Лорето был последним перуанским городом на левом берегу реки, перед бразильской границей. В настоящее время это просто небольшая деревня с двумя десятками домов, расположенных на холмистом берегу, глинистые склоны которого как будто окрашены охрой.
В Лорето живет несколько перуанских солдат и два-три португальских купца, торгующих хлопчатобумажными тканями, соленой рыбой и сальсапарелью.
Бенито высадился на берег, чтобы купить несколько тюков сальсапарели, имеющей всегда большой спрос на рынках Амазонки.
Жоам Гарраль, по-прежнему поглощенный работой, занимавшей все его время, не сошел с жангады. Якита и Минья тоже остались на борту, в обществе Маноэля. Дело в том, что Лорето славится москитами, которые отпугивают всех приезжих, не желающих пожертвовать толику своей крови для насыщения этих двукрылых кровососов.
Маноэль только что рассказал собравшимся кое-что об этих насекомых, и никому не захотелось подвергаться их укусам.
– Говорят, – добавил Маноэль, – все десять пород москитов, которые отравляют берега Амазонки, устраивают слеты в Лорето. И я готов этому поверить, не проверяя на своей шкуре. Здесь, милая Минья, у вас будет богатейший выбор: москит серый, мохнатый, белоногий, карликовый, трубач, флейтист, жгучий нос, арлекин, большой негр, рыжий лесовик. Впрочем, выбирать будете не вы: они сами изберут вас своей жертвой, и вы вернетесь сюда неузнаваемой! Поистине эти злобные двукрылые охраняют бразильскую границу лучше, чем бедняги солдаты – несчастные заморыши, которых мы видим на берегу.
– Но если в природе все имеет назначение, – спросила девушка, – то для чего нужны москиты?
– Для счастья энтомологов, – ответил Маноэль. – Ей-богу, мне очень трудно найти лучшее объяснение!
Маноэль сказал о москитах истинную правду. И когда Бенито, окончив закупки, вернулся на жангаду, лицо и руки у него были покрыты тысячью красных волдырей, не говоря уж о том, что клещи, несмотря на кожаные сапоги, впились ему в ноги.
– Прочь, прочь отсюда, не медля ни минуты! – закричал Бенито. – Иначе полчища этих проклятых москитов налетят на жангаду, и жить в ней станет невозможно!
– И мы привезем их в провинцию Пара, – добавил Маноэль, – а там и своих предостаточно!
Итак, не задерживаясь на ночь у этих берегов, жангада отчалила и снова поплыла по течению.
От Лорето Амазонка слегка поворачивает на юго-восток и течет между островами Арава, Куяри, Урукутео. Жангада поплыла по темным водам Кажару, сливающимся со светлыми струями Амазонки. Вечером 23 июня, пройдя этот левый приток реки, она уже спокойно скользила вдоль большого острова Жахума.
Ясный закат на безоблачном небосводе предвещал дивную тропическую ночь, каких не знают в умеренном климате. Легкий ветерок освежал воздух. На небо скоро должна была взойти луна и заменить своим светом сумерки, – их не бывает на этих широтах. А пока, в темноте, звезды сияли необычайно ярко. Огромная равнина бассейна реки, казалось, уходит в безбрежную даль, словно море, и над ней, на высоте двести тысяч миллиардов лье, сверкал на севере единственный алмаз Полярной звезды, а на юге – четыре бриллианта Южного Креста.
На левом берегу острова Жахума выступали черные силуэты полуосвещенных деревьев. Их можно было узнать лишь по общим очертаниям. Вот стройные, как колонны, стволы копаюсов, с раскинувшимися, словно зонтики, вершинами; вот купы сандисов, из которых добывают густой и сладкий молочный сок, пьянящий, как вино; вот несколько винных деревьев высотой в восемнадцать футов, с трепещущей от малейшего ветерка листвой. Воистину можно сказать: «Какая прекрасная поэма эти амазонские леса!» И добавить: «Какой величественный гимн эти тропические ночи!»
Слышались последние вечерние песни лесных птиц: бентивисов, которые подвешивают свои гнезда на прибрежном камыше; местных куропаток «ниамбу», песенку которых, состоящую из четырех нот, повторяют многие пернатые подражатели; жалобный напев «камичи»; крик зимородка, словно по сигналу отвечающего на последние выкрики собратьев; звонкие, как труба, голоса «каниндэ» и красных попугаев ара, прикорнувших в ветвях жакетибы, сложив крылья, яркие краски которых погасила спустившаяся ночь.
Команда жангады оставалась на своих местах, но отдыхала. Только лоцман стоял на носу, и его высокая фигура едва выделялась в сгустившейся темноте. Вахтенные, застывшие на борту с длинными баграми на плече, напоминали стан татарских всадников. Бразильский флаг на носу жангады неподвижно повис на древке, и у ветра не хватало силы его развернуть.
В восемь часов с колокольни маленькой часовни раздались первые три удара колокола, возвещавшие начало вечерней молитвы. Затем прозвучало еще два раза по три удара, и вскоре вечерня закончилась частым перезвоном.
Между тем семья Гарраля вышла на веранду подышать свежим воздухом после жаркого июльского дня. Так бывало всякий вечер. Жоам Гарраль обычно молчал, прислушиваясь к разговорам, а молодежь весело болтала, пока не наступало время ложиться спать.
– Ах, как хороша наша река, наша величавая Амазонка! – воскликнула Минья, которая не уставала восхищаться могучим водным потоком.
– И правда, несравненная река, – отозвался Маноэль, – я тоже оценил ее гордую красоту. Сейчас мы плывем по ней, как в прошлом веке Орельяна и Лакондамин, и я не удивляюсь, что они оставили нам такие восторженные описания.
– И притом не очень правдоподобные, – заметил Бенито.
– Брат, – строго остановила его Минья, – не говори дурно о нашей Амазонке!
– А я и не говорю, сестренка, я хочу только напомнить, что о ней сложили немало легенд.
– Да, много, и среди них есть чудесные!
– Какие легенды? – спросил Маноэль. – Должен признаться, они не дошли до Пара, во всяком случае, я их не слышал.
– Чему же тогда вас учат в беленских школах? – засмеялась Минья.
– Теперь я понимаю, что ничему! – ответил Маноэль.
– Как, сударь? – спросила Минья с шутливой строгостью. – Вы не знаете старых преданий? Например, о том, что на Амазонке время от времени появляется громадный змей Миньокао и что вода в реке поднимается или убывает, смотря по тому, ныряет ли этот змей или выходит из воды, до того он велик!
– А вы сами видели когда-нибудь этого диковинного Миньокао? – спросил Маноэль.
– Увы, нет! – вздохнула Лина.
– Какая досада! – сказал Фрагозо.
– Есть у нас еще Маэ д'Агуа, – продолжала Минья, – прекрасная, но страшная женщина: она завораживает взглядом и увлекает в реку неосторожных путников, вздумавших поглядеть на нее.
– О, Маэ д'Агуа в самом деле существует! – воскликнула простодушная Лина. – Говорят, она бродит по берегам реки, но стоит только к ней подойти, тотчас исчезает, как и русалки.
– Ну что ж, Лина, если ты ее увидишь, тотчас позови меня, – пошутил Бенито.
– Чтобы она вас схватила и утащила на дно? Ни за что!
– Да ведь она этому верит! – вскричала Минья.
– Что ж, многие верят и в ствол Манао, – заметил Фрагозо, всегда готовый вступиться за Лину.
– Ствол Манао? – спросил Маноэль. – А это что еще за штука?
– Господин Маноэль, – ответил Фрагозо с комической важностью, – говорят, что есть, или, вернее, был когда-то, ствол турумы, который каждый год в одно и то же время спускался вниз по Риу-Негру, останавливался на несколько дней в Манаусе и отправлялся дальше в провинцию Пара, заходя по пути в каждую гавань, где туземцы благоговейно украшали его флажками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65