«Да, вы дочь Кэтти Гринхей! Вы красивее вашей матери. Но все-таки я узнаю вас везде».
Я засмеялась и сказала:
«Спасибо вам. Это самый лестный комплимент, который мне когда-нибудь говорили!»
Последних слов Барбары Дональд уже не слышал. Он спал.
15
Каждый понедельник собирался «Совет богов». Уставшие после воскресных поисков новых талантов, огорченные или обрадованные исходом субботних матчей, тренеры и секретари сходились в Розовом холле и сносили в «копилку» все, что требовала система «Олд Треффорд».
Это была гордость Криса Марфи. И чтобы понять зту гордость знаменитого ныне менеджера, надо было прежде всего узнать старика Марфи, представить себе его долгую, целиком отданную футболу жизнь. Творцом системы мог стать только человек, проживший жизнь Криса Марфи.
…Он родился в маленькой деревушке Барбистон, что лежит недалеко от Белсхила и Матервелла. И несколько дальше от Глазго. Впрочем, бесполезно объяснять, где этот Барбистон. Чем меньше деревушка, тем дольше и труднее растолковывать, где она находится.
Еще сложнее вообразить, что представлял собой полутемный, в две комнаты шахтерский дом. В тот будничный вечер одноглазый доктор Бургас, как громко величали старика шахтеры, изрек пророческие слова. Он был единственным медиком, практиковавшим в округе, и выполнял все функции – от хирурга до акушерки. Делал все добротно, с одинаковым успехом и одинаково дешево, что особенно ценилось в шахтерских семьях. Принимая недоношенного восьмимесячного карапуза, доктор произнес, глядя в потолок:
– Сегодня в ваш дом пришел знаменитый футболист!
Отец, только что вернувшийся из забоя, грязный, усталый, но довольный, что родился сын, смущенно махнул рукой. Мать лишь тихо улыбнулась.
В Барбистоне по-своему относились к футболу. Вообще в деревне интересовались лишь тремя вещами. Угольными шахтами, когда не было работы. Футболом, если удавалось плотно набить желудок. Подружками, когда заканчивались футбольные матчи.
Если судить по современным стандартам, порожденным телевидением и автомобилями, то, конечно, жизнь в Барбистоне показалась бы монотонной.
Но когда родился Крис, а это было накануне первой мировой войны, барбистонцы считали иначе. Все лежавшее за пределами их родного Барбистона казалось далеким, загадочным и не стоящим внимания.
На отца Криса, когда он, чтобы попытать за океаном счастья, купил билет на пароход, отправлявшийся в Америку, смотрели как на сверхъестественного человека. И только задержка с визой, а потом война помешали отъезду.
Домик Марфи выглядел не лучше и не хуже других. Две комнаты были слишком тесны для отца, матери и четырех детей. Ванная в деревне считалась роскошью. И, возвращаясь с работы, отец долго отфыркивался, полоскаясь в тазике на каменном полу кухни. Таз с теплой водой был единственной радостью для всех членов семьи, которые собирались к вечеру в грязных одеждах, покрытых угольной пылью, проникавшей, казалось, во все поры.
Отца Криса забрали в армию в первые дни войны, и вскоре он был убит снайперской пулей где-то под Аррасом. Мать осталась с четырьмя крошечными детьми, старшему из которых исполнилось шесть лет. Его и звали Крис.
Пока у матери была работа, все обходилось, хотя жили трудно. Но когда началась угольная депрессия, матери пришлось совсем худо – она подалась на сталелитейные заводы. Она делала все, чтобы у мальчишек был кусок хлеба и крыша над головой.
Крис Марфи никогда не плакался, вспоминая тяжелые годы детства. Лишь любил подчеркивать:
– Трудности заставляют человека хорошенько подумать о жизни, помогают прочнее стать на ноги и более трезво судить о своих успехах. А заодно напоминают, что горькие времена в жизни никогда не уходят чересчур далеко от благополучных и имеют дурацкую привычку неожиданно возвращаться.
В школе Крис был способнее своих сверстников, хотя учился и не бог весть как. Он усердно занимался футболом и гораздо меньше времени уделял учебе. Однако Крис понравился директору, и тот принялся уговаривать мать оставить мальчика в школе до восемнадцати лет. Директор клялся, что сделает из ее сына доброго учителя.
Мать отмалчивалась. Времена изменились. Если когда-то отец выглядел едва ли не Магелланом, пытаясь отправиться на заработки в Америку, то теперь большинство вдов мечтало поехать за океан и попытать счастья! Любой шанс на улучшение жизни надо использовать.
И мать Криса уже давно была душой в далекой поездке, но все ждала, когда старший сын станет немножко взрослее – тогда легче пуститься в путь. В ее планы не входило прозябать в Шотландии. Даже перспектива, что Крис будет школьным учителем, а это немалый успех для шахтерского сына, совершенно не прельщала ее.
Как-то вечером, когда Крис вернулся с улицы, она остановила его в дверях и, положив руки на плечи, заглянула в глаза.
– Слушай меня, Криса. Если мы останемся здесь, в Барбистоне, ты ничего в жизни не достигнешь. Я не хочу, чтобы ты спускался в шахту. Мы поедем искать счастье в Америку.
Она всегда звала его так ласково – «Криса», когда убеждала в чем-нибудь, пытаясь сломить упорство сына.
Итак, Крис – мать была неграмотной – отправился в эмиграционное представительство США. Заполнил кучу анкет. Ответил на несколько десятков вопросов: «Почему оставляете родную землю? Зачем едете за океан?»
Й когда Крис с облегчением подумал, что нелепая процедура закончена, клерк деловито предупредил:
– Визы вы получите, но ваша очередь раньше чем через полгода не подойдет.
Шесть месяцев слишком большой срок в жизни подростка, который рано начал зарабатывать на хлеб. Трудно сказать, как сложилась бы жизнь без этого полугодового томительного ожидания. Крис никогда бы не стал футбольной знаменитостью, никогда не стал бы менаджером «Манчестер Рейнджерс». Кто знает, может быть, он учил бы детей в школе или водил тяжелый грузовик по однообразным, отупляющим дорогам Америки, или работал на детройтских автомобильных заводах…
Но, потеряв надежду найти нетяжелую и денежную работу в тот период ожидания виз, Марфи вынужден был отправиться в шахту. Хотя этого больше всего не хотела его мать, да и он сам.
Работа тянулась день-деньской. В потемках шахтер уходил под землю. И пока ласковое, греющее тело и душу солнце светило счастливчикам, оставшимся на поверхности, шахтеры работали в узких, тесных забоях. Возвращались домой поздно вечером только с одним желанием – быстрее завалиться в постель. Это был тот самый образ жизни, которого Крис никогда не пожелал бы ни одному человеку, даже своему врагу.
Крис любил рассказывать о двух своих приятелях, которые однажды утром в силу каких-то непредвиденных обстоятельств выбрались из шахты.
Был горьковатый и холодный январский день.
Они пробирались по снегу и щурились на ослепительное солнце. И вдруг разом оторопело замерли, опустив инструменты, – невидимая птица пела, несмотря на мороз.
– Слышишь, слышишь, – сказал один другому. – Птицы-то и зимой поют! Ну и ну!
– И громко как, – блаженно прошептал другой.
Не часто им доводилось слышать пение птиц…
В будни – шахта, в воскресенье – по дому хлопот полон рот.
Но жизнь, конечно, не только работа. В местной футбольной команде Крис был не последним человеком. В ней он познавал что-то отдаленно напоминавшее искусство футбольной игры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71