Такого рода люди не могут обойтись без любви; и не только без той ровной любви, которую душа художника изливает на все сущее; нет, ему необходимо кого-нибудь выделить, необходимо отдаться избранным им существам. Это — корни дерева. Благодаря им обновляется кровь его сердца.
Кровь Кристофа еще далеко не иссякла. Ее питала любовь, которая была его самой большой радостью. Двойная любовь — к дочери Грации и к сыну Оливье. Он сочетал их в своих мыслях. Он мечтал соединить их в жизни.
Жорж и Аврора встретились у Колетты. Аврора жила в доме своей родственницы. Часть года она проводила в Риме, остальное время в Париже Ей было восемнадцать лет, Жорж был старше ее на пять лет. Высокая, стройная, изящная, с белокурой головкой, широким смуглым лицом, легким пушком над губой, светлыми, всегда смеющимися глазами, которые не очень утруждали себя размышлениями, тяжеловатым подбородком, прекрасными, полными и сильными загорелыми руками и высокой грудью, она производила впечатление веселой, крепкой и гордой девушки. Не очень развитая умственно, не очень сентиментальная, она унаследовала от матери ее беспечную лень. Она могла спать беспробудно по одиннадцати часов в сутки. Остальное время она слонялась полусонная и беззаботно смеялась. Кристоф называл ее Dornroschen — спящей красавицей. Она напоминала ему маленькую Сабину. Она напевала, ложась спать, пела, просыпаясь, и смеялась без всякой причины милым детским смехом, порою захлебываясь от хохота. Неизвестно, чем она занималась. Все усилия Колетты придать ей тот искусственный внешний лоск, который так легко, подобно лаку, пристает к молодым девушкам, были тщетны: лак не держался. Она ничего не усваивала; тратила месяцы на то, чтобы прочитать книгу, даже самую интересную, а неделю спустя уже не помнила ни заглавия, ни содержания. Она, нисколько не смущаясь, делала орфографические ошибки и, говоря о серьезных вещах, совершала презабавные промахи. Она действовала на людей освежающе своей молодостью, жизнерадостностью, даже своими недостатками, отсутствием умственных интересов, легкомыслием, которое порой граничило с равнодушием, и наивным эгоизмом. Она всегда была такая непосредственная! Но при всем том эта простодушная и ленивая девушка умела по временам быть наивно кокетливой; тогда она ловила на удочку зеленых юнцов: рисовала с натуры, играла ноктюрны Шопена, рассуждала о стихах, которых не читала, вела романтические беседы и носила не менее романтические шляпы.
Кристоф, наблюдая за ней, посмеивался исподтишка. Он питал к Авроре отцовскую нежность, снисходительную и насмешливую. Но он и любил ее тайной и благоговейной любовью, обращенной к той, кого любил когда-то и которая снова предстала перед ним в оболочке юности, чтобы стать любовью другого, а не его. Никто не знал, насколько глубоко его чувство. Только Аврора догадывалась об этом. С детства она привыкла видеть Кристофа подле себя; она считала его как бы членом семьи. В ту пору, страдая от ревности из-за того, что ее любят меньше, чем брата, она инстинктивно тянулась к Кристофу. Она угадывала его переживания, близкие и понятные ей, а он видел ее огорчения, и, никогда не жалуясь, они молча утешали друг друга. Впоследствии она узнала о любви ее матери и Кристофа; и ей казалось, что она посвящена в тайну, хотя они никогда не делали ее своей поверенной. Она понимала смысл поручения, данного ей умирающей Грацией, и перстня, который носил теперь Кристоф. Между ними существовали тайные узы. Ей не требовалось яснее разобраться в них, понять всю их сложность. Она была искренне привязана к своему старому другу, хотя никогда не могла сделать над собой усилие, чтобы сыграть или прочитать какое-нибудь из его произведений. Она была довольно хорошей пианисткой, но даже не полюбопытствовала разрезать страницы посвященной ей Кристофом партитуры. Ей нравилось приходить к нему и запросто беседовать. Она стала приходить чаще, когда узнала, что может встретить здесь Жоржа Жанена.
И Жорж никогда прежде не проявлял такого интереса к Кристофу.
Между тем молодые люди очень долго не подозревали о своих подлинных чувствах… Сначала они насмешливо посматривали друг на друга. Они были такие разные! Один — ртуть, другая — стоячая вода. Но довольно скоро ртуть стала спокойнее, а стоячая вода начала оживать. Жорж критиковал манеру одеваться Авроры, ее итальянский вкус, неумение сочетать тона и пристрастие к ярким цветам. Аврора любила бесить Жоржа, смешно передразнивая его манерную и торопливую речь, и так, насмехаясь друг над другом, каждый из них получал удовольствие… то ли от шуток, то ли от бесед. Они втягивали в спор Кристофа, а тот, не противореча им, лукаво перебрасывал маленькие стрелы от одного к другому. Делая вид, что насмешки ничуть их не задевают, они вскоре обнаружили, что относятся к ним отнюдь не безразлично; и, не будучи в состоянии скрыть свою досаду, они, особенно Жорж, при первой же встрече вступали в оживленные пререкания. Уколы были легкие; они боялись причинить боль, а коловшая рука была так дорога тому, кого она колола, что им доставляло больше удовольствия получать удары, чем наносить их. Они внимательно наблюдали друг за другом, стремясь обнаружить недостатки, а находили только достоинства. Но никому не хотелось в этом сознаться. Наедине с Кристофом каждый уверял, что не выносит другого. И тем не менее они пользовались любым поводом, чтобы встречаться.
Однажды, когда Аврора, сидя у своего старого друга, обещала ему, что придет в ближайшее воскресенье утром, Жорж, по своему обыкновению ворвавшийся вихрем, сказал Кристофу, что навестит его в воскресенье днем. В воскресенье утром Кристоф тщетно прождал Аврору. В час, назначенный Жоржем, она явилась, ссылаясь на то, что ей помешали и она не могла прийти раньше. Она даже сочинила целую историю. Кристофа забавляла эта наивная ложь.
— Жаль, — сказал он. — Ты застала бы здесь Жоржа; он приходил, мы завтракали вместе. Он занят и не может быть днем.
Аврора, расстроенная, не слушала больше Кристофа. А он, как назло, был в отличном настроении и говорил без умолку. Она отвечала рассеянно и дулась на него. Раздался звонок. Пришел Жорж. Аврора была поражена. Кристоф, улыбаясь, подмигнул ей. Она поняла, что он подшутил над ней, рассмеялась и покраснела. Он лукаво погрозил ей пальцем. Вдруг она бросилась к нему и обняла его. Кристоф прошептал ей на ухо:
— Birichina, ladroncella, rurbetta…
Она зажала ему рот рукой, чтобы заставить замолчать.
Жорж не понимал, чем вызваны этот смех и объятия. Его изумленный и даже несколько возмущенный вид только усиливал веселость Кристофа и Авроры.
Так Кристоф содействовал сближению детей. А когда это ему удалось, он почти упрекал себя. Любя их обоих одинаково, он судил Жоржа строже, зная его слабости, и идеализировал Аврору. Кристоф чувствовал большую ответственность за ее счастье, чем за счастье Жоржа, ибо считал Жоржа почти сыном, частицей себя самого. Он спрашивал себя: уж не совершает ли он преступление, давая невинной Авроре такого, далеко не невинного, спутника?
Но как-то Кристоф случайно проходил мимо беседки, где сидели молодые люди (это было вскоре после их обручения), и у него сжалось сердце, когда он услышал, что Аврора шутя расспрашивает Жоржа об одном из его любовных приключений, а Жорж охотно рассказывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Кровь Кристофа еще далеко не иссякла. Ее питала любовь, которая была его самой большой радостью. Двойная любовь — к дочери Грации и к сыну Оливье. Он сочетал их в своих мыслях. Он мечтал соединить их в жизни.
Жорж и Аврора встретились у Колетты. Аврора жила в доме своей родственницы. Часть года она проводила в Риме, остальное время в Париже Ей было восемнадцать лет, Жорж был старше ее на пять лет. Высокая, стройная, изящная, с белокурой головкой, широким смуглым лицом, легким пушком над губой, светлыми, всегда смеющимися глазами, которые не очень утруждали себя размышлениями, тяжеловатым подбородком, прекрасными, полными и сильными загорелыми руками и высокой грудью, она производила впечатление веселой, крепкой и гордой девушки. Не очень развитая умственно, не очень сентиментальная, она унаследовала от матери ее беспечную лень. Она могла спать беспробудно по одиннадцати часов в сутки. Остальное время она слонялась полусонная и беззаботно смеялась. Кристоф называл ее Dornroschen — спящей красавицей. Она напоминала ему маленькую Сабину. Она напевала, ложась спать, пела, просыпаясь, и смеялась без всякой причины милым детским смехом, порою захлебываясь от хохота. Неизвестно, чем она занималась. Все усилия Колетты придать ей тот искусственный внешний лоск, который так легко, подобно лаку, пристает к молодым девушкам, были тщетны: лак не держался. Она ничего не усваивала; тратила месяцы на то, чтобы прочитать книгу, даже самую интересную, а неделю спустя уже не помнила ни заглавия, ни содержания. Она, нисколько не смущаясь, делала орфографические ошибки и, говоря о серьезных вещах, совершала презабавные промахи. Она действовала на людей освежающе своей молодостью, жизнерадостностью, даже своими недостатками, отсутствием умственных интересов, легкомыслием, которое порой граничило с равнодушием, и наивным эгоизмом. Она всегда была такая непосредственная! Но при всем том эта простодушная и ленивая девушка умела по временам быть наивно кокетливой; тогда она ловила на удочку зеленых юнцов: рисовала с натуры, играла ноктюрны Шопена, рассуждала о стихах, которых не читала, вела романтические беседы и носила не менее романтические шляпы.
Кристоф, наблюдая за ней, посмеивался исподтишка. Он питал к Авроре отцовскую нежность, снисходительную и насмешливую. Но он и любил ее тайной и благоговейной любовью, обращенной к той, кого любил когда-то и которая снова предстала перед ним в оболочке юности, чтобы стать любовью другого, а не его. Никто не знал, насколько глубоко его чувство. Только Аврора догадывалась об этом. С детства она привыкла видеть Кристофа подле себя; она считала его как бы членом семьи. В ту пору, страдая от ревности из-за того, что ее любят меньше, чем брата, она инстинктивно тянулась к Кристофу. Она угадывала его переживания, близкие и понятные ей, а он видел ее огорчения, и, никогда не жалуясь, они молча утешали друг друга. Впоследствии она узнала о любви ее матери и Кристофа; и ей казалось, что она посвящена в тайну, хотя они никогда не делали ее своей поверенной. Она понимала смысл поручения, данного ей умирающей Грацией, и перстня, который носил теперь Кристоф. Между ними существовали тайные узы. Ей не требовалось яснее разобраться в них, понять всю их сложность. Она была искренне привязана к своему старому другу, хотя никогда не могла сделать над собой усилие, чтобы сыграть или прочитать какое-нибудь из его произведений. Она была довольно хорошей пианисткой, но даже не полюбопытствовала разрезать страницы посвященной ей Кристофом партитуры. Ей нравилось приходить к нему и запросто беседовать. Она стала приходить чаще, когда узнала, что может встретить здесь Жоржа Жанена.
И Жорж никогда прежде не проявлял такого интереса к Кристофу.
Между тем молодые люди очень долго не подозревали о своих подлинных чувствах… Сначала они насмешливо посматривали друг на друга. Они были такие разные! Один — ртуть, другая — стоячая вода. Но довольно скоро ртуть стала спокойнее, а стоячая вода начала оживать. Жорж критиковал манеру одеваться Авроры, ее итальянский вкус, неумение сочетать тона и пристрастие к ярким цветам. Аврора любила бесить Жоржа, смешно передразнивая его манерную и торопливую речь, и так, насмехаясь друг над другом, каждый из них получал удовольствие… то ли от шуток, то ли от бесед. Они втягивали в спор Кристофа, а тот, не противореча им, лукаво перебрасывал маленькие стрелы от одного к другому. Делая вид, что насмешки ничуть их не задевают, они вскоре обнаружили, что относятся к ним отнюдь не безразлично; и, не будучи в состоянии скрыть свою досаду, они, особенно Жорж, при первой же встрече вступали в оживленные пререкания. Уколы были легкие; они боялись причинить боль, а коловшая рука была так дорога тому, кого она колола, что им доставляло больше удовольствия получать удары, чем наносить их. Они внимательно наблюдали друг за другом, стремясь обнаружить недостатки, а находили только достоинства. Но никому не хотелось в этом сознаться. Наедине с Кристофом каждый уверял, что не выносит другого. И тем не менее они пользовались любым поводом, чтобы встречаться.
Однажды, когда Аврора, сидя у своего старого друга, обещала ему, что придет в ближайшее воскресенье утром, Жорж, по своему обыкновению ворвавшийся вихрем, сказал Кристофу, что навестит его в воскресенье днем. В воскресенье утром Кристоф тщетно прождал Аврору. В час, назначенный Жоржем, она явилась, ссылаясь на то, что ей помешали и она не могла прийти раньше. Она даже сочинила целую историю. Кристофа забавляла эта наивная ложь.
— Жаль, — сказал он. — Ты застала бы здесь Жоржа; он приходил, мы завтракали вместе. Он занят и не может быть днем.
Аврора, расстроенная, не слушала больше Кристофа. А он, как назло, был в отличном настроении и говорил без умолку. Она отвечала рассеянно и дулась на него. Раздался звонок. Пришел Жорж. Аврора была поражена. Кристоф, улыбаясь, подмигнул ей. Она поняла, что он подшутил над ней, рассмеялась и покраснела. Он лукаво погрозил ей пальцем. Вдруг она бросилась к нему и обняла его. Кристоф прошептал ей на ухо:
— Birichina, ladroncella, rurbetta…
Она зажала ему рот рукой, чтобы заставить замолчать.
Жорж не понимал, чем вызваны этот смех и объятия. Его изумленный и даже несколько возмущенный вид только усиливал веселость Кристофа и Авроры.
Так Кристоф содействовал сближению детей. А когда это ему удалось, он почти упрекал себя. Любя их обоих одинаково, он судил Жоржа строже, зная его слабости, и идеализировал Аврору. Кристоф чувствовал большую ответственность за ее счастье, чем за счастье Жоржа, ибо считал Жоржа почти сыном, частицей себя самого. Он спрашивал себя: уж не совершает ли он преступление, давая невинной Авроре такого, далеко не невинного, спутника?
Но как-то Кристоф случайно проходил мимо беседки, где сидели молодые люди (это было вскоре после их обручения), и у него сжалось сердце, когда он услышал, что Аврора шутя расспрашивает Жоржа об одном из его любовных приключений, а Жорж охотно рассказывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93