Мы устали от пройденных километров так, что не нашли сил на проявление радости. Поднялись по деревянным трапам на рабочую площадку и остановились. Впервые за много-много дней мы видели людей!
Буровики повернули к нам головы. Они не удивились, потому что еще не поняли, откуда мы здесь взялись. Только постепенно осознавая наш необычный вид и изможденные лица, они стали вопросительно переглядываться.
— Вы кто? — наконец спросил один из них.
— Так, мимо проплывали, — ляпнул Салифанов. Фраза звучала дико. Словно мы шли по улице и от нечего делать забежали в гости к знакомым, потрепаться, чаек попить. Буровики еще раз переглянулись и, все поняв, объяснили, где у них находится столовая и что сказать повару, чтобы он нас не погнал с порога. Между прочим, на буровой никаких прожекторов в помине не было. Светили тусклые стоваттные лампочки. Просто в пустыне, как нам объяснили, ночью из-за сухости воздуха предел видимости возрастает в несколько раз. Не три километра отделяло нас от вышки, как мы предполагали, а больше тридцати!
Утром мы готовились в обратную дорогу. На юг уходил скрепер, водитель которого согласился подбросить нас к спуску. За кабиной закрепили бак с тридцатью литрами пресной воды. Все вместе втиснулись в кабину. Шофер глянул на замысловато изогнутые, переплетающиеся наши тела, уместившиеся на одно сиденье, и только удивленно хмыкнул.
Во время движения скрепер бросало из стороны в сторону, соответственно нас мотало в тесном объеме кабины, как жидкость в миксере. Если бы мы ехали тогда на два-три часа дольше, то из Сергея, Татьяны и меня мог взбиться замечательный коктейль. Я постоянно взлетал под потолок, ударялся о какой-нибудь выступающий болт, отталкивался от него и приземлялся на колени Сергея. И каждый раз он говорил простое, но очень выразительное:
«О-ох!» Я снова уходил в свободный полет, сбивал головой краску с металла кабины, сталкивался в воздухе с Татьяниным телом, пролетающим на встречных траекториях. Уже через час такой езды я решил, что передвижение пешком бесспорно утомительней, но имеет ряд достоинств. Из-за умопомрачительной тряски чуть не проскочили начало спуска. Хорошо, Салифанов сориентировался по заранее замеченным меткам.
— Стой! — крикнул он, боясь проскочить лишние метры, которые потом придется преодолевать с неподъемным баком в руках. Водитель по-своему истолковал его команду, решив, что что-то случилось. Он до упора вдавил педаль тормоза в пол. Я по укороченной дуге полетел к ветровому стеклу. Глухо стукнулся в него, как шмель, пытающийся вылететь через закрытое окно из комнаты. В спину мне ткнулся головой Салифанов. Потирая разбитые лбы, локти и колени, мы спрыгнули на землю. Предстоящая нам работа облегчилась. В баке, несмотря на затянутый куском брезента верх, осталось воды чуть больше половины.
— Бросьте эту гиблую затею, — предложил водитель, — я довезу вас до поселка.
Может быть, мы на это решились, даже бросили бы вещи на берегу: общение с людьми и обильный ужин размягчили нашу волю, было страшно возвращаться в море, — но я представил, что останется от моей головы, которая будет постоянно соприкасаться с металлом кабины, в конце пути и запротестовал. Водитель сочувственно взглянул на нас, мол, жалко ребят, но силой в скрепер не потянешь, и нажал на стартер.
Мы стояли в том же месте, где сутки назад, полные надежд и страхов, взобрались на плато Усть-Урт. Сейчас окружающий мир не казался нам таким неуютным. Мы знали, что в тридцати километрах на север буровая вышка. Где есть люди, машины и куда иногда прилетает самолет Знание поменяло настроение. Настроение — восприятие.
Подхватив с двух сторон бак, стали спускаться к берегу Теперь в тропе не ощущалось никакой загадочности Мы не испытывали романтического волнения, только досадовали, что у бака такие неудобные ручки, что спуск крут, а перекатывающиеся под ногами камешки лишают надежной опоры. Выиграв бой за свои жизни, мы стали привередничать в мелочах. Больше всего боялись опрокинуть бак, тогда пришлось бы опять тащиться на буровую.
Внизу, пробираясь сквозь заросли невысокой, но густой травы, спугнули нескольких змей. Торопливо извиваясь, они расползались в разные стороны. Да тут, оказывается, надо смотреть в оба!
До плота добрались только поздним вечером. Все вещи в лагере были переворошены, разбросаны по берегу. По следам, оставленным на песке, было ясно, что резвились волки. Они перетрясли наш багаж не хуже профессиональных таможенников. В темноте отыскали, что смогли, и решили, несмотря на ночь, выходить в море. Сбросили груз на плот, оттолкнулись веслами от берега. Прибоя почти не было. Медленно, словно нехотя, плот удалялся от обрыва, который светлым, размытым пятном проступал в темноте. Тело привыкало к уже подзабытым «аксессуарам» морской жизни: поскрипыванию труб, плавному покачиванию плота, шепоту воды в камерах.
Начинался заключительный, хотелось в это верить, этап плавания. Мы уповали на попутный ветер, спокойное море и хоть небольшое везение. У нас было пятнадцать литров пресной воды, кашеобразная пищевая масса в рюкзаке, получившаяся в результате совместной, нашей и продуктов, поездки в кабине скрепера и возродившийся оптимизм, подкрепленный сытым урчанием набитых животов.
Ходовой день — и конец плаванию, был уверен каждый из нас. Нет, ничему не научил нас печальный опыт предыдущих недель…
Глава 22
После полуночи ветер ослаб. К двум часам стих окончательно. Волны еще понемногу раскачивали плот, но это было лишь отдаленное эхо вчерашнего наката. Гребни уплощались, море застывало неподвижной монолитной массой, как остуженный парафин.
Штиль. Солнце в зените. Паруса висят. Табачный дымок тоненьким сероватым столбиком неподвижно стоит на тлеющем конце сигареты. Даже чайки, обычно оживленно снующие возле плота, сегодня, кажется, летают с одышкой, увязая в воздухе, как в глицерине. Краски вялы, движения замедленны. Ти-и-ик, та-а-ак — стучат часы.
Время тянется длинно, через силу, как бегун, сошедший с дистанции. Сделает шаг, покачается, пытаясь сохранить равновесие, снова шагнет на подгибающихся ногах. Продолжительность секунд становится физически ощутимой. Самая маленькая, применяемая в быту частичка времени, имеет начало, развитие, кульминацию и конец! Она вмещает десяток своих нормальных товарок.
Весь мир застыл. Парусина безнадежно обвисла. Море, как зеркало, в котором отражается небо, плот, мы. Кажется, брось в воду камень — и не будет обычного всплеска и расходящихся кругов. Стеклянно звякнет водная поверхность и разлетится на блестящие осколки. Кровь не бежит в жилах, а протискивается. Сердце не бьется, а глухо вздыхает в груди. Штиль!
Он, бесспорно, хуже шторма. Он никуда не приближает и ничего не изменяет. В шторм можно или погибнуть, или спастись. И то и другое — какое-то событие. Штиль однообразен и бессмыслен, как очередной день заключенного. Во время него не живешь — ожидаешь жизни. Вот подует ветер — поплывет судно…
Существование моряка в открытом море оправдывает только движение. Неподвижность равна движению назад. В штиль можно выспаться до одури, переделать все то, что не успел или не хотел сделать раньше. Можно поиграть в карты, позубоскалить в узкой компании. Но время все равно остается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Буровики повернули к нам головы. Они не удивились, потому что еще не поняли, откуда мы здесь взялись. Только постепенно осознавая наш необычный вид и изможденные лица, они стали вопросительно переглядываться.
— Вы кто? — наконец спросил один из них.
— Так, мимо проплывали, — ляпнул Салифанов. Фраза звучала дико. Словно мы шли по улице и от нечего делать забежали в гости к знакомым, потрепаться, чаек попить. Буровики еще раз переглянулись и, все поняв, объяснили, где у них находится столовая и что сказать повару, чтобы он нас не погнал с порога. Между прочим, на буровой никаких прожекторов в помине не было. Светили тусклые стоваттные лампочки. Просто в пустыне, как нам объяснили, ночью из-за сухости воздуха предел видимости возрастает в несколько раз. Не три километра отделяло нас от вышки, как мы предполагали, а больше тридцати!
Утром мы готовились в обратную дорогу. На юг уходил скрепер, водитель которого согласился подбросить нас к спуску. За кабиной закрепили бак с тридцатью литрами пресной воды. Все вместе втиснулись в кабину. Шофер глянул на замысловато изогнутые, переплетающиеся наши тела, уместившиеся на одно сиденье, и только удивленно хмыкнул.
Во время движения скрепер бросало из стороны в сторону, соответственно нас мотало в тесном объеме кабины, как жидкость в миксере. Если бы мы ехали тогда на два-три часа дольше, то из Сергея, Татьяны и меня мог взбиться замечательный коктейль. Я постоянно взлетал под потолок, ударялся о какой-нибудь выступающий болт, отталкивался от него и приземлялся на колени Сергея. И каждый раз он говорил простое, но очень выразительное:
«О-ох!» Я снова уходил в свободный полет, сбивал головой краску с металла кабины, сталкивался в воздухе с Татьяниным телом, пролетающим на встречных траекториях. Уже через час такой езды я решил, что передвижение пешком бесспорно утомительней, но имеет ряд достоинств. Из-за умопомрачительной тряски чуть не проскочили начало спуска. Хорошо, Салифанов сориентировался по заранее замеченным меткам.
— Стой! — крикнул он, боясь проскочить лишние метры, которые потом придется преодолевать с неподъемным баком в руках. Водитель по-своему истолковал его команду, решив, что что-то случилось. Он до упора вдавил педаль тормоза в пол. Я по укороченной дуге полетел к ветровому стеклу. Глухо стукнулся в него, как шмель, пытающийся вылететь через закрытое окно из комнаты. В спину мне ткнулся головой Салифанов. Потирая разбитые лбы, локти и колени, мы спрыгнули на землю. Предстоящая нам работа облегчилась. В баке, несмотря на затянутый куском брезента верх, осталось воды чуть больше половины.
— Бросьте эту гиблую затею, — предложил водитель, — я довезу вас до поселка.
Может быть, мы на это решились, даже бросили бы вещи на берегу: общение с людьми и обильный ужин размягчили нашу волю, было страшно возвращаться в море, — но я представил, что останется от моей головы, которая будет постоянно соприкасаться с металлом кабины, в конце пути и запротестовал. Водитель сочувственно взглянул на нас, мол, жалко ребят, но силой в скрепер не потянешь, и нажал на стартер.
Мы стояли в том же месте, где сутки назад, полные надежд и страхов, взобрались на плато Усть-Урт. Сейчас окружающий мир не казался нам таким неуютным. Мы знали, что в тридцати километрах на север буровая вышка. Где есть люди, машины и куда иногда прилетает самолет Знание поменяло настроение. Настроение — восприятие.
Подхватив с двух сторон бак, стали спускаться к берегу Теперь в тропе не ощущалось никакой загадочности Мы не испытывали романтического волнения, только досадовали, что у бака такие неудобные ручки, что спуск крут, а перекатывающиеся под ногами камешки лишают надежной опоры. Выиграв бой за свои жизни, мы стали привередничать в мелочах. Больше всего боялись опрокинуть бак, тогда пришлось бы опять тащиться на буровую.
Внизу, пробираясь сквозь заросли невысокой, но густой травы, спугнули нескольких змей. Торопливо извиваясь, они расползались в разные стороны. Да тут, оказывается, надо смотреть в оба!
До плота добрались только поздним вечером. Все вещи в лагере были переворошены, разбросаны по берегу. По следам, оставленным на песке, было ясно, что резвились волки. Они перетрясли наш багаж не хуже профессиональных таможенников. В темноте отыскали, что смогли, и решили, несмотря на ночь, выходить в море. Сбросили груз на плот, оттолкнулись веслами от берега. Прибоя почти не было. Медленно, словно нехотя, плот удалялся от обрыва, который светлым, размытым пятном проступал в темноте. Тело привыкало к уже подзабытым «аксессуарам» морской жизни: поскрипыванию труб, плавному покачиванию плота, шепоту воды в камерах.
Начинался заключительный, хотелось в это верить, этап плавания. Мы уповали на попутный ветер, спокойное море и хоть небольшое везение. У нас было пятнадцать литров пресной воды, кашеобразная пищевая масса в рюкзаке, получившаяся в результате совместной, нашей и продуктов, поездки в кабине скрепера и возродившийся оптимизм, подкрепленный сытым урчанием набитых животов.
Ходовой день — и конец плаванию, был уверен каждый из нас. Нет, ничему не научил нас печальный опыт предыдущих недель…
Глава 22
После полуночи ветер ослаб. К двум часам стих окончательно. Волны еще понемногу раскачивали плот, но это было лишь отдаленное эхо вчерашнего наката. Гребни уплощались, море застывало неподвижной монолитной массой, как остуженный парафин.
Штиль. Солнце в зените. Паруса висят. Табачный дымок тоненьким сероватым столбиком неподвижно стоит на тлеющем конце сигареты. Даже чайки, обычно оживленно снующие возле плота, сегодня, кажется, летают с одышкой, увязая в воздухе, как в глицерине. Краски вялы, движения замедленны. Ти-и-ик, та-а-ак — стучат часы.
Время тянется длинно, через силу, как бегун, сошедший с дистанции. Сделает шаг, покачается, пытаясь сохранить равновесие, снова шагнет на подгибающихся ногах. Продолжительность секунд становится физически ощутимой. Самая маленькая, применяемая в быту частичка времени, имеет начало, развитие, кульминацию и конец! Она вмещает десяток своих нормальных товарок.
Весь мир застыл. Парусина безнадежно обвисла. Море, как зеркало, в котором отражается небо, плот, мы. Кажется, брось в воду камень — и не будет обычного всплеска и расходящихся кругов. Стеклянно звякнет водная поверхность и разлетится на блестящие осколки. Кровь не бежит в жилах, а протискивается. Сердце не бьется, а глухо вздыхает в груди. Штиль!
Он, бесспорно, хуже шторма. Он никуда не приближает и ничего не изменяет. В шторм можно или погибнуть, или спастись. И то и другое — какое-то событие. Штиль однообразен и бессмыслен, как очередной день заключенного. Во время него не живешь — ожидаешь жизни. Вот подует ветер — поплывет судно…
Существование моряка в открытом море оправдывает только движение. Неподвижность равна движению назад. В штиль можно выспаться до одури, переделать все то, что не успел или не хотел сделать раньше. Можно поиграть в карты, позубоскалить в узкой компании. Но время все равно остается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63