– Агей!
Он сидел, смотрел на доску, не понимая, как это в школе могут быть такие уроки. Ему хотелось вскочить и закричать на ребят, гадких в своем безобразии. В спину больно и сильно ударили. Он вскочил, обернулся. Ребята глядели на него невинно и умненько. Сел – опять тычок. Снова обернулся.
– Богатов.
Он встал. Лицо учительницы покрылось вдруг маленькими красными пятнами.
– Я думала, вы хороший мальчик. Я собиралась поставить вам пять. Но вы тоже вертитесь. Как юла! Двойка! Двойка!
Она села за стол, взяла ручку и, оттопыривая мизинец с белым острым ноготком, старательно вывела в журнале очередную Агееву двойку.
– Не горюй, Богатов! – крикнул Курочка. – Стерпится – слюбится.
На двух следующих уроках была алгебра.
Вячеслав Николаевич дал самостоятельную работу. Доску он разделил на три части и написал три разных задания.
– Левая сторона для мелко плавающих, – объявил он, – правая для светочей. Центр соответствует программе.
Агей посмотрел налево, в уме решил программное и переписал в тетрадь задачу для светочей.
Условие, казалось, не давало никаких шансов на возможность решения. Тогда Агей прикрыл глаза, превратил задачу в кубик Рубика и рассматривал ее, мысленно трогая плоскости. Ах, вон тут что!
Он записал уравнение.
Решить его не составляло никакого труда.
Второй задачи не было. И тогда Агей решил усложнить ту. которая была под силу только светочам. Зачеркнул уравнение, ввел третье неизвестное и начал математическую круговерть, понимая, что сам себя заводит в тупик, но из упрямства не отступая от выбранного пути. И все-таки решение пришлось зачеркнуть как совершенно негодное.
Он отодвинул тетрадь и глядел на свое придуманное уравнение одним глазом, так кошки с мышками играют.
Грянул звонок.
– А-а! – сказал Агей, засмеялся и записал ключик, которым уравнение открывалось без натуги и скрипа.

* * *
Кабинет биологии был темноват от обилья цветов на окнах. Рассаживались, не дожидаясь звонка. Не переругивались, не пересмеивались. Звонок, и в следующее мгновение вошла… колхозница.
Припеченное солнцем лицо, белые, свои, некрашеные, совершенно белые волосы, белые брови, белые ресницы. Кисти рук тоже крестьянские, широкие, темные. Посмотрела на класс обрадованными глазами.
– Ну, здравствуйте!
Ребята как-то вздохнули, сели и замерли. Агей почувствовал: все чего-то ждут.
Учительница провела рукою по щеке, призадумалась.
– Урок-то у нас про змей, – сказала она негромко. – Я вчера про змей этих раздумалась да и всплакнула чуток… До чего ж мы все-таки дожили: змеюку, извечного врага человеческого, спасать надо! А уж коль ядовитая, так трижды спасать, потому что человек и змею обратал, как корову. И доит… Ужасный собственник – человек. Ужасный!
Она так укоризненно покачала головой, что все ребята потупились: вспомнили самих себя и всякие свои грешки, содеянные против растущего, цветущего, ползающего… Против жизни, одним словом.
Учительница вдруг посмотрела на Агея:
– Здравствуйте, новенький. С Памира, говорят? Как там вы жили, как ладили с меньшими братьями нашими? Меня Екатериной Васильевной зовут, а тебя?
Встал.
– Меня зовут Агей.
– Так как там, есть еще звериное царство или уж тоже, как всюду?..
– Есть, Екатерина Васильевна… У нас ирбис жил… Я, когда уезжал, ходил с ним прощаться, и он пришел. В то место, куда и я. А мы с ним не виделись с той поры, как он сбежал. По-моему, он даже улыбался…
– Как хорошо-то! – Глаза у Екатерины Васильевны засветились, засияли. – Ах, как хорошо! Коли человек захочет, он с коброй уживется, не то что с ирбисом… Да вот печаль – сказочка про лубяную избушку не про лису, про нас она. Все-то нам тесно! И животные, хлопнув дверью, оставляют планету, оставляют нас, широко живущих, в сиротстве. Спасибо тебе, Агей! Большое спасибо.
Она кивком головы разрешила сесть и опять подперла щеку рукою.
– Про змей мы в другой раз поговорим… Давайте о нас с вами, о людях… Есть такая украинская притча про Вырий, про звериный рай. Звери, птицы, гады по осени отправляются в Вырий, а весной – назад. Вы подумайте только! Сказка очень старая, но и тогда люди понимали, что нельзя человека пустить в мир звериного согласия. Не горько ли? Горько, но поделом.
Она всплеснула вдруг руками.
– Да возьмите тех же змей! На зиму они сползаются в укромные ущелья, кишмя кишат… Крамарь! Поглядела бы ты на себя сейчас в зеркало. Противно, мол. И ведь многие так подумали: скопище змей – какая это гадость! Но змеи-то на белом свете живут не ради наших с вами прекрасных глаз! У них на жизнь прав ровно столько же, сколько у нас, хотя человек никогда об этом, до нынешнего века, даже и не задумывался… Нынче-то мы спохватились, да не все разом. А когда все спохватимся, будет уж поздно. Небось думаете: чего это она пугать нас взялась?.. Не пугаю, горюю! Горюю вслух, потому что я – учитель. Я обязана вас, учеников, научить главному. А главное в моем предмете – жизнь… Вот тут-то вы меня и очень даже подловите.
Она опять повернулась к Агею:
– Тебе приходилось стрелять?
– Приходилось. – Агей встал.
– В кого?
– Волки на яков напали, почти у самой нашей станции. Мы с дедушкой с крыльца стреляли.
– Попали?
– Трех убили сразу. Потом еще одного нашли. Стая была очень большая… Нельзя было не стрелять.
– Конечно, нельзя! – согласилась учительница. – Но ведь это мы, люди, так решили: пусть живут яки, а чтобы они жили, должны умереть волки. Жизнь существует за счет жизни. Закон жестокий, и однако, когда вмешательство внешних сил отсутствует, мы наблюдаем торжество жизни. Ее становится все больше и больше… Но вот вопрос: какой жизни?
Екатерина Васильевна засмеялась.
Тут мы в философию заехали. А все ж таки давайте-ка подумаем, когда жизни на Земле было больше – теперь или в эпоху динозавров?
– Наверное, теперь, – сказала Ульяна. – Хотя, конечно, всем кажется, что в эпоху динозавров ее было вроде бы и больше.
– Супчик был погуще! – развеселился Вова. – Харчо с динозаврами.
– Болото! Все шевелилось, крякало, квакало! Бррр! – передернула плечиками Крамарь.
– Сейчас один бетон да железки, а тогда раздолье было! – сказал Борис Годунов.
– Эх ты, царь-государь! – воскликнул Курочка. – Ты представь только! Все чавкало, грызло, жрало… Ты заглотнул – и сам уже в пузе!.. Не томите, Екатерина Васильевна. Откройте всю правду, не бойтесь седьмого «В».
– Я и сама не знаю.
– Да ведь это и был Вырий! – догадался Вова.
– Верно, – согласилась Екатерина Васильевна. – То был Вырий. Но вот в мире появился человек. Казалось бы, еще одно живое существо. И только. Но у человека были Мысли. Совершенно невесомые и, кажется, не оставляющие никакого следа. Но это только так кажется… Вам известно понятие – биосфера. А вот ученый Вернадский за много лет до начала космической эры догадался о том, что эволюция видов переходит в эволюцию биосферы. И еще о том, что научная мысль есть явление планетарное, что человек уже не может действовать, мыслить, думая о себе, о семье, роде, государстве, он уже должен действовать и мыслить, думая о планете.
Глаза Екатерины Васильевны перестали улыбаться.
– Я хочу, чтобы вы собрались и, слушая меня, думали… Вернадский так говорил: «Человек и человечество теснейшим образом связаны с живым веществом, населяющим нашу планету… Живое вещество охватывает всю биосферу, ее создает и ее изменяет…» Это вам понятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17