Он до смерти устал, его рубашка, насквозь пропитанная потом, задубела, и прикосновение ее к коже вызывало неприятные ощущения. В первый раз за все это время Килкенни засомневался, сумеют ли они одолеть Хейла. Без продуктов им долго не продержаться, а на тех, с фургоном, надежды мало. Если им удастся вернуться без потерь, это лучшее, чего можно желать.
У Короля Билла Хейла слишком много винтовок, слишком много. Они же, без пищи и патронов, не смогут ни избежать нападения, ни продолжать сопротивление. У них всего четырнадцать мужчин, включая тех, кто уехал с фургоном. Да еще шесть женщин и девять детей, и всех надо кормить.
Сегодня вечером ужин был скудным, однако никто не жаловался. Только на лицах женщин, мужья которых ушли с фургоном, виднелось беспокойство. И у них были на то причины.
— О Хейле что-нибудь слышно? — спросил Килкенни.
— Он послал своих людей в горы, — сказал О'Хара. — Но пока они только наблюдают, никого еще не подстрелили.
— Сомневаюсь, что Хейл предпримет что-нибудь сейчас. Думаю, он дождется конца празднеств, — сказал Бартрам. — Он надеется приобрести кучу друзей, даже пригласил несколько человек из других городов. Пока что никакие неприятности ему не нужны.
Джесси Хэтфилд сдвинул на затылок свою поношенную фетровую шляпу.
— Я сегодня побывал в Седаре. Пробрался незаметно к самому городу. Я был так близко, что видел все, что там делается. Приготовления к празднику идут вовсю.
Перед платной конюшней, недалеко от корраля, построили настоящий ринг для борцов. Натянули веревки, и все такое. Люди только и говорят о Быке Тернере и о том, кто будет с ним биться.
Килкенни слушал вполуха. Он хорошо поел, напился холодной воды и немного отдохнул, а теперь обдумывал то, что ему удалось увидеть. Он так и не сумел отыскать дорогу в Блейзер, и это раздражало его — он терпеть не мог, когда задуманное оставалось невыполненным. Килкенни поставил перед собой цель — найти дорогу через пустыню, и отступать не собирался. Ведь этот фургон действительно был внизу, а крыльев у него нет.
Его мысли снова и снова возвращались к горному склону, он вспоминал каждый выступ, стараясь отыскать путь вниз. Что же говорил тогда старый индеец? Что?
— Там был этот парень, Дэн Купер, — продолжал свой рассказ Джесс Хэтфилд. — И он рассказал много интересного. Он сказал, что Тернера пригласили не случайно, что он здесь только для того, чтобы побить Килкенни.
— Он что, так и сказал — Килкенни? — спросил, снова заинтересовавшись разговором, Килкенни. — Они что, знают, кто я?
— Нет, он сказал — Трент. Не думаю, что они про тебя знают.
Итак, Быка Тернера пригласили, чтобы он побил его. Килкенни не верил в это. Он никогда не был профессиональным борцом и не собирался ни с кем драться. Ему вспоминалась круглая голова, узловатые уши, напоминающие цветную капусту, плоский нос и тяжелое, со следами многочисленных побоев лицо Тернера.
Бык был борцом, и, что самое главное, очень жестоким борцом. Он долгие годы выступал на английских рингах и неоднократно сражался с Джо Госсом и Пэдди Рианом, нередко побеждая их. Правда, был у него один недостаток — слишком большой замах левой.
Давным-давно, когда Килкенни работал с Джемом Мейсом, одним из тех, кто впервые подвел под искусство кулачного боя научную основу, Джем учил его подмечать недостатки своего противника.
«У нас у всех есть свои привычки, — говорил ему Джем. — У меня, у тебя, у других. Следи за тем, как человек двигается, как наносит удары, как реагирует на чужие удары, как нападает и отступает, как уходит в сторону. Нет ни одного человека, который делал бы правильно абсолютно все».
Дэн Купер просто болтал, только и всего. Трента в Седаре не было и быть не могло, и при сложившемся положении дел между Быком Тернером и им, Килкенни, нет никакой связи.
Разговор затих сам собой; мужчины сидели молча, покуривая сигареты или просто задумавшись. Килкенни знал: все они думают об одном и том же — о фургоне, уехавшем в Блейзер.
А тем вскоре придется остановиться. Даже если бы сами они предпочли идти дальше, лошадям нужен отдых. Итак, несколько часов на дороге, без всякой помощи, вдали от всех.
Конечно, продукты и патроны крайне необходимы, но на четырех человек стало меньше, тех четырех, что делили друг с другом работу, все тяготы жизни, а некоторые прошли вместе долгий и тяжелый путь от Кентукки и Миссури до здешних краев. Уехал Лидж Хэтфилд; зная эту семью, Килкенни понимал, что, если его убьют, Хэтфилды не успокоятся, пока убийцы не заплатят сполна.
Килкенни хорошо знал дорогу в Блейзер и легко мог представить себе, как фургон тяжело катится по неровной каменистой земле — дорога не наезжена, ею пользуются крайне редко, так что фургон тащится еле-еле. Они наверняка выслали вперед дозорного и едут за ним, терзаясь страхом, но не теряя надежды.
Если они еще живы и свободны, то, вероятно, как раз сейчас разбивают лагерь, но костра у них не будет — это слишком опасно. Их отдых будет отравлен мыслями об оставленных в Капе семьях. Они ведь не знают, что здесь все спокойно, зато хорошо знают, что жизнь их родных зависит от успеха затеянного ими дела. Того небольшого запаса продуктов, что Килкенни привез из Седара, хватит всего на несколько дней.
Вечером Килкенни сделал для своих рук ванночку из рассола. Они уже почти не болели, но он хотел, чтобы кожа на них загрубела. Глаз открылся, синяк стал почти незаметен. Рана на щеке быстро затянулась — помог горный чистый воздух, — однако кожица оставалась еще очень тонкой.
Когда Килкенни держал руку в рассоле, подошла Салли.
— Зачем вы это делаете? — с любопытством спросила она.
— От рассола кожа становится грубой и крепкой. То, что и нужно бойцам, которые дерутся голыми руками. Некоторые даже умываются рассолом.
— И что, помогает?
— Не знаю. Но все верят, что помогает.
— А вы действительно собираетесь драться с этим Быком Тернером?
— Конечно нет. Почему я должен с ним драться? Да если бы я и захотел это сделать, меня бы тут же схватили. Нет, я просто хочу быть в форме — человек никогда не знает, что его ждет.
— Барт говорит, Хейл ни за что не успокоится, пока не побьет вас. Не просто убьет, а именно побьет.
— Мы не знаем, что у него на уме. Может, ему просто достаточно выгнать нас отсюда.
— Говорят, вы убили тридцать человек.
Килкенни раздраженно взглянул на Салли.
— Я никогда этого не говорил. Я вообще не люблю говорить о таких вещах. Как и большинство тех, кто сейчас здесь находится, я служил в армии и делал то, что должен был делать. Мы воевали за единство Штатов. С тех пор время от времени мне приходилось принимать участие в мелких стычках, вот таких, как здесь, но я никогда к этому не стремился.
Твой отец, Дик Моффит, тоже не хотел воевать, но его заставили. Мужчина должен уметь защищаться, иначе его убьют.
— А на Восточном побережье и в других странах тоже так же часто используют оружие, как и у нас?
— Я бы сказал, почти так же. Вспомни, еще несколько лет назад Эндрю Джексон убил человека на дуэли. Было еще дело Гамильтона — Берра. Александр Пушкин, русский поэт, несколько раз дрался на дуэли и на одной из них был убит. Мне это не нравится, но такова жизнь.
На третий день, после того как уехал фургон, Килкенни оседлал коня и отправился в горы к кромке отвесного склона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49