«Никаких препятствий со стороны ЦК КПСС в возбуждении дел, расследовании, аресте людей не было и нет…» Афишировать партийное руководство правосудием считалось ещё дурным тоном. Но главный партийный судья не высказал ни тени сомнения в обоснованности и законности вмешательства ЦК в расследование «узбекско-кремлёвского» дела. Более того, он даже огласил упоминавшуюся выше докладную записку, подписанную Лукьяновым, Соломенцевым, Разумовским, на основании которой Политбюро приняло решение по уголовному делу. Пуго считал это совершенно естественным. Вовсе не случайно из Председателя КПК при ЦК КПСС получился такой же исполнительный и гуттаперчевый Министр внутренних дел СССР, тоже при ЦК КПСС, а в августе 1991 года – член ГКЧП того же ЦК КПСС.
Все наши попытки встретиться с новым Председателем КПК, заявить о своей позиции, о вопиющей незаконности принятого в Политбюро решения оказались тщетными. Пуго решительно отвергал любые аргументы и требовал неукоснительно выполнять партийные указания.
13 сентября 1988 года, вслед за решением Политбюро, Президиум Верховного Совета – дал согласие на привлечение к уголовной ответственности депутатов Верховного Совета СССР Усманходжаева, Смирнова, Джаббарова, Раджабова. Салимов к тому времени оставался лишь депутатом Верховного Совета Узбекистана. Но даже эти четыре документа на официальных бланках Президиума ВС СССР с огромной гербовой печатью и за подписью Громыко не давали уверенности в успешном продолжении следствия. Четверо из них как ни в чём не бывало продолжали заниматься прежней «руководящей и направляющей» деятельностью, никого не вывели из состава ЦК КПСС на сентябрьском Пленуме. Нам было предложено сдать все материалы уголовного дела в отношении этих лиц вновь создаваемой следственной группе. Порой казалось, что на расследовании дела будет окончательно поставлен крест. Вновь, в который уже раз, мы обратились к Горбачёву, во второй половине сентября 1988 года:
«…14 сентября 1988 г. Генеральный прокурор СССР т. Сухарев А. Я. сообщил, что дано согласие на привлечение к уголовной ответственности за взяточничество бывшего первого секретаря ЦК КП Узбекистана Усманходжаева И. Б. и Председателя Президиума Верховного Совета республики Салимова А. У., первых секретарей Бухарского и Самаркандского обкомов партии Джаббарова И. и Раджабова Н., а также второго секретаря ЦК КП Молдавии Смирнова В. И.
В то же время, наряду с положительным решением этого принципиального вопроса дано ничем не оправданное и противоречащее закону указание о выделении уголовного дела в отношении этих лиц в отдельное производство и ведения самостоятельного следствия в отрыве от основного дела. Причём для его расследования создаётся новая следственная группа из работников КГБ, военной прокуратуры и Прокуратуры СССР, совершенно не знакомых со сложившейся обстановкой в республике, региональными особенностями, тактикой и методикой следствия.
Принятое решение является явным недоверием к 150 членам нашей следственной группы, которые пять лет честно и добросовестно исполняли свой служебный долг по борьбе с организованной преступностью. Они незаслуженно попали под подозрение в необъективности и некомпетентности. С этим, естественно, нельзя согласиться, поскольку достигнутые ими конкретные результаты говорят сами за себя.
Остаётся неразрешённым вопрос и о законности разделения единого уголовного дела с нашим фактическим отстранением от дальнейшего расследования, что является грубейшим нарушением требований статей 20 и 26 УПК РСФСР.
Искусственное, по чьей-то субъективной воле, расчленение дела на стадии предварительного следствия непременно приведёт к дезорганизации чётко отлаженной в течение 5 лет работы следственной группы и воспрепятствует выполнению требований закона о всесторонности, полноте и объективности расследования. Подобная практика раздробления уголовного дела на части является наилучшим способом развала следствия. Подобных примеров по стране немало.
Следует подчеркнуть, что само уголовное дело представляет чрезвычайную сложность в организации его расследования, стратегии и тактике. Чётко прослеживается полная взаимосвязь как обвиняемых между собой, так и подлежащих привлечению к уголовной ответственности лиц с ними. Одновременно производится исследование тысяч эпизодов взяточничества. Как показала практика, свободное владение обстановкой и материалами дела происходит не ранее, чем через шесть месяцев, а то и более, после включения лиц в следственную бригаду…
Так в состоянии ли вести успешно самостоятельное следствие по существу посторонние лица, не знающие указанных выше особенностей? Даже если в новую следственную группу будут включены весьма квалифицированные в профессиональном отношении, честные и принципиальные следователи, то, во-первых, им потребуется много месяцев на изучение большого объёма материалов, а во-вторых, и в этом нет ни малейшего сомнения, коэффициент полезного действия у них будет крайне низок…»
Обратим внимание читателя, что в нашем послании Горбачёву ни словом не упоминается преступное решение Политбюро: так, отдельными намёками. Внешне всё выглядело так, будто рядовые члены КПСС обжалуют перед партийным лидером необоснованные указания коммуниста Сухарева. Чушь это всё, конечно, но таковы были неписаные правила, с которыми следовало считаться, чтобы решить какой-то вопрос. И такими, не писанными ни в каком законе правилами обставлялась вся деятельность партийной верхушки. Когда, к примеру, в 1977 году сдавали в архив дело уже упоминавшейся Насреддиновой, то в незаконном постановлении о приостановлении следствия не значилось: «По указанию Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Леонида Ильича Брежнева…», а была совсем другая формулировка: «Уголовное дело в отношении Насреддиновой Ядгар Садыковны приостановить до особых указаний». Конечно, без ссылки на какую-либо статью УПК, но и про указание Брежнева – ни гу-гу.
Так и в нашем случае. Сухарев не скрывал, что не он, а ЦК КПСС принимал решение по уголовному делу, не скрывали это и в ЦК. Но письменно Сухарев никогда бы не дал указаний с формулировкой вроде: «На основании указаний Генерального секретаря… или на основании решения Политбюро… возбудить, прекратить, выделить, приостановить следствие…» Он обязан был давать указание во исполнение принятого наверху решения от своего имени, и в случае чего ответственным за ситуацию становился именно он. Такие взаимоотношения, кстати, утвердились не только в партийном руководстве правоохранительной деятельностью, но и во всех других сферах нашей жизни. И читатели сами могли бы привести не одну сотню подобных примеров.
Как и следовало ожидать, никакой реакции со стороны Горбачёва на наше послание не последовало. Коварный и осторожный Михаил Сергеевин привык загребать жар чужими руками, не оставлять следов, держаться в стороне. С тем, чтобы в нужный момент сделать очередной безошибочный, с его точки зрения, ход. Как раз в это самое время он готовился занять пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, что произошло в ноябре 1988 года, к реформе избирательной системы. Мы понимали, что очередной скандал вокруг расследуемого нами дела был бы ему не на пользу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Все наши попытки встретиться с новым Председателем КПК, заявить о своей позиции, о вопиющей незаконности принятого в Политбюро решения оказались тщетными. Пуго решительно отвергал любые аргументы и требовал неукоснительно выполнять партийные указания.
13 сентября 1988 года, вслед за решением Политбюро, Президиум Верховного Совета – дал согласие на привлечение к уголовной ответственности депутатов Верховного Совета СССР Усманходжаева, Смирнова, Джаббарова, Раджабова. Салимов к тому времени оставался лишь депутатом Верховного Совета Узбекистана. Но даже эти четыре документа на официальных бланках Президиума ВС СССР с огромной гербовой печатью и за подписью Громыко не давали уверенности в успешном продолжении следствия. Четверо из них как ни в чём не бывало продолжали заниматься прежней «руководящей и направляющей» деятельностью, никого не вывели из состава ЦК КПСС на сентябрьском Пленуме. Нам было предложено сдать все материалы уголовного дела в отношении этих лиц вновь создаваемой следственной группе. Порой казалось, что на расследовании дела будет окончательно поставлен крест. Вновь, в который уже раз, мы обратились к Горбачёву, во второй половине сентября 1988 года:
«…14 сентября 1988 г. Генеральный прокурор СССР т. Сухарев А. Я. сообщил, что дано согласие на привлечение к уголовной ответственности за взяточничество бывшего первого секретаря ЦК КП Узбекистана Усманходжаева И. Б. и Председателя Президиума Верховного Совета республики Салимова А. У., первых секретарей Бухарского и Самаркандского обкомов партии Джаббарова И. и Раджабова Н., а также второго секретаря ЦК КП Молдавии Смирнова В. И.
В то же время, наряду с положительным решением этого принципиального вопроса дано ничем не оправданное и противоречащее закону указание о выделении уголовного дела в отношении этих лиц в отдельное производство и ведения самостоятельного следствия в отрыве от основного дела. Причём для его расследования создаётся новая следственная группа из работников КГБ, военной прокуратуры и Прокуратуры СССР, совершенно не знакомых со сложившейся обстановкой в республике, региональными особенностями, тактикой и методикой следствия.
Принятое решение является явным недоверием к 150 членам нашей следственной группы, которые пять лет честно и добросовестно исполняли свой служебный долг по борьбе с организованной преступностью. Они незаслуженно попали под подозрение в необъективности и некомпетентности. С этим, естественно, нельзя согласиться, поскольку достигнутые ими конкретные результаты говорят сами за себя.
Остаётся неразрешённым вопрос и о законности разделения единого уголовного дела с нашим фактическим отстранением от дальнейшего расследования, что является грубейшим нарушением требований статей 20 и 26 УПК РСФСР.
Искусственное, по чьей-то субъективной воле, расчленение дела на стадии предварительного следствия непременно приведёт к дезорганизации чётко отлаженной в течение 5 лет работы следственной группы и воспрепятствует выполнению требований закона о всесторонности, полноте и объективности расследования. Подобная практика раздробления уголовного дела на части является наилучшим способом развала следствия. Подобных примеров по стране немало.
Следует подчеркнуть, что само уголовное дело представляет чрезвычайную сложность в организации его расследования, стратегии и тактике. Чётко прослеживается полная взаимосвязь как обвиняемых между собой, так и подлежащих привлечению к уголовной ответственности лиц с ними. Одновременно производится исследование тысяч эпизодов взяточничества. Как показала практика, свободное владение обстановкой и материалами дела происходит не ранее, чем через шесть месяцев, а то и более, после включения лиц в следственную бригаду…
Так в состоянии ли вести успешно самостоятельное следствие по существу посторонние лица, не знающие указанных выше особенностей? Даже если в новую следственную группу будут включены весьма квалифицированные в профессиональном отношении, честные и принципиальные следователи, то, во-первых, им потребуется много месяцев на изучение большого объёма материалов, а во-вторых, и в этом нет ни малейшего сомнения, коэффициент полезного действия у них будет крайне низок…»
Обратим внимание читателя, что в нашем послании Горбачёву ни словом не упоминается преступное решение Политбюро: так, отдельными намёками. Внешне всё выглядело так, будто рядовые члены КПСС обжалуют перед партийным лидером необоснованные указания коммуниста Сухарева. Чушь это всё, конечно, но таковы были неписаные правила, с которыми следовало считаться, чтобы решить какой-то вопрос. И такими, не писанными ни в каком законе правилами обставлялась вся деятельность партийной верхушки. Когда, к примеру, в 1977 году сдавали в архив дело уже упоминавшейся Насреддиновой, то в незаконном постановлении о приостановлении следствия не значилось: «По указанию Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Леонида Ильича Брежнева…», а была совсем другая формулировка: «Уголовное дело в отношении Насреддиновой Ядгар Садыковны приостановить до особых указаний». Конечно, без ссылки на какую-либо статью УПК, но и про указание Брежнева – ни гу-гу.
Так и в нашем случае. Сухарев не скрывал, что не он, а ЦК КПСС принимал решение по уголовному делу, не скрывали это и в ЦК. Но письменно Сухарев никогда бы не дал указаний с формулировкой вроде: «На основании указаний Генерального секретаря… или на основании решения Политбюро… возбудить, прекратить, выделить, приостановить следствие…» Он обязан был давать указание во исполнение принятого наверху решения от своего имени, и в случае чего ответственным за ситуацию становился именно он. Такие взаимоотношения, кстати, утвердились не только в партийном руководстве правоохранительной деятельностью, но и во всех других сферах нашей жизни. И читатели сами могли бы привести не одну сотню подобных примеров.
Как и следовало ожидать, никакой реакции со стороны Горбачёва на наше послание не последовало. Коварный и осторожный Михаил Сергеевин привык загребать жар чужими руками, не оставлять следов, держаться в стороне. С тем, чтобы в нужный момент сделать очередной безошибочный, с его точки зрения, ход. Как раз в это самое время он готовился занять пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, что произошло в ноябре 1988 года, к реформе избирательной системы. Мы понимали, что очередной скандал вокруг расследуемого нами дела был бы ему не на пользу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97