своем намерении, и Карпатский замок оставался по-прежнему окутанным непроницаемой тайной.
ГЛАВА IV
Новость, принесенная пастухом, мгновенно распространилась по деревне. Судья Кольтц, не выпуская из рук драгоценную трубу, вошел в дом вместе с Ником и Мириотой. На террасе остались Фрик и десятка два мужчин, женщин и детей. Скоро подошла и стайка взбудораженных цыган. Фрика окружили во всех сторон и закидали вопросами. Пастух отвечал с важным видом, как и подобает очевидцу необычайных событий:
— Да, из трубы в замке шел дым, он и сейчас идет и будет идти до тех пор, пока все камни останутся на своих местах.
— Но кто мог зажечь в замке огонь? — боязливо спросила одна старая женщина.
— Черт, — ответил Фрик, называя сатану его здешним именем. — Он зажигает и гасит огни, где ему вздумается.
Услыхав эти слова, все стали вглядываться в даль, пытаясь различить на горе крепостные башни. В конце концов многие убедили себя, будто видят дым, хоть его и нельзя заметить на таком расстоянии.
Эффект, произведенный этим сообщением Фрика, донельзя всех взбудоражил. К страхам, которые внушал обитателям деревушки пустующий Карпатский замок, теперь, когда там, возможно, кто-то поселился, добавился самый настоящий ужас. Великий Боже!
В Версте была корчма, куда частенько захаживали и любители выпить, и те, кто не пил, но любил почесать язык после трудового дня — последние, разумеется, составляли меньшинство. Содержал сие веселое заведение еврей по имени Ионас, мужчина лет шестидесяти, с довольно симпатичной, хотя и явно семитской, внешностью: черноглазый, с горбатым носом и выпяченными губами, с пейсами и традиционной бородкой. Услужливый и общительный, он охотно давал односельчанам в долг небольшие суммы, не требуя никакого залога или процентов, ибо не сомневался, что ему заплатят в срок. Дай Бог, чтобы все евреи, прижившиеся на трансильванской земле, были такими же миролюбивыми и сговорчивыми, как этот трактирщик из Верста! Но, к сожалению, добряк Ионас являл собой редкое исключение. Обычно же его единоверцы такие же трактирщики, торгующие вином и дарами нив, не гнушаются и ростовщичества, занимаясь им с таким рвением, что невольно возникает беспокойство за судьбу румынских крестьян. Того и гляди, все поля и пастбища перейдут от уроженцев этих мест к чужакам. Благодаря закладным евреи становятся собственниками и крестьянских наделов, и урожая. Может, Земля Обетованная теперь вовсе не в Иудее, а в Трансильвании?
Трактир «Король Матиаш» — так значилось на вывеске — расположился на краю террасы, в которую упиралась главная улица Верста, прямо напротив дома судьи. Постройка под сплошной завесой зелени была старая, наполовину деревянная, наполовину каменная, пережившая не один ремонт и все же не лишенная привлекательности. Стеклянные двери этого одноэтажного дома выходили на террасу. Большую его часть занимал вместительный зал со столами и скамейками, с дубовым траченным шашелем буфетом и стойкой из потемневшего дерева, за которой стоял всегда готовый к услугам посетителей Йонас.
Свет с улицы проникал через два окна, два других были прорезаны в противоположной стене, под навесом: одно, заплетенное вьющимися растениями, почти не давало света, а из второго открывался великолепный вид на долину, лежащую меж отрогов хребта Вулкан. В ущелье сверкала горная река Ньяд, мчавшаяся по каменистым скалам с плато Оргалл, на котором возвышался старый замок. Образуя водопад, полноводный и шумный даже в жару, горный поток устремлялся к валашскому руслу Силя и нес свои воды дальше.
Справа к большому залу примыкало несколько маленьких комнат, куда хозяин отводил не частых постояльцев, отдыхавших здесь перед переходом через границу. Эти люди знали, что за умеренную плату всегда найдут пристанище в трактире «Король Матиаш», где хозяин приветлив и услужлив и где всегда есть доброе вино и отличный табак, купленный у лучших местных торговцев. Что же касается самою Йонаса, он спал в тесной мансарде со смешным маленьким оконцем, прорубленным в душистой соломенной крыше.
Вечером 29 мая, дня, с которого начинается наше повествование, в трактире собрались лучшие умы Верста: судья Кольтц, магистр Эрмод, лесничий Ник Дек и еще дюжина почтенных людей. Был здесь, разумеется, и пастух Фрик, личность не менее примечательная, чем все упомянутые. Не было лишь доктора Патака: ею вызвали к больному, который без врача никак не мог отправиться в мир иной. Доктор обещал прийти, как только освободится.
В ожидании экс-санитара собравшиеся обсуждали главное событие дня, не забывая при этом выпивать и закусывать. Йонас подал им что-то вроде кукурузного пирога, называемого здесь мамалыгой, вполне сносное блюдо, особенно если приготовлено на свежем молоке. К мамалыге полагалась наливка местного производства, которую пью г маленькими стаканчиками, но в неимоверных количествах… Высокое собрание отдавало дань уважения и шнапсу по полсу за стакан, и, с особенным удовольствием, ракии, крепкой водке-сливянке, родившейся в Карпатах и прославившей их.
Тут следует заметить, что трактирщик Йонас — так уж было здесь заведено — обслуживал только посетителей, сидящих за столами, справедливо полагая, что гость сидящий съест и выпьет гораздо больше стоящего. В этот вечер дела у Йонаса шли неплохо: все места были заняты, их даже не хватало. Хозяин переходил от стола к столу с большим кувшином и все подливал и подливал в стаканчики, которые молниеносно опустошались.
Пробило половину девятого. Присутствующие продолжали обсуждать новость и все никак не могли решить, что же делать. Все сходились в одном: кто бы ни поселился в Карпатском замке, для деревни это то же самое, что пороховая бочка в городских воротах.
— Положение очень серьезно! — изрек судья Кольтц.
— Очень серьезно! — согласился магистр, как всегда пуская дым из трубки.
— Очень серьезно! — хором подхватили остальные.
— Одно могу сказать: скверная репутация замка принесла дурную славу и нашим местам.
— Иностранцы и так приезжают редко… — сокрушенно сказал судья Кольтц.
— А теперь они и вовсе перестанут сюда заглядывать, — вздохнул Йонас.
— Многие местные уже собрались уезжать, — заметил один из посетителей.
— Я первый, — вступил в разговор пожилой крестьянин, — вот только продам виноградники и сразу же тронусь в путь.
— Да разве теперь найдешь покупателей? — усомнился трактирщик.
Вот такие разговоры вели достойные жители деревни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34