Вам предстоит плен, а вы думаете о своей команде.
— Мы можем остаться и дать бой, дон Винсенте. Можем его проиграть. На помощь к нам могут прийти другие наши суда. — По правде говоря, множественное число в данном случае мало соответствовало действительности. — Но могут и не прийти. Я хочу спасти команду.
— А вы сами, капитан Чантри?
— Я сдамся вам лично, вам, испанскому идальго.
Он улыбнулся:
— Ах, капитан! Хитрый ход! Мне представляется возможность выглядеть победителем, ваша команда будет спасена, а вы станете моим пленником, положившись на мою честь, не так ли?
— Совершенно верно.
— Далеко ли наши корабли?
— Очень близко.
Он рассмеялся, вполне довольный таким решением.
— О, превосходно! Прекрасно! Я запомню это, капитан! — Он на минуту задумался. — На мачте корабля поднят английский флаг? Думаю, лучше спустить его, чтобы наши суда не открыли огонь.
— Разумеется, — согласился я. — Так я могу рассчитывать на ваше слово?
— Да, капитан, можете.
Выйдя на палубу, я прежде всего посмотрел по правому борту. Шлюпка с матросами шла на всех парусах и была уже в нескольких сотнях ярдов. Потом я перевел взгляд на испанские суда. Им понадобится еще по крайней мере полчаса, чтобы добраться сюда. К тому времени шлюпка скроется из виду.
Повернувшись, я посмотрел на дона Винсенте. Он уже открыл люк и выпустил из трюма своих матросов. Они вышли на палубу.
С минуту он смотрел на меня холодным и испытующим взглядом, однако ничто больше не могло мне помочь. Отныне я был его пленником.
Глава 24
Да, я действительно стал пленником, но ни с одним пленником не обращались так хорошо, как со мной. Не знаю, какое положение занимал в обществе дон Винсенте, но он явно пользовался большим влиянием. Его решение относительно моей судьбы осталось в силе. Своим соотечественникам он объяснил, что судно получило в бою тяжкие повреждения, что мы захватили его, но он договорился со мной, что я возвращаю галион и сдаюсь в плен при условии, что он отпустит моих матросов.
Испанские офицеры приняли меня как равного и с самого начала обращались со мной хорошо. Я все время говорил по-испански и существенно продвинулся в нем. Это прекрасный язык, и я с большим удовольствием говорил на нем, наслаждаясь его звучанием.
Наконец мы прибыли в Кадис. Когда галион бросил якорь в старом порту, у меня защемило сердце. На борту все было хорошо, но сейчас я был в Испании, а Испания инквизиции — наш враг. Что теперь будет со мной?
Ответа не пришлось ждать долго — от берега отвалила лодка и подошла к нашему борту.
По трапу поднялся офицер — человек лет сорока с твердыми чертами лица, солдат с головы до пят.
— Дон Винсенте? Я капитан Энрике Мартинес и прибыл за пленным.
— За пленным? Но ведь этот пленник — мой! Я взял его в плен и намерен содержать его сам. По крайней мере, пока не получу выкуп.
— Но я не думал...
— Совершенно справедливо, капитан, вы не думали. Теперь у вас есть время подумать. Повторяю: это мой пленник. И добавлю — мой гость. Если он понадобится вашему начальству, вы его можете найти в моем доме, — закончил дон Винсенте и повернулся, чтобы уйти, но капитан остановил его:
— Дон Винсенте, я сожалею...
— Не надо сожалеть, капитан. Это пустое занятие, мой друг, а у вас, вероятно, есть неотложные дела. К вашему сведению, когда я был его пленником, со мной обращались как с джентльменом, и теперь, когда мы поменялись местами, с ним будут обращаться таким же образом.
Его манеры и хладнокровие были поразительны. Я стоял молча. Дон Винсенте, не прибавив больше ни слова, повернулся и ушел.
— Мне очень жаль, капитан Мартинес, — сказал я, — но таков был наш уговор.
Он пожал плечами:
— Я понимаю, капитан. Вам действительно очень повезло. Уверен, ни один пленник, взятый Испанией, не оказывался в таких прекрасных условиях. Дон Винсенте и его семья — благородные люди во всех отношениях. — Он развел руками. — Я выполнял свой долг. — Он помедлил. — Но у вас могут быть неприятности с инквизицией. Она, возможно, не проявит должного уважения к дону Винсенте.
Дом дона Винсенте был очень красив. Я еще не видел здесь таких прекрасных зданий. Мне предоставили комнату, обставленную изящной мебелью.
Дон Винсенте был моложе меня. Это был красивый юноша, единственный сын в семье. Мы подолгу разговаривали с ним обо всем на свете. Но вот однажды он заговорил о выкупе.
Я боялся этой темы: кто станет платить за меня выкуп? Я одинок, у меня никого нет. Иногда капитаны и военачальники, например, сэр Джон Хокинс, выкупали своих пленных, но я всего лишь месяц пробыл в море, когда это приключилось со мной.
Герцог Камберлендский? Но что ему до меня? К тому же он не был так уж богат. Хотя у него были обширные поместья, но он был обременен долгами. Ожидать помощи мне было не от кого.
Моих собственных небольших средств на выкуп не хватит. Как только это выяснится, у меня не будет никаких шансов на освобождение и даже на то, чтобы сохранить то положение, в каком я нахожусь сейчас. Испанцы, конечно, думают, что у меня большое состояние, на самом же деле у меня нет ничего.
— Видите ли, дон Винсенте, — сказал я ему, — я из ирландской семьи, разоренной во время войны.
Он с сочувствием посмотрел на меня:
— Лишиться семьи — очень тяжело. А как же вы тогда жили?
— Как придется, — ответил я. — Я намеревался стать солдатом и сделать военную карьеру.
— Но разве у вас не принято покупать офицерский чин?
— Да, принято, но иногда...
— Ах да, вы ирландец! Я знаю одного ирландца, он генерал в нашей армии, его зовут О'Коннор!
Я был изумлен:
— Но я же знаю его! И он знает меня! Нельзя ли с ним увидеться?
— Разумеется, можно. Это мой старый друг, он замечательный человек! Пойдемте к нему!
Всю дорогу дон Винсенте рассказывал мне про генерала. Тот уже долго жил в Испании, пользовался там большим уважением, и его все считали испанцем. Генерал доблестно сражался, жил на широкую ногу, и сам испанский король испытывал к нему полное доверие.
Дворец генерала мавританской архитектуры был, несомненно, отнят у мавров, когда их выгоняли из страны. Стены были голые, без всяких украшений, на улицу выходило лишь несколько высоких зарешеченных окон.
Здания здесь обычно имели вид прямоугольника с внутренним двориком-патио, где были разбиты клумбы, вокруг фонтана рос виноград. Комнаты нижнего этажа выходили на патио, а по верхнему этажу тянулась веранда, с которой был вход в комнаты. Летом, в сильную жару, мраморную плитку патио поливали водой.
Мы подошли к двери и дернули за шнур колокольчика. После недолгого ожидания нас впустили внутрь, и мы оказались в темном, прохладном холле. На полу была красивая мозаика, на стенах висели картины религиозного содержания. Нас провели в гостиную нижнего этажа, стены которой украшали гобелены. Погода стояла прохладная, и в гостиной горел камин.
Помимо камина, на нескольких жаровнях горели оливковые косточки, почти не дававшие дыма.
Едва мы вошли в гостиную, как открылась другая дверь и вошел генерал. Это был высокий, могучего сложения человек, слегка располневший в поясе, с властными манерами. У него было смуглое лицо, обличавшее его принадлежность к роду черных ирландцев. Большая часть моих предков тоже была из этого рода. У генерала была тщательно ухоженная остроконечная бородка и усы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Мы можем остаться и дать бой, дон Винсенте. Можем его проиграть. На помощь к нам могут прийти другие наши суда. — По правде говоря, множественное число в данном случае мало соответствовало действительности. — Но могут и не прийти. Я хочу спасти команду.
— А вы сами, капитан Чантри?
— Я сдамся вам лично, вам, испанскому идальго.
Он улыбнулся:
— Ах, капитан! Хитрый ход! Мне представляется возможность выглядеть победителем, ваша команда будет спасена, а вы станете моим пленником, положившись на мою честь, не так ли?
— Совершенно верно.
— Далеко ли наши корабли?
— Очень близко.
Он рассмеялся, вполне довольный таким решением.
— О, превосходно! Прекрасно! Я запомню это, капитан! — Он на минуту задумался. — На мачте корабля поднят английский флаг? Думаю, лучше спустить его, чтобы наши суда не открыли огонь.
— Разумеется, — согласился я. — Так я могу рассчитывать на ваше слово?
— Да, капитан, можете.
Выйдя на палубу, я прежде всего посмотрел по правому борту. Шлюпка с матросами шла на всех парусах и была уже в нескольких сотнях ярдов. Потом я перевел взгляд на испанские суда. Им понадобится еще по крайней мере полчаса, чтобы добраться сюда. К тому времени шлюпка скроется из виду.
Повернувшись, я посмотрел на дона Винсенте. Он уже открыл люк и выпустил из трюма своих матросов. Они вышли на палубу.
С минуту он смотрел на меня холодным и испытующим взглядом, однако ничто больше не могло мне помочь. Отныне я был его пленником.
Глава 24
Да, я действительно стал пленником, но ни с одним пленником не обращались так хорошо, как со мной. Не знаю, какое положение занимал в обществе дон Винсенте, но он явно пользовался большим влиянием. Его решение относительно моей судьбы осталось в силе. Своим соотечественникам он объяснил, что судно получило в бою тяжкие повреждения, что мы захватили его, но он договорился со мной, что я возвращаю галион и сдаюсь в плен при условии, что он отпустит моих матросов.
Испанские офицеры приняли меня как равного и с самого начала обращались со мной хорошо. Я все время говорил по-испански и существенно продвинулся в нем. Это прекрасный язык, и я с большим удовольствием говорил на нем, наслаждаясь его звучанием.
Наконец мы прибыли в Кадис. Когда галион бросил якорь в старом порту, у меня защемило сердце. На борту все было хорошо, но сейчас я был в Испании, а Испания инквизиции — наш враг. Что теперь будет со мной?
Ответа не пришлось ждать долго — от берега отвалила лодка и подошла к нашему борту.
По трапу поднялся офицер — человек лет сорока с твердыми чертами лица, солдат с головы до пят.
— Дон Винсенте? Я капитан Энрике Мартинес и прибыл за пленным.
— За пленным? Но ведь этот пленник — мой! Я взял его в плен и намерен содержать его сам. По крайней мере, пока не получу выкуп.
— Но я не думал...
— Совершенно справедливо, капитан, вы не думали. Теперь у вас есть время подумать. Повторяю: это мой пленник. И добавлю — мой гость. Если он понадобится вашему начальству, вы его можете найти в моем доме, — закончил дон Винсенте и повернулся, чтобы уйти, но капитан остановил его:
— Дон Винсенте, я сожалею...
— Не надо сожалеть, капитан. Это пустое занятие, мой друг, а у вас, вероятно, есть неотложные дела. К вашему сведению, когда я был его пленником, со мной обращались как с джентльменом, и теперь, когда мы поменялись местами, с ним будут обращаться таким же образом.
Его манеры и хладнокровие были поразительны. Я стоял молча. Дон Винсенте, не прибавив больше ни слова, повернулся и ушел.
— Мне очень жаль, капитан Мартинес, — сказал я, — но таков был наш уговор.
Он пожал плечами:
— Я понимаю, капитан. Вам действительно очень повезло. Уверен, ни один пленник, взятый Испанией, не оказывался в таких прекрасных условиях. Дон Винсенте и его семья — благородные люди во всех отношениях. — Он развел руками. — Я выполнял свой долг. — Он помедлил. — Но у вас могут быть неприятности с инквизицией. Она, возможно, не проявит должного уважения к дону Винсенте.
Дом дона Винсенте был очень красив. Я еще не видел здесь таких прекрасных зданий. Мне предоставили комнату, обставленную изящной мебелью.
Дон Винсенте был моложе меня. Это был красивый юноша, единственный сын в семье. Мы подолгу разговаривали с ним обо всем на свете. Но вот однажды он заговорил о выкупе.
Я боялся этой темы: кто станет платить за меня выкуп? Я одинок, у меня никого нет. Иногда капитаны и военачальники, например, сэр Джон Хокинс, выкупали своих пленных, но я всего лишь месяц пробыл в море, когда это приключилось со мной.
Герцог Камберлендский? Но что ему до меня? К тому же он не был так уж богат. Хотя у него были обширные поместья, но он был обременен долгами. Ожидать помощи мне было не от кого.
Моих собственных небольших средств на выкуп не хватит. Как только это выяснится, у меня не будет никаких шансов на освобождение и даже на то, чтобы сохранить то положение, в каком я нахожусь сейчас. Испанцы, конечно, думают, что у меня большое состояние, на самом же деле у меня нет ничего.
— Видите ли, дон Винсенте, — сказал я ему, — я из ирландской семьи, разоренной во время войны.
Он с сочувствием посмотрел на меня:
— Лишиться семьи — очень тяжело. А как же вы тогда жили?
— Как придется, — ответил я. — Я намеревался стать солдатом и сделать военную карьеру.
— Но разве у вас не принято покупать офицерский чин?
— Да, принято, но иногда...
— Ах да, вы ирландец! Я знаю одного ирландца, он генерал в нашей армии, его зовут О'Коннор!
Я был изумлен:
— Но я же знаю его! И он знает меня! Нельзя ли с ним увидеться?
— Разумеется, можно. Это мой старый друг, он замечательный человек! Пойдемте к нему!
Всю дорогу дон Винсенте рассказывал мне про генерала. Тот уже долго жил в Испании, пользовался там большим уважением, и его все считали испанцем. Генерал доблестно сражался, жил на широкую ногу, и сам испанский король испытывал к нему полное доверие.
Дворец генерала мавританской архитектуры был, несомненно, отнят у мавров, когда их выгоняли из страны. Стены были голые, без всяких украшений, на улицу выходило лишь несколько высоких зарешеченных окон.
Здания здесь обычно имели вид прямоугольника с внутренним двориком-патио, где были разбиты клумбы, вокруг фонтана рос виноград. Комнаты нижнего этажа выходили на патио, а по верхнему этажу тянулась веранда, с которой был вход в комнаты. Летом, в сильную жару, мраморную плитку патио поливали водой.
Мы подошли к двери и дернули за шнур колокольчика. После недолгого ожидания нас впустили внутрь, и мы оказались в темном, прохладном холле. На полу была красивая мозаика, на стенах висели картины религиозного содержания. Нас провели в гостиную нижнего этажа, стены которой украшали гобелены. Погода стояла прохладная, и в гостиной горел камин.
Помимо камина, на нескольких жаровнях горели оливковые косточки, почти не дававшие дыма.
Едва мы вошли в гостиную, как открылась другая дверь и вошел генерал. Это был высокий, могучего сложения человек, слегка располневший в поясе, с властными манерами. У него было смуглое лицо, обличавшее его принадлежность к роду черных ирландцев. Большая часть моих предков тоже была из этого рода. У генерала была тщательно ухоженная остроконечная бородка и усы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69