В авангарде
Мы ехали втроем: лорд Уинтертон, шериф Насир и я. Лорд Уинтертон являлся нашим последним рекрутом. Это был опытный офицер из верблюжьего корпуса Бэкстона.
В Баире мы услышали от встревоженных людей бени-сахр, что турки накануне внезапно кинулись из Хесы на запад в Тафиле. Мифлех решил, что я сошел с ума или проявляю крайне неуместную веселость, когда я во все горло расхохотался, услышав эту весть, так как, приди она к нам раньше на четыре дня, это задержало бы экспедицию на Азрак. Но сейчас, когда мы уже выступили, враг мог взять хотя бы и Аба-эль-Лиссан, и Гувейру, и самое Акабу – добро пожаловать! Каждый человек, которого они сейчас посылали на юг, являлся для них только потерей.
В Азраке мы нашли нескольких слуг Нури Шаалана, автомобиль с офицером-летчиком, несколько запасных частей и холщовый ангар для двух аэропланов, защищавших наши силы. Первую ночь мы провели на аэродроме и подверглись нашествию москитов. Вследствие этого на заре нам пришлось перенести лагерь на открытые ветрам высоты Меджаберского кряжа.
После полудня прибыл бронированный автомобиль для усиления нашей обороны, хотя опасность со стороны неприятеля являлась незначительной. Область между нами и железной дорогой прикрывали три племени.
В Дераа находилось лишь сорок всадников, в Аммане – ни одного. И до сих пор турки не имели никаких известий о нас. Один из их аэропланов утром 9-го числа пролетел над нами и исчез, вероятно ничего не заметив.
Между тем наш лагерь на вершине являлся великолепной позицией для наблюдений за дорогами на Дераа и Амман. Днем мы, двенадцать англичан с Насиром и его рабом, лениво бродили, купались при заходе солнца, бездельничали, мечтали, с удобством спали по ночам, или, точнее, я наслаждался благодетельной передышкой между заключением дружбы с Аба-эль-Лиссаном и объявлением войны в следующем месяце.
Источник этого ощущения покоя лежал отчасти во мне самом, так как в этом походе на Дамаск (таковым он был уже в нашем представлении) мне изменила моя обычная уравновешенность. Я чувствовал за собою страстное возбуждение арабов. Сказался результат агитации этих лет, и вся страна объединилась и двигалась к своей исторической столице. В уверенности, что оружие, использованное мной, соответствовало конечной цели, я, казалось, забывал своих сотоварищей-англичан, которые не были посвящены в мою идею и просто воевали. Я сделал ошибку, что не посвятил их в свои планы.
Много позже я узнал, что Уинтертон вставал каждое утро и изучал горизонт, чтобы моя беспечность не дала возможности застать нас врасплох. На самом деле я знал (и, вероятно, говорил), что мы были в безопасности, насколько это возможно на войне.
Мой план заключался в том, чтобы ввести в заблуждение врага ложной подготовкой атаки на Амман. В действительности же мы намеревались отрезать путь на Дераа. Укрепившись в Азраке, мы выполнили первую часть плана. Мы послали тысячу золотых соверенов племени бени-сахр и приобрели весь ячмень, имевшийся на их молотилках. Мы просили не разглашать того, что ячмень нам понадобится через две недели для наших животных и для британских союзников. Шейх Тафиле Диаб немедленно передал об этом в Керак.
В придачу Фейсал предупредил в Баире клан зебн о том, что понадобятся его слуги. Горнби, уже (быть может, немного преждевременно) носивший арабское платье, детально готовился к великому штурму Мадебы86. Он намеревался двинуться около 19-го числа, когда узнает о выступлении Алленби. Однако турки разрушили его план своим наступлением на Тафиле, и Горнби пришлось защищать против них Шобек.
Что касается Дераа, то нам пришлось составить надлежащий план атаки. В качестве предварительной операции мы решили перерезать железнодорожную линию вблизи Аммана, таким образом воспрепятствовать подходу в Дераа подкреплений и укрепить в Аммане убеждение, что наше ложное нападение на него являлось подлинным.
Главной же нашей целью являлось перерезать железные дороги в Хауране и держать их в таком состоянии по крайней мере неделю. Для достижения этого, казалось, существовало три пути.
Первый – двинуться на север от Дераа к Дамасской железной дороге, перерезать ее, а затем переправиться к Ярмукской железной дороге.
Второй – двинуться на юг от Дераа к Ярмуку.
Третий – ринуться напрямик на город Дераа.
Третий план мог быть выполнен лишь при условии, если наши воздушные силы пообещают настолько энергичную бомбардировку вокзала Дераа при дневном свете, что ее эффект будет равноценен артиллерийскому обстрелу и даст нам возможность отважиться на штурм города с нашим малочисленным отрядом. Вице-маршал воздушных сил Салмонд надеялся добиться этого, но все зависело от того, сколько он получит или успеет своевременно собрать мощных самолетов.
Алан Доуни должен был прилететь к нам 11 сентября с окончательным решением. До тех пор мы не могли отдать предпочтение ни одному из планов.
Из наших резервов первыми прибыли 9 сентября люди моей охраны. Они сообщили, что Нури почти готов и решил присоединиться к нам. 11-го прибыли броневики и полковник Джойс со Стерлингом, но без Фейсала. Майор Маршалл остался, чтобы на следующий день сопровождать его в качестве оруженосца, а там, где принимал участие Маршалл, всегда все шло без сучка без задоринки. Затем прибыл обоз, майор Юнг и капитан Пик. Азрак сделался многолюдным, и у его озер вновь зазвучали громкие голоса.
11-го же числа прилетел аэроплан из Азрака. К несчастью, Доуни опять заболел, и заменивший его штабной офицер, новичок, позабыл передать, что 6 сентября Алленби сказал Бартоломью:
– Зачем нам ломать голову над Мессудие? Пусть кавалерия идет прямо к Афуле и Назарету.
Тем самым целиком менялся весь план и грандиозное, но аморфное наступление получило определенную цель87.
Нам не сообщили о нем ни слова, но от пилота, которого информировал Салмонд, мы точно узнали о количестве самолетов-бомбовозов. Число их было ниже минимума, необходимого для Дераа. Поэтому мы попросили лишь начать бомбометание, которое удержало бы турок в Дераа, пока мы не обойдем это место с севера, чтобы обеспечить разрушение дамасской линии.
На следующий день прибыл Фейсал, а следом за ним войска, Нури Сайд и Джемиль. После полудня появился Нури Шаалан в сопровождении шейхов. Прибыл также Ауда Абу-тайи с Мухаммедом эль-Дейланом. Маджид Ибн Султан из Адвана вблизи Салта прискакал, чтобы узнать правду о нашем нападении на Амман.
Поздно вечером на севере раздалась трескотня ружейной перестрелки, и шейх Талал эль-Гарейдин, мой старый товарищ, подскакал яростным галопом с сорока или пятьюдесятью верховыми крестьянами. Его полнокровное лицо сияло от радости по случаю нашего долгожданного прибытия. Друзы и горожане-сирийцы, люди Исавии и Хаварне умножили собой наше собрание. Все были бодры и чувствовали себя прекрасно.
Все, кроме меня одного. Толпа испортила удовольствие, которое вызывал во мне Азрак. Я спустился в долину к нашему уединенному Аин-эль-Эссаду и пролежал там весь день в своей старой берлоге между тамарисками, в запыленных зеленых ветвях, среди которых носился ветер и шелестела листва, напоминая деревья в Англии.
Она шептала мне, что я смертельно устал от этих арабов, ничтожных, типичных семитов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85