Он очень любил охотиться, и у него было такое собрание соколов, ястребов, кречетов, гепардов и охотничьих собак, какое едва ли было у какого-нибудь, кроме него. Он выезжал во главе сорока всадников, своих детей и невольников, и каждый из них был опытный охотник и знающий зверолов. У него в Шейзаре было два места охоты. Один день он ехал на запад от города к реке в тростниковые заросли и охотился там за рябчиками, водяными птицами, зайцами и газелями и бил кабанов, а другой день уезжал в горы, расположенные [202] к югу от города, чтобы поохотиться за куропатками и зайцами.
Однажды мы были в горах, когда пришло время вечерней молитвы. Отец сошел с коня, и мы все спешились и молились, каждый отдельно. Вдруг к нам вскачь подъехал слуга и крикнул: «Вон лев!»
Я окончил молитву прежде отца, да помилует его Аллах, чтобы он не помешал мне сразиться со львом, и вскочил на коня, взяв с собой копье. Я ринулся на льва, который бросился мне навстречу и зарычал. Моя лошадь шарахнулась, и копье выпало у меня из рук, так как оно было очень тяжелое. Лев гнал меня порядочное расстояние, потом вернулся к подножию горы и стал там. А этот лев был огромный и походил на каменный мост, и был он тогда голоден. Всякий раз, как мы к нему приближались, он спускался с горы и отгонял наших лошадей, а затем возвращался на свое место. При каждом таком спуске он оставлял след среди наших товарищей. Я видел даже, как он вскочил на лошадь позади одного из слуг моего дяди, которого звали Баштекин Гарза. Лев вспрыгнул на круп лошади и разорвал когтями одежду слуги и его сапоги, а потом вернулся на гору.
Я не мог с ним ничего поделать, пока не взобрался выше него по склонам горы, и тогда я пустил на льва свою лошадь и ударил его копьем, проткнув его. Я оставил копье в боку льва, и он окатился до подножия горы с копьем в теле; лев умер, а копье сломалось.
Мой отец, да помилует его Аллах, стоял на месте и глядел на нас. С ним были дети его брата Изз ад-Дина, еще юноши, смотревшие на все, что происходило. Мы понесли льва и к вечеру прибыли в город. Моя бабушка, мать отца, да помилует их обоих Аллах, пришла ко мне ночью, держа в руках свечку. Она была старая старуха, почти ста лет от роду. Я не сомневался, что она пришла поздравить меня со спасением и сказать мне, как она радуется тому, что я сделал. Я вышел ей навстречу и поцеловал ее руки, но она сказала мне с раздражением и гневом: «О сынок, что понесло тебя на эту беду, где ты подверг опасности [203] и себя и свою лошадь и сломал свое оружие? Нерасположение и злоба против тебя в сердце твоего дяди только увеличатся». – «О госпожа, – сказал я ей, – я подвергал опасности жизнь и теперь и в других подобных случаях только для того, чтобы приблизить к себе сердце своего дяди». – «Нет, клянусь Аллахом, – ответила она, – это тебя не приблизит к нему, это только еще больше отдалит тебя от него и увеличит его нерасположение и злобу к тебе».
Я понял, что бабушка, да помилует ее Аллах, давала мне в этих словах хороший совет, и она была права, клянусь жизнью! Такие женщины действительно матери мужчин.
Эта старуха, да помилует ее Аллах, была одной из праведниц среди мусульман. Она отличалась благочестием, раздавала милостыню, постилась и молилась наилучшим образом. Я присутствовал, когда в ночь на пятнадцатое ша‘бана она молилась вместе с моим отцом, а отец, да помилует его Аллах, был одним из лучших чтецов книги великого Аллаха, и его мать молилась так же, как он.
Отец пожалел ее и сказал ей: «О матушка, если бы ты села и молилась сидя». – «О сынок, – ответила она, – остается ли мне еще жизни настолько, чтобы дожить до такой же ночи, как эта ночь? Нет, клянусь Аллахом, я не сяду!» Мой отец достиг тогда уже семидесяти лет, а она приближалась к ста годам, да помилует ее Аллах.
Мне пришлось быть свидетелем удивительного проявления гордости среди женщин. Один из товарищей Халафа ибн Мула‘иба по имени Али Абд ибн Абу-р-Рейда был наделен Аллахом таким зрением, каким не обладала даже «голубоглазая из Йемамы». Когда он отправлялся куда-нибудь с Ибн Мула‘ибом, то замечал караван на расстоянии целого дня шути. [204] Один из его друзей по имени Салим аль-Иджази, который перешел на службу к моему отцу после убийства Халафа ибн Мула‘иба, рассказывал мне: «Однажды мы отправились в набег и с утра поставили Али ибн Абу-р-Рейда часовым; он пришел к нам и сказал: „Радуйтесь добыче, сюда приближается большой караван“. Мы посмотрели и ничего не увидели. „Мы не видим ни каравана, ни чего-либо другого“, – сказали мы. „Клянусь Аллахом, – ответил он, – я в самом деле вижу караван и впереди него двух лошадей с отметинами, у которых развеваются гривы“.
Мы остались сидеть в засаде до вечера. Караван подошел к нам, и впереди него шли две лошади с отметинами. Тогда мы вышли и захватили караван».
Салим аль-Иджази рассказывал мне еще следующее: «Однажды мы выступили в набег, и Али Абд ибн Абу-р-Рейда поднялся на возвышенность, чтобы сторожить. Он заснул и не заметил, как его схватил один тюрк из тюркского отряда, который совершал набег. „Кто ты такой?“ – спросил тюрк Али. „Я человек бедный, – ответил он. – Я отдал в наем своего верблюда в караван одного купца; дай мне твою руку в знак того, что ты вернешь мне моего верблюда, если я приведу вас к каравану“. Предводитель тюрок дал ему свою руку, и Али шел впереди них, пока не привел их, к нам в засаду. Мы бросились на них и забрали их. Али ухватился за того, кто был впереди него, и взял его лошадь со всем снаряжением, а мы захватили у них богатую добычу».
Когда Ибн Мула‘иб был убит, Али Абд ибн Абу-р-Рейда перешел на службу к франку Теофилу, властителю Кафартаба. Он делал вместе с франками набеги на мусульман и усиленно вредил им, грабил их и проливал их кровь и доходил до того, что обирал мусульманских путешественников на большой дороге.
У него была жена в Кафартабе, который тогда принадлежал франкам. Она не одобряла таких поступков и удерживала его, но он не подчинялся ей. Она послала за своим родственником из ремесленников – я полагаю, [205] что это был ее брат, – спрятал его у себя дома до ночи и вместе с ним напала на своего мужа Али Абд ибн Абу-р-Рейда. Они убили его и забрали все его имущество. На другой день она была у нас в Шейзаре и сказала нам: «Я рассердилась за мусульман из-за того, что делал с ними этот нечестивый». Она избавила людей от этого дьявола, и мы были признательны ей за то, что она сделала. Она осталась у нас и пользовалась почетом и уважением.
Среди эмиров Мисра был человек по имени Нади ас-Сулейхи. На его лице были два рубца, один шел от правой брови до корней волос на голове, а другой – от левой брови тоже до корней волос. Я спросил его о них и он сказал: «Когда я был еще юношей, мы делали набеги из Аскалона, причем я ходил пешим. Как-то раз я вышел на дорогу в Иерусалим, намереваясь напасть на франкских паломников. Мы наткнулись на несколько человек, и среди них я увидел одного паломника с копьем, сзади которого была его жена, державшая в руках деревянный ковш с водой. Этот человек ударил меня копьем, – один из рубцов – след от этого удара, – и я тоже ударил его и убил. Потом я направился к его жене, и она ударила меня своим деревянным ковшом по лицу и нанесла мне другую рану. Обе эти раны оставили следы на моем лице». Вот пример храбрости женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Однажды мы были в горах, когда пришло время вечерней молитвы. Отец сошел с коня, и мы все спешились и молились, каждый отдельно. Вдруг к нам вскачь подъехал слуга и крикнул: «Вон лев!»
Я окончил молитву прежде отца, да помилует его Аллах, чтобы он не помешал мне сразиться со львом, и вскочил на коня, взяв с собой копье. Я ринулся на льва, который бросился мне навстречу и зарычал. Моя лошадь шарахнулась, и копье выпало у меня из рук, так как оно было очень тяжелое. Лев гнал меня порядочное расстояние, потом вернулся к подножию горы и стал там. А этот лев был огромный и походил на каменный мост, и был он тогда голоден. Всякий раз, как мы к нему приближались, он спускался с горы и отгонял наших лошадей, а затем возвращался на свое место. При каждом таком спуске он оставлял след среди наших товарищей. Я видел даже, как он вскочил на лошадь позади одного из слуг моего дяди, которого звали Баштекин Гарза. Лев вспрыгнул на круп лошади и разорвал когтями одежду слуги и его сапоги, а потом вернулся на гору.
Я не мог с ним ничего поделать, пока не взобрался выше него по склонам горы, и тогда я пустил на льва свою лошадь и ударил его копьем, проткнув его. Я оставил копье в боку льва, и он окатился до подножия горы с копьем в теле; лев умер, а копье сломалось.
Мой отец, да помилует его Аллах, стоял на месте и глядел на нас. С ним были дети его брата Изз ад-Дина, еще юноши, смотревшие на все, что происходило. Мы понесли льва и к вечеру прибыли в город. Моя бабушка, мать отца, да помилует их обоих Аллах, пришла ко мне ночью, держа в руках свечку. Она была старая старуха, почти ста лет от роду. Я не сомневался, что она пришла поздравить меня со спасением и сказать мне, как она радуется тому, что я сделал. Я вышел ей навстречу и поцеловал ее руки, но она сказала мне с раздражением и гневом: «О сынок, что понесло тебя на эту беду, где ты подверг опасности [203] и себя и свою лошадь и сломал свое оружие? Нерасположение и злоба против тебя в сердце твоего дяди только увеличатся». – «О госпожа, – сказал я ей, – я подвергал опасности жизнь и теперь и в других подобных случаях только для того, чтобы приблизить к себе сердце своего дяди». – «Нет, клянусь Аллахом, – ответила она, – это тебя не приблизит к нему, это только еще больше отдалит тебя от него и увеличит его нерасположение и злобу к тебе».
Я понял, что бабушка, да помилует ее Аллах, давала мне в этих словах хороший совет, и она была права, клянусь жизнью! Такие женщины действительно матери мужчин.
Эта старуха, да помилует ее Аллах, была одной из праведниц среди мусульман. Она отличалась благочестием, раздавала милостыню, постилась и молилась наилучшим образом. Я присутствовал, когда в ночь на пятнадцатое ша‘бана она молилась вместе с моим отцом, а отец, да помилует его Аллах, был одним из лучших чтецов книги великого Аллаха, и его мать молилась так же, как он.
Отец пожалел ее и сказал ей: «О матушка, если бы ты села и молилась сидя». – «О сынок, – ответила она, – остается ли мне еще жизни настолько, чтобы дожить до такой же ночи, как эта ночь? Нет, клянусь Аллахом, я не сяду!» Мой отец достиг тогда уже семидесяти лет, а она приближалась к ста годам, да помилует ее Аллах.
Мне пришлось быть свидетелем удивительного проявления гордости среди женщин. Один из товарищей Халафа ибн Мула‘иба по имени Али Абд ибн Абу-р-Рейда был наделен Аллахом таким зрением, каким не обладала даже «голубоглазая из Йемамы». Когда он отправлялся куда-нибудь с Ибн Мула‘ибом, то замечал караван на расстоянии целого дня шути. [204] Один из его друзей по имени Салим аль-Иджази, который перешел на службу к моему отцу после убийства Халафа ибн Мула‘иба, рассказывал мне: «Однажды мы отправились в набег и с утра поставили Али ибн Абу-р-Рейда часовым; он пришел к нам и сказал: „Радуйтесь добыче, сюда приближается большой караван“. Мы посмотрели и ничего не увидели. „Мы не видим ни каравана, ни чего-либо другого“, – сказали мы. „Клянусь Аллахом, – ответил он, – я в самом деле вижу караван и впереди него двух лошадей с отметинами, у которых развеваются гривы“.
Мы остались сидеть в засаде до вечера. Караван подошел к нам, и впереди него шли две лошади с отметинами. Тогда мы вышли и захватили караван».
Салим аль-Иджази рассказывал мне еще следующее: «Однажды мы выступили в набег, и Али Абд ибн Абу-р-Рейда поднялся на возвышенность, чтобы сторожить. Он заснул и не заметил, как его схватил один тюрк из тюркского отряда, который совершал набег. „Кто ты такой?“ – спросил тюрк Али. „Я человек бедный, – ответил он. – Я отдал в наем своего верблюда в караван одного купца; дай мне твою руку в знак того, что ты вернешь мне моего верблюда, если я приведу вас к каравану“. Предводитель тюрок дал ему свою руку, и Али шел впереди них, пока не привел их, к нам в засаду. Мы бросились на них и забрали их. Али ухватился за того, кто был впереди него, и взял его лошадь со всем снаряжением, а мы захватили у них богатую добычу».
Когда Ибн Мула‘иб был убит, Али Абд ибн Абу-р-Рейда перешел на службу к франку Теофилу, властителю Кафартаба. Он делал вместе с франками набеги на мусульман и усиленно вредил им, грабил их и проливал их кровь и доходил до того, что обирал мусульманских путешественников на большой дороге.
У него была жена в Кафартабе, который тогда принадлежал франкам. Она не одобряла таких поступков и удерживала его, но он не подчинялся ей. Она послала за своим родственником из ремесленников – я полагаю, [205] что это был ее брат, – спрятал его у себя дома до ночи и вместе с ним напала на своего мужа Али Абд ибн Абу-р-Рейда. Они убили его и забрали все его имущество. На другой день она была у нас в Шейзаре и сказала нам: «Я рассердилась за мусульман из-за того, что делал с ними этот нечестивый». Она избавила людей от этого дьявола, и мы были признательны ей за то, что она сделала. Она осталась у нас и пользовалась почетом и уважением.
Среди эмиров Мисра был человек по имени Нади ас-Сулейхи. На его лице были два рубца, один шел от правой брови до корней волос на голове, а другой – от левой брови тоже до корней волос. Я спросил его о них и он сказал: «Когда я был еще юношей, мы делали набеги из Аскалона, причем я ходил пешим. Как-то раз я вышел на дорогу в Иерусалим, намереваясь напасть на франкских паломников. Мы наткнулись на несколько человек, и среди них я увидел одного паломника с копьем, сзади которого была его жена, державшая в руках деревянный ковш с водой. Этот человек ударил меня копьем, – один из рубцов – след от этого удара, – и я тоже ударил его и убил. Потом я направился к его жене, и она ударила меня своим деревянным ковшом по лицу и нанесла мне другую рану. Обе эти раны оставили следы на моем лице». Вот пример храбрости женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64