– Есть указания, – сказал он, – которые заставляют думать, что в газах мы имеем дело с продуктами наибольших нам доступных глубин и, может быть, газы являются телами, с помощью которых можно более точно, чем путем космогонических теорий или аналогий с метеоритами, дойти до представления о химии нашей планеты, а не только одной ее поверхностной пленки, как это мы делаем до сих пор, изучить химию земного шара глубже его коры… Но дело не только в одном научном интересе, а в том, что природный газ есть источник могучей энергии и эта энергия у нас в России не тронута или безумно растрачивается даром и без пользы. Она может быть разумно использована только тогда, когда будет научно изучена!
Как историк науки, Вернадский хорошо знал непрочность космогонических теорий, рушившихся под напором научных фактов при каждой смене научных мировоззрений, и предпочитал любой из них эмпирическое обобщение. К тому же он видел, что в основе всех гипотез о возникновении галактических систем из первичной материи и гипотез о происхождении жизни на Земле подсознательно лежат мифы о сотворении мира и человека.
Он считал, что изучение космоса должно начинаться с изучения той частицы его, которая доступна для опыта и наблюдений, и указывал на каждую новую возможность понять организованность Земли как общий планетный механизм.
Кажется, именно после этого выступления Вернадского на Менделеевском съезде Александр Евгеньевич Ферсман говорил Ненадкевичу об учителе:
– Десятилетиями, целыми столетиями будут углуб ляться и изучаться эти гениальные жизненные идеи, открываться новые страницы, служащие источником новых исканий… Многим поколениям придется учиться его острой, упорной и отчеканенной творческой мысли, всегда гениальной, но иногда труднопонимаемой… И не одному нашему поколению он будет служить учителем в науке и образцом жизненного пути…
Только что высказанные учителем мысли были одинаково чужды и практическому уму Ненадкевича, и художественному мышлению Ферсмана, но они волновали Ферсмана как художника, а Ненадкевича оставляли равнодушным.
И в оценке значения космических идей Вернадского художественное чувство Ферсмана не обманывало.
К предположению о существовании материального соприкосновения Земли с космическим пространством и другими планетами Вернадский возвращался не раз и однажды дал этому явлению поэтически точный термин. Он назвал его Дыханием Земли.
На второй день съезда с докладом выступил Николай Алексеевич Умов, старый товарищ Вернадского по Московскому университету. Он говорил о достижениях и задачах совместной науки, и, хотя доклад его носил обзорный характер, съезд слушал его в полном своем составе. Среди делегатов было много учеников знаменитого физика, и он чувствовал себя перед ними, как в университетской аудитории, да и многим из них казалось, что они сидят на очередной лекции.
Владимир Иванович пробился через приветствовавших докладчика учеников и, пожимая теплую руку старика, начал говорить о его речи. Николай Алексеевич остановил его:
– Нет, уж позвольте мне вам сказать спасибо за вчерашний ваш доклад!
И, постепенно отдаляясь от своих собеседников под руку с Вернадским, он стал говорить о неизбежности нового отношения естествоиспытателей к природе в свете достижений физики и химии.
– У вас в каждом слове я чувствую это новое отношение. Не человек переделывает природу, а природа сама переделывает, пользуясь нервной системой ею же созданного представителя живой материи. Мы не цари природы, мы сама природа! Вот что нового в вашем отношении к природе я вижу…
Может быть, в этой характеристике сказывался больше Умов, чем Вернадский, но Владимир Иванович не возражал; его идеи не часто встречались пониманием и тем более признанием, и слушать крупного ученого о себе было приятно. Владимир Иванович постоянно вспоминал своего любимого Александра Гумбольдта: «Для того чтобы прийти к истине, нужно сто лет, а для того чтобы начать следовать ей, нужно еще сто лет», и относился спокойно к непониманию и непризнанию.
Но тайно от самого себя он все же искал сочувствия и по-детски искренне радовался ему.
Когда на съезде деятелей практической геологии появление Вернадского на кафедре вызвало аплодисменты, Владимир Иванович не забыл записать это в своем серьезном дневнике.
Председательствовал на съезде практической геологии Александр Петрович Карпинский. Он заметил, что Владимиру Ивановичу надо бы выступить в одном из отделений академии перед предстоящим баллотированием его на освободившееся место ординарного академика.
18 января 1912 года Вернадский повторил свой доклад о газовом обмене земной коры в физико-математическом отделении, а в марте состоялось его избрание ординарным академиком. Вскоре он мог занять в академическом доме на Седьмой линии большую квартиру с огромными комнатами и высокими потолками.
На ту же площадку выходила дверь другой квартиры с медной, до блеска начищенной дощечкой. На ней стояло: Иван Петрович Павлов.
Глава XVI
ГЕОЛОГИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА
С человеком, несомненно, появилась новая огромная геологическая сила на поверхности нашей планеты.
Летом 1913 года в Торонто, главном городе канадской провинции Онтарио, происходил очередной Международный геологический конгресс. На этом съезде Вернадский был вместе с Яковом Владимировичем Самойловым, теперь профессором Московского сельскохозяйственного института.
Хотя в Москве, в университете Шанявского, Ферсман к этому времени уже прочел свой курс геохимии, конгресс в Торонто проблемами этой новой науки не занимался. Внимание конгресса остановилось на угрозе угольного голода. Из основного доклада на конгрессе выяснилось, что при самых благоприятных условиях мировых запасов угля, пригодных для разработки, человечеству хватит не больше чем на полторы тысячи лет. Но так как эти запасы распределены неравномерно между отдельными странами, то получалось, что в Соединенных Штатах запасов угля достанет на две тысячи лет. Германия останется без угля через четыреста лет, Англия же погрузится в мрак и холод уже через два столетия.
Расчет этот производил впечатление.
В то время доля угля в составе используемых топлив составляла 85 процентов, и признак угольного голода грозил мрачным концом цивилизации. Конечно, все понимали, что данные геологов приблизительны, многие территории не обследованы, тем не менее конгресс считал нужным поставить перед мировой промышленностью задачу вовлечения в производство новых источников энергии – воды, ветра, солнца.
О радиоактивном источнике тепла и энергии конгресс не обмолвился ни одним словом: очевидно, геологическому значению радиоактивности присутствовавшие на конгрессе геологи не придавали никакого значения.
После конгресса началось большое путешествие русских делегатов по Америке.
Впечатление от приводившихся на конгрессе данных по мировой добыче оказалось сильным и длительным, хотя как будто Владимир Иванович и не думал об этом. По обычаю он устроился у окна вагона. Самойлов стоял рядом, и оба молча смотрели на мелькавшие за окном леса и поля, горы и степи. Доклады на конгрессе объясняли многое в жизни страны, которая теперь наглядно проходила перед путешественниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72