Александр несколько раз так и сказал. Он... он не так молод, и не смог бы выдержать некоторые неудобства, связанные с путешествием в открытой лодке. Если бы не это, мы могли бы попытаться.
— Он плохо с вами обращался? Я имею в виде Зинновия?
— Он не осмелился. По крайней мере, пока не осмелился бы. Но подождите, пока вы с ним встретитесь. Он ведь изменился.
— Изменился?
— Возможно, снашивается внешняя сторона, но он стал более жестоким. Он не такой официальный, как был прежде, не такой аккуратный. Он много пьет, и ходит в «деревню» слишком часто, чтобы это приносило ему пользу. Как-нибудь ночью кто-нибудь его убьет. За последний месяц он ни с того, ни с сего застрелил одного индейца, а нескольких жестоко выпорол.
— Как насчет вас? Зинновий позволит вам уехать?
— Александр считает, что он не посмеет меня тронуть, но жаль, что я не разделяю его уверенности.
В комнате загустели тени, и Лабарж забеспокоился. Он подбирал команду не только за морские навыки, но и за умение драться; если они встретятся с людьми Зинновия, может разразиться беда.
— Я не могу остаться, сказал он, но даже не сделал попытки подняться. — Что будет, когда вы вернетесь в Россию?
— Мы не имеем понятия, что ждет нас в Санкт Петербурге. Александр полагает, что здесь можно сделать многое, но это потребует от человека особых качеств.
— И я никогда не увижу вас снова.
Она рассеянно коснулась чашки пальцами.
— Нет... если только вы не приедете в Санкт Петерберг.
Он рассмеялся.
— И что же я там буду делать? Я не придворный. Хотя, — он улыбнулся, — один американский моряк там хорщо пристроился — тот, которого звали Джонс.
— Джон Поль Джонс? По-моему, он лучше управлялся с кораблем, чем с императрицей. — Она повернулась к нему лицом. — Вы никогда не говорили о себе. Какой была ваша мать?
— Как можно ответить на такой вопрос? Она была маленькой женщиной с большими карими глазами. Она обычно брала меня с собой в болота и учила целебным свойствам трав. По-моему, она происходила из хорошей семьи, в свое время вполне обеспеченной. Она рассказывала мне о доме, в котором они жили: когда-то он был очень красивым, но потом постепенно обветшал.
Он помолчал.
— Она была уверена, что я стану большим человеком, и все твердила, что неважно, где начал человек свой путь, важно, куда он пришел. Она полагала, что болота были хорошим местом для начала. Может быть, она была права?
— А вы? Что хотелось вам, Жан?
— У вас есть муж, человек, которого я уважаю.
Она отбросила тему как несущественную.
— Я не это имела в виду. Но должно же быть что-то, чего желали добиться вы, чего вам очень хотелось?
— Наверное, есть. Раньше это было богатство, но больше оно меня не привлекает. Когда я впервые узнал об Аляске, я почувствовал, что это новая страна, богатая страна, где можно разбогатеть сразу. Однако потом я много думал, к тому же у меня есть друг, Роб Уокер, открывший мне глаза. Конечно, я хочу разбогатеть, но думаю о Томасе Джефферсоне. Мне хочется видеть Аляску частью Соединенных Штатов.
— Почему?
— Я слышал, как люди проклинают ее. Я слышал, как они говорили о волках, о морозе, о северном сиянии, но это не важно. Я хочу получить ее для своей страны, потому что в один прекрасный день она может понадобится ей.
В комнате стало совсем темно, а город превратился в бархатную черноту, где, как на небе, поблескивали множество огоньков. Внизу, в гавани, причальные огни кидали стрелы света в темную воду.
— Что теперь будет с вами, Жан?
— Что я хочу, я могу добыть вот этим. — Он поднял руки. — Там, где есть мех, я отхвачу себе кусочек, а где есть золото, то достанется и мне. Но этого недостаточно, все больше и больше мне хочется сделать что-нибудь достойное, то, что делает Роб.
— Расскажите мне о нем.
— Он маленький человек, то есть маленький ростом, как моя мать. Вряд ли он весит больше сотни фунтов. Но это единственное, что есть в нем маленького. По-моему, он сделает все для своей страны, он знает, как созывать людей, чтобы они работали вместе, как использовать их честолюбие, их зависть, алчность и даже ненависть. Смешно... Я помню его в основном как маленького, стеснительного мальчика, а сейчас — только подумать! — он стал большим человеком.
Вошел слуга и зажег лампы. Когда он вышел, она опять повернулась к нему.
— Вы можете получить все, чего Желаете, Жан. Странно, наверное, но Александр тоже хочет помочь вам. Мы должны поговорить с ним об этом.
— А что будет с нами?
Она положила руку на его рукав.
— Вы не должны об этом спрашивать, и не должны об этом думать. Для нас в будущем нет ничего, и ничего быть не может, если только... — она посмотрела ему в глаза, — если только не говорить, что я люблю вас.
Дверь открылась, и в комнату вошел Ротчев.
— Извините, капитан, если я заставил вас ждать. Вам следует возвратиться на судно.
Глава 22
Он шел через зал, когда дверь открылась, и в ней появился Поль Зинновий. Лабаржу достаточно было только одного взгляда, чтобы увидеть, что сказанное Еленой — правда. Зинновий сильно изменился. Теперь вокруг него был ореол хмурой жестокости. Мало что осталось и от былой безукоризненности формы. Китель был расстегнут, воротник распахнут. В одной руке он держал за горлышко бутылку, в другой — полупустой стакан, однако он не был пьян. С тех пор, как Жан видел его в последний раз, барон растолстел. На лице появились красные прожилки, а само лицо казалось тяжелее.
— Итак? Наш купчишка приплыл, чтобы подобрать крошки с русского стола? Наслаждайтесь ими, капитан, пока можете. Ручаюсь, что это долго не продлится.
— Возможно.
— Стало быть, забираете нашего Ротчева в Россию? И думаете, что таким образом покончите с Зинновием? — Он засмеялся. — Вам придется подумать дважды, друг мой. У меня здесь есть власть. У меня склад набит пушниной, у меня богатство. Думаете, я собираюсь легко терять все свое достояние плюс то, что оно будет означать для меня в Санкт Перербурге, ради одного человека? Или дюжины людей?
Жану не терпелось уйти, но барон словно околдовал его. Это была редкая возможность увидеть своего врага в открытую.
— Граф Ротчев — хороший человек, — коротко ответил он, — и очень близок к царю.
Зинновий улыбнулся.
— И теперь тоже? Сколь долго может длиться влияние и власть человека, когда он вдали от столицы? — Он потер два пальца. — Видите? У меня будет это. У золота очень красноречивый язык, понятный и при дворе, и в доме крестьянина. Очень многие люди стоят между царем и отдаваемыми им приказами. Что же касается Ротчева, — он пожал плечами, — если он вернется, то может стать опасен, и в таком случае...
Жан подскочил к Зинновию.
— На вашем месте, я бы этого не говорил.
В глазах Зинновия засветилось циничное удовлетворение.
— Вот оно как? О, не волнуйтесь, мой американский друг, я не произнесу ничего обидного ни для вас, ни для княгини. Но мне интересен сам факт, что вы готовы за нее драться. Рыцарство и все такое прочее. — Он слегка прищурился. — Мне интересно, что вы вообще способны драться. Вы всегда казались мне более приспособленным к бегству.
Жан резко повернулся и зашагал к двери. Здесь он ничего не достигнет, а его ждет корабль, который надо готовить к выходу в море. Перед ним лежал джолгий рейс, и ни Берингово море, ни Северная чась Тихого океана, не отличалась хорошим нравом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64