Граф почтительно кланяется, уходит. Король, не раздеваясь, ложится на походную кровать. Долго не может заснуть, вскакивает, достает из походного ящика жареную курицу. Жадно съедает. Кости тщательно завертывает в бумагу, выбрасывает в печку.
… Утром 30 августа шведы вышли к местечку Доброе.
Русские стояли совсем близко, их отделяли от шведов две речки и густой туман.
Петр, находившийся здесь, через разведчиков установил, что правое крыло неприятельской армии отделилось от главных сил, и приказал князю Голицыну и генералу Флюку с тридцатью эскадронами драгун и восемью батальонами пехоты ударить на оторвавшуюся часть.
Драгуны, пользуясь туманом, вброд переправились через речки и напали на неприятеля с двух сторон.
Шведы не ждали русских. Растерялись, побежали.
Король поспешил на помощь, но было уже поздно. Три тысячи трупов шведских солдат покрывали поле. Русские в строевом порядке отходили на север.
«Я, как начал служить, – писал Петр в Воронеж адмиралу Апраксину, – такого огня и порядочного действия от наших солдат не слыхал и не видел, да и сам король шведский такого во всей войне еще не встречал…»
Обозленный неудачей, Карл сперва приказал преследовать русских, уходивших к северу, но затем остановился и повернул опять на юг.
16 сентября передовые отряды шведских войск вошли в пределы Украины.
Тут произошло нечто такое, чего никак не ожидали ни король, ни гетман. Мазепа предупредил шведов, что в Стародубе для них заготовлено продовольствие, и просил, чтобы они поспешили занять этот город так как туда же идет русский генерал Инфлянт с войском.
Карл немедленно отправил в Стародуб большой отряд генерала Лангеркрона.
Местные дороги были незнакомы. Жители украинских деревушек при появлении непрошеных гостей прятались неизвестно куда. Они поджигали свои хаты, хлеб, имущество. Солдатам негде было укрыться от дождей, достать продовольствие.
Бродившие по шляхам древние старухи в лохмотьях поднимали кулаки и выкрикивали проклятия.
Генерал Лангеркрон негодовал. Он слышал от короля, будто местное население, недовольное царем, ждет войска его величества как друзей и освободителей. Однако никаких признаков дружбы генерал не замечал.
Вечером солдаты привели к нему крестьянина. Он назвался Игнашкой, беглым холопом, ходившим в пастухах у стародубских селян.
Игнашка генералу понравился. Мужичонка был низкорослый, оборванный, но говорил охотно. Лицо приветливое, желтоватые глаза смотрят добродушно.
Череэ переводчика-поляка генерал спросил:
– Правду ли говорят, что казаки и селяне не любят царя и бояр?
– Вестимо, правду, – подтвердил Игнашка, смело глядя на генерала. – Народу от них одни обиды да слезы…
– А почему же народ убегает от шведских войск, которые хотят освободить вас от царя и бояр? – задал вопрос Лангеркрон.
– Пужаются, – улыбнулся пастух. – Кабы-де хуже не было…
Генерал велел выдать Игнашке кафтан и накормить.
Мужичонка остался доволен. Покорно благодарил.
– А на Стародуб дорога тебе известна? – спросил генерал.
– Хаживал не раз…
– Так вот, – сказал Лангеркрон, – если ты по самой короткой дороге приведешь нас туда, получишь пятьдесят червонцев.
У Игнашки глаза заблестели.
– Господи, батюшка, – бормотал он, – пятьдесят червонцев! Да за такие деньги… Уж будьте покойны…
Утром шведы пошли. Игнашка вел их лесными дорогами, казался веселым, пел песни.
Пройдя верст сорок, отряд остановился на ночевку у лесной речки. Генерал расставил вокруг лагеря часовых, приказал драгунам не спускать глаз с проводника.
Погода стояла скверная. Дул холодный ветер, накрапывал мелкий дождь. В полночь где-то совсем близко дважды прокуковала неурочная кукушка и сразу смолкла. Игнашка поднялся. Драгуны, не спали, сидели у потухшего костра. Их лошади в нескольких шагах мирно щипали траву. Игнашка отправил нужду, дважды громко чихнул. Послышался какой-то шорох. Драгуны, насторожились, схватились за ружья.
В ту же минуту раздался крик, и человек двадцать селян, вооруженных топорами и вилами, выскочили из леса, бросились на часовых. Игнашка необычайно ловко отпрыгнул в сторону, вскочил на лошадь. Раздались выстрелы, но было поздно.
Зарубив несколько драгун, угнав полсотни лошадей, селяне словно привидения исчезли в лесной чащобе. Лишь один лежал на земле, убитый шальной пулей.
На другой день генерал Лангеркрон узнал, что Игнашка увел шведский отряд в другую сторону от Стародуба. Город тем временем был занят русскими войсками.
Первая встреча с украинским народом не обещала шведам ничего хорошего.
II
Войска генерала Инфлянта, занявшие Стародубщину, портили планы Мазепы. Особенно тревожил гетмана указ царя Петра: немедленно соединиться с Инфлянтом и действовать сообща с ним.
Указ этот показался Мазепе подозрительным.
Пригласив к себе Ломиковского и, присягнувшую старши?ну и полковников, он объяснил положение, прочитал царский указ и сказал:
– Я опасаюсь, не приманывают ли меня к этому генералу, чтобы взять в руки? Не знаю, идти ли нам на соединение с ним или нет?
– Нет, не идти, – решила старши?на. – Не медли больше и посылай к шведскому королю просить протекции.
– А также объяви нам, – выступил Ломиковский, – на что может надеяться Украина и войско запорожское от шведов? На яком фундаменте ты тую махину заложил?
Гетман нахмурил брови. Он не считал нужным открывать свои тайные замыслы даже сообщникам.
– Для чего вам прежде времени ведать? Положитесь на мою совесть и на мой разумишко, который, по милости божьей, не хуже вашего…
Однако старши?на настаивала, и он приказал Орлику прочесть один из первых универсалов короля, в котором подтверждалось, что все желания гетмана будут исполнены. Украина будет признана независимым государством.
Изменники остались довольны.
Когда они ушли, гетман разделся, лег в постель, приложил к голове пластырь, приказал позвать отъезжавшего в царскую ставку стрелецкого полковника Анненкова.
Полковник находился при Мазепе несколько лет, был с ним в самых дружеских отношениях.
– Что с вами, Иван Степанович? – удивился Анненков, войдя в комнату и увидев лежавшего без движения гетмана.
Мазепа застонал, с трудом повернул голову.
– Умираю… – чуть слышно, шепотом, отозвался он. – Сокрушили меня болезни, печали и напасти… Боюсь, не увижу тебя больше…
– Бог даст, поправитесь. Я деньги войсковые получу и дня через два вернусь, – ответил полковник.
Мазепа обрадовался. Последнее время, живя в вечной тревоге, что вот-вот может открыться его замысел, он ко всем относился подозрительно. Отъезд полковника в ставку внушал ему опасения. Теперь стало ясно, что Анненков ничего не подозревает, едет по своим обычным делам.
«Слава создателю, – подумал гетман, – пронеслась тучка». Но радости своей ничем не обнаружил, продолжал говорить по-прежнему, охая и стоная:
– Ныне всемилостивейший государь указал мне идти с войском к генералу Инфлянту. А я, видит бог, каков от болезни… Сердечно рад бы службу нести, да мочи нет… Ох, вижу, конец мой приходит…
Мазепа замолчал. Страдальческие морщины бороздили его лицо. Из потускневших глаз, обращенных к теплившейся перед образами лампаде, катились слезы. Губы шептали молитву:
– Боже милосердный! Дай силы послужить пресветлому монарху нашему… Не отврати от меня милости государя…
Полковнику стало жалко «бедного, доброго» старика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53