Я притянул к себе приемник, включил, негромко щелкнул динамик. Я закрутил ручку регулятора громкости до упора. В динамике что-то захрипело. Приблизил приемник к уху. Кажется, играла музыка. Покрутил во все стороны, пошарил по средним и длинным волнам. Громче не стало. Вездесущая влага добралась до батареек, и динамик наверняка отсырел. Четыре часа ночной вахты одному, в полной темноте, да еще без приемника — это трудно настолько, что передать не берусь. С курсом плот справлялся самостоятельно. Я оказался безработным. Я начал убивать время. Я приканчивал минуты, как командированный гостиничных клопов, с такой же озлобленной решимостью. Я загонял их десятками в ловушки и уничтожал скопом, если удавалось придумывать длительные занятия, например, дозаправку «летучей мыши». И бил поодиночке путем чесаний, вздохов, покашливаний, зевания. Таким образом убил час и принялся за другой. Десять минут размышлял о том, как буду отъедаться дома. Представлял в мельчайших, даже микроскопических подробностях до тех пор, пока с языка не закапала слюна. Тогда начал фантазировать на тему «Возвращение героев-покорителей домой». Здесь наличествовали цветы, журналисты, пионеры, духовые оркестры и слезы. Еще четверть затратил на сочинение убийственной фразы, которую произнесу пред ясными очами Васеньева и Монаховой. Итого, отправил в небытие еще сорок минут. И здесь допустил роковую ошибку: стал мечтать о близком. О том, как лягу спать через два часа двадцать минут. Этого оказалось достаточно, чтобы неожиданная истома парализовала мою волю и сознание. Я «поплыл». Стало ужасно неуютно сидеть вот так, скрючившись, посреди моря, на плоском как блин плоту, где не предусмотрено ни рулевых рубок, ни кают. Холодный озноб пополз по спине. Задеревеневшие от неудобной позы ноги ныли. Стало себя жалко. Я пододвинулся ближе к постели. Из-под одеял слышалось умиротворенное сопение Сергея и Татьяны.
— Кому станет плохо, если ноги будут в тепле? — задал я себе хитрый вопрос. — Безусловно, никому! Будет сплошная польза. Значит, я имею право пихнуть свои ступни под одеяла? Конечно, — вновь согласился я. Не мог же я сам себе отказать! С салифановской стороны внедряться было опасно. Не дай бог проснется — шума не оберешься. Я приподнял одеяло и нырнул ногами внутрь. Некоторое время сидел в тихом блаженстве. Но потом спохватился — неприлично складывать ноги перед самым лицом Тани. А ну, как дама проснется? Откроет глаза и вместо ожидаемого лица прекрасного эльфа, в крайнем случае букета свежесрезанных роз, обнаружит два моих сорок третьих размера. Надо заботиться о психическом состоянии прекрасного пола. Если честно, я изрядно шельмовал в тот момент, но измучившееся от бытовой неустроенности тело убедило совесть, что все делается исключительно ради благополучия Войцевой. Ужом я ввинчивался глубже в спальную берлогу. Вот так, хорошо! До румпеля я могу дотянуться и отсюда. Но этого пока не требуется. Компас рядом. Полчаса я честно пялился в темноту. Отсутствие видимых ориентиров утомляло зрение. Хоть бы какой шальной корабль мелькнул на горизонте. Нет, все та же пустота. Глаза щипало, как от попавшего внутрь песка. Я часто-часто моргал, выступали слезы. Скоро глаза стали самопроизвольно смыкаться. Волевыми усилиями я разлеплял их, но они назло снова закрывались. Брызнул на лицо пригоршню забортной воды, растер кожу, мышцы. Кровь прилила к голове. Но потом глазные мышцы против моего желания сократились, веки упали вниз, зашторивая утомившиеся зрачки. Я проваливался в мгновенный сон, но быстро пробуждался. С ног тянуло теплом. Мерные вздохи моря и ныряния плота баюкали не хуже дуэта колыбельной песни с люлькой. Промежутки зажмуривания становились все более продолжительными. Иногда открывать глаза без помощи пальцев было невозможно. Мышцы лица сводило судорогами, как ноги в холодной воде. Я пережидал боль, размежевывал веки, но спустя несколько минут они вновь захлопывались. Наверное, нужно было встать и умыться, но достаточно было чуть шевельнуться, как тело начинало сотрясать в ознобе. Наконец я отключился надолго. Видел какие-то сны, удивительно переплетающиеся с действительностью. Плот качался, и мне снился идущий поезд. Падали гребни, барабаня брызгами в натянутый полиэтилен, и в сон проникал ливневый дождь. Я постоянно пробуждался, казалось, спал секунды, всматривался в компас, убеждался, что плот держит заданный курс, и скоро вновь задремывал, вжимаясь спиной в теплоту Таниного тела. Так и не заметил конца вахты, прихватил из салифановской доли тридцать минут.
Сергей долго пытался выяснить причину моего благородства. Но я отвечал туманно и путано. Уснул я, еще не коснувшись щекой импровизированной подушки, в падении. Под утро, случайно проснувшись, по привычке огляделся. Сергей лежал, свернувшись калачиком, на рюкзаках. В первое мгновение я хотел его окликнуть, но вспомнил свою вахту и не стал тревожить.
День принес новый и, пожалуй, самый серьезный за все время плавания сюрприз. Готовя обед, Сергей откупорил бак с пресной водой и сдавленно охнул. Я оглянулся на его голос, в котором прозвучали незнакомые нотки, и, поняв, что дело серьезное, перебрался на нос. Сергей лежал возле бака и суетливо перебирал пальцами по сварному шву. Я наблюдал, не мешая ему.
— Вот, — выставил он указательный палец. Я ничего не понял. — Вода, — скорректировал мое внимание Сергей. На кончике его пальца набухала прозрачная капля.
Предчувствуя нехорошее, я встал на бак и заглянул через заливное отверстие внутрь. Воды осталось на донышке. А мы после Барсака успели использовать от силы ведро.
— Шов лопнул, вот она по капле и сочилась, — пояснил Салифанов, — наверное, от самого острова.
Я отыскал кусок киперной ленты, привязал к нему гвоздь, опустил в бак. Гвоздь глухо стукнул о днище. Я вытянул ленту, прикинул длину промокшего материала.
— Пятая часть — пятнадцать-двадцать литров! — объявил я безрадостные итоги обмера.
— И еще литров двадцать в камере, — напомнила Войцева.
Итого, сорок литров. Неделя, если срезать потребление до полутора литров в сутки. Выкрутимся! Сергей перетащил кастрюлю к камере, справедливо рассудив, что в баке вода сохранится дольше. Приходилось переключаться на аварийный режим — худшие продукты потреблять первыми, лучшие — оставлять на потом.
Сергей открутил колпачок, надавил на резину, и из камеры потекла мутная белая струйка воды. По виду она напоминала молоко.
— Что это? — спросила Войцева. Сергей наклонил кастрюлю, смочил губы, облизал их и, поморщившись, сплюнул в море.
— Финиш, — просто сказал он.
Я не поверил. Не мог поверить ему на слово. Я поднял кастрюлю, отпил изрядный глоток. Это была не вода. Все, что угодно, только не вода!
— Это тальк, жженая резина и, возможно, еще что-то, — определил Сергей и выплеснул остаток за борт.
Я попытался сделать еще один глоток, но меня сразу вырвало. Организм отказывался принимать такой технический коктейль. Сергей, обмотав золотник многими слоями марли, попытался профильтровать воду. Он сцедил несколько граммов, но лишь для того, чтобы убедиться — все бесполезно. Вода вкуса не меняла. Значит, в нашем распоряжении осталось двадцать литров. Это чуть больше, чем ничего.
— Сегодня чай будет из морской воды, — обрадовал Сергей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
— Кому станет плохо, если ноги будут в тепле? — задал я себе хитрый вопрос. — Безусловно, никому! Будет сплошная польза. Значит, я имею право пихнуть свои ступни под одеяла? Конечно, — вновь согласился я. Не мог же я сам себе отказать! С салифановской стороны внедряться было опасно. Не дай бог проснется — шума не оберешься. Я приподнял одеяло и нырнул ногами внутрь. Некоторое время сидел в тихом блаженстве. Но потом спохватился — неприлично складывать ноги перед самым лицом Тани. А ну, как дама проснется? Откроет глаза и вместо ожидаемого лица прекрасного эльфа, в крайнем случае букета свежесрезанных роз, обнаружит два моих сорок третьих размера. Надо заботиться о психическом состоянии прекрасного пола. Если честно, я изрядно шельмовал в тот момент, но измучившееся от бытовой неустроенности тело убедило совесть, что все делается исключительно ради благополучия Войцевой. Ужом я ввинчивался глубже в спальную берлогу. Вот так, хорошо! До румпеля я могу дотянуться и отсюда. Но этого пока не требуется. Компас рядом. Полчаса я честно пялился в темноту. Отсутствие видимых ориентиров утомляло зрение. Хоть бы какой шальной корабль мелькнул на горизонте. Нет, все та же пустота. Глаза щипало, как от попавшего внутрь песка. Я часто-часто моргал, выступали слезы. Скоро глаза стали самопроизвольно смыкаться. Волевыми усилиями я разлеплял их, но они назло снова закрывались. Брызнул на лицо пригоршню забортной воды, растер кожу, мышцы. Кровь прилила к голове. Но потом глазные мышцы против моего желания сократились, веки упали вниз, зашторивая утомившиеся зрачки. Я проваливался в мгновенный сон, но быстро пробуждался. С ног тянуло теплом. Мерные вздохи моря и ныряния плота баюкали не хуже дуэта колыбельной песни с люлькой. Промежутки зажмуривания становились все более продолжительными. Иногда открывать глаза без помощи пальцев было невозможно. Мышцы лица сводило судорогами, как ноги в холодной воде. Я пережидал боль, размежевывал веки, но спустя несколько минут они вновь захлопывались. Наверное, нужно было встать и умыться, но достаточно было чуть шевельнуться, как тело начинало сотрясать в ознобе. Наконец я отключился надолго. Видел какие-то сны, удивительно переплетающиеся с действительностью. Плот качался, и мне снился идущий поезд. Падали гребни, барабаня брызгами в натянутый полиэтилен, и в сон проникал ливневый дождь. Я постоянно пробуждался, казалось, спал секунды, всматривался в компас, убеждался, что плот держит заданный курс, и скоро вновь задремывал, вжимаясь спиной в теплоту Таниного тела. Так и не заметил конца вахты, прихватил из салифановской доли тридцать минут.
Сергей долго пытался выяснить причину моего благородства. Но я отвечал туманно и путано. Уснул я, еще не коснувшись щекой импровизированной подушки, в падении. Под утро, случайно проснувшись, по привычке огляделся. Сергей лежал, свернувшись калачиком, на рюкзаках. В первое мгновение я хотел его окликнуть, но вспомнил свою вахту и не стал тревожить.
День принес новый и, пожалуй, самый серьезный за все время плавания сюрприз. Готовя обед, Сергей откупорил бак с пресной водой и сдавленно охнул. Я оглянулся на его голос, в котором прозвучали незнакомые нотки, и, поняв, что дело серьезное, перебрался на нос. Сергей лежал возле бака и суетливо перебирал пальцами по сварному шву. Я наблюдал, не мешая ему.
— Вот, — выставил он указательный палец. Я ничего не понял. — Вода, — скорректировал мое внимание Сергей. На кончике его пальца набухала прозрачная капля.
Предчувствуя нехорошее, я встал на бак и заглянул через заливное отверстие внутрь. Воды осталось на донышке. А мы после Барсака успели использовать от силы ведро.
— Шов лопнул, вот она по капле и сочилась, — пояснил Салифанов, — наверное, от самого острова.
Я отыскал кусок киперной ленты, привязал к нему гвоздь, опустил в бак. Гвоздь глухо стукнул о днище. Я вытянул ленту, прикинул длину промокшего материала.
— Пятая часть — пятнадцать-двадцать литров! — объявил я безрадостные итоги обмера.
— И еще литров двадцать в камере, — напомнила Войцева.
Итого, сорок литров. Неделя, если срезать потребление до полутора литров в сутки. Выкрутимся! Сергей перетащил кастрюлю к камере, справедливо рассудив, что в баке вода сохранится дольше. Приходилось переключаться на аварийный режим — худшие продукты потреблять первыми, лучшие — оставлять на потом.
Сергей открутил колпачок, надавил на резину, и из камеры потекла мутная белая струйка воды. По виду она напоминала молоко.
— Что это? — спросила Войцева. Сергей наклонил кастрюлю, смочил губы, облизал их и, поморщившись, сплюнул в море.
— Финиш, — просто сказал он.
Я не поверил. Не мог поверить ему на слово. Я поднял кастрюлю, отпил изрядный глоток. Это была не вода. Все, что угодно, только не вода!
— Это тальк, жженая резина и, возможно, еще что-то, — определил Сергей и выплеснул остаток за борт.
Я попытался сделать еще один глоток, но меня сразу вырвало. Организм отказывался принимать такой технический коктейль. Сергей, обмотав золотник многими слоями марли, попытался профильтровать воду. Он сцедил несколько граммов, но лишь для того, чтобы убедиться — все бесполезно. Вода вкуса не меняла. Значит, в нашем распоряжении осталось двадцать литров. Это чуть больше, чем ничего.
— Сегодня чай будет из морской воды, — обрадовал Сергей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63