Кончик моего клинка коснулся его горла, пустив кровь; потом, резко взмахнув клинком, я распорол ему бедро. Пока что кольчуга спасала его — не давала мне наносить удары в корпус.
Хладнокровно, методично я начал обучать противника тому, чего он не знал. Пот каплями выступал у него на лбу, смешиваясь с кровью, которая струйкой стекала в глаз и ниже, проложив красную дорожку по щеке.
— Тебе следовало бы и дальше убивать одних женщин, как ты убил мою мать. Скоро ты умрешь, Турнеминь, и тогда я утоплю твое тело в Юдигской трясине Йен-Элеза.
Он жил в Бретани и знал, что Юдиг считают входом в чистилище и что в его бездонную пучину бросают тела предателей и злодеев.
Лицо негодяя побледнело, но глаза по-прежнему пылали ненавистью. Он сделал выпад; но я отвел его клинок и ответным уколом раскроил ему щеку.
Дверь открылась, и вошли Иоганнес с Гвидо. Их мечи были в ножнах. Значит, мы победили!
Пора было кончать. Я сделал обманный выпад, но рука Турнеминя устала, и его клинок взметнулся слишком медленно, чтобы отразить удар.
Я проткнул ему шею насквозь, а потом опустил руку, и тело убийцы моей матери соскользнуло с меча на пол.
Вошел гансграф.
— Это он?
— Да, это был он.
Вспомнив, я спросил:
— Петер… Как Петер?
— Тяжело ранен и, похоже, умрет. Вот почему я пришел за тобой. Если есть средство его спасти, сделай, что можешь.
— Иоганнес! Мне нужно тело Турнеминя. Ничего больше я не хочу уносить отсюда. Только это тело.
И я перешел от дела смерти к спасению жизни, страдая от того, что так мало знал о врачевании.
Турнеминь мертв; а Петер должен жить.
Глава 28
Чтобы исполнить свой обет, мне нужно было отправиться на юго-запад, поэтому я выехал из колонны и подождал, пока она миновала меня; тело Турнеминя было привязано поперек седла моей запасной лошади.
Петер фон Гильдерштерн лежал в носилках, подвешенных между двумя лошадьми, раны его были перевязаны. Он потерял много крови, но я давал ему пить соленую воду, что, как считают ученые лекари, полезно при шоке и помогает возместить потерю крови.
Купцы, мои товарищи, вернутся к своим караванам и будут снова двигаться от ярмарки к ярмарке. А я избавлюсь от тела Турнеминя и, может быть, смогу снова присоединиться к ним.
— Позволь мне ехать с тобой, — предложил Иоганнес. — Я разделил бы твои тяготы и тревоги.
— Нет, это дело — только мое. Я еду один.
Итак, я дождался, пока они прошли, гоня с собой коров и овец, а за ними и лошадей, нагруженных добычей из баронской крепости; когда же колонна превратилась в темную ниточку, вьющуюся по дороге, я отправился своим путем.
Много времени прошло с тех пор, как я в последний раз видел эти неровные пустоши Арре и лес Гюэльгот; однако сейчас, когда над землей низко нависли тучи и сеялся небольшой дождь, было самое подходящее время для такой поездки… и в такое место.
Летом пустоши зарастают лиловым вереском, но теперь вереск потемнел от дождя, и земля мягко проседала под копытами моей лошади…
* * *
Несколько дней спустя я въехал под пасмурным небом в бесплодное безлюдье Арре. Это была сумрачная земля, темная земля, древняя земля населенных призраками холмов, таинственных топей и темных трясин. Здесь друиды отправляли свои фантастические таинства под сенью дубов, которых осталось совсем немного в смешанных зарослях среди буков, елей и сосен. Здесь они срезали с сучьев священную омелуnote 14 золотыми серпами, а когда она падала с дерева, подхватывали её в подолы белых одежд.
Ручей Элез вытекал из устрашающей трясины, называемой Йен-Элез, и убегал тонкой струйкой, чтобы превратиться в более отдаленных землях в веселую, приветливую речку, ничем не намекающую на то, что её источник лежит у самого жерла преисподней.
Это и был Юдиг — бурлящий, засасывающий провал, в котором бесследно исчезало все, что туда падало. Многие верили, что тут и начинается путь в чистилище или ещё куда похуже, и мы, бретонцы, бросали туда ведьм, колдунов и других злодеев. Легенды называли эту предательскую трясину бездонной.
Здесь можно было увидать ужасную Анкоу — духа смерти, женщину-скелет, о которой мы, друиды, знали, что она — пережиток давних времен, отголосок веры строителей дольменов — их Богиня-Смерть.
Там, где Элез вытекает из трясины, — это темный, угрюмый поток, берега его кишат черными псами с огненными очами, которые набрасываются на путников, по неосторожности забредающих в эти края. Здесь любимые места оборотней и вампиров, а также всевозможной иной нечистой силы.
Я не видел никаких следов — ни человеческих, ни звериных; лишь одинокий ворон, пролетая мимо, издал хриплый предостерегающий крик и махнул мне черным крылом.
Унылая, затянутая туманами земля, где почва лежит лишь тонким слоем на скалах, а в островках чернолесья зловеще мерцают глаза «турстов» — грозных черных созданий — или «гориков» — злобных существ ростом не выше фута, стражей при сокровищах, что схоронены в тайных пещерах или в разрушенных замках.
Я с осторожностью переправлялся через каждый ручей, опасаясь «ночных прачек», которые по ночам стирают в ручьях одежды мертвецов и затягивают в воду неосторожных путников, чтобы те помогли им в работе. Если же путник отказывается или пытается бежать, они ломают ему руки и оставляют тонуть. «Прачки» — злобные духи с проваленными глазами, глядящими из черных пустых орбит в самую душу человека.
В эти места привозил меня ребенком дядя моей матери, сам друид, жрец, предсказатель и волшебник. Говорили, что он обладает не только всеми человеческими познаниями, но и сверхъестественной мудростью. Считалось, что он может насылать бури и болезни, и я, воспитанный в друидских традициях, был им обучен кое-чему из того, что он знал.
Спустилась тьма, и молнии зловеще вспыхивали в небе, когда я наконец достиг Юдига.
Сойдя с коня, я отвязал тело Турнеминя и потащил свою отвратительную ношу к камню, ведомому лишь нам, друидам; этим камнем был отмечен единственный путь к Юдигу.
Гром перекатывался в долинах меж угрюмых гор, и дождь тихо шептал среди темных сосен и над пустынными верещатникамиnote 15. Медленно нес я тело по узкой дороге, считая каждый шаг, ступая с осторожностью, пока прямо передо мной не отверзлась преисподняя.
Бездна таилась под гладкой, мерзкого вида водой, смердящей гнилью, откуда время от времени поднимались пузыри. Это и была мрачная зловонная пасть преисподней. Подняв тело Турнеминя высоко над головой, я дождался вспышки молнии и изо всех сил швырнул его. Оно летело медленно, долго, и руки мертвеца безвольно болтались в воздухе, а потом наконец упало с громким всплеском в темную, омерзительную воду.
Черное тело ударилось о поверхность, вспыхнувшую зеленым в свете молнии. Некоторое время вода не принимала его, и дождевые капли падали в широко раскрытые глаза, а потом мало-помалу труп затонул; лицо при этом было обращено кверху и погрузилось последним, и темная вода хлынула в раскрытый рот и в глаза.
Лицо уже совсем исчезло, но одна бледная рука все ещё оставалась над грязью и водой, и, казалось, она в последний раз цепляется за жизнь, оставленную позади, и за все, что остается на этой земле.
— Ныне, Турнеминь, разрушитель жилищ, убийца женщин, злейшее из злых созданий, ныне по моему обету ввергаешься ты в Юдиг, поглощаемый трясиной зла!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Хладнокровно, методично я начал обучать противника тому, чего он не знал. Пот каплями выступал у него на лбу, смешиваясь с кровью, которая струйкой стекала в глаз и ниже, проложив красную дорожку по щеке.
— Тебе следовало бы и дальше убивать одних женщин, как ты убил мою мать. Скоро ты умрешь, Турнеминь, и тогда я утоплю твое тело в Юдигской трясине Йен-Элеза.
Он жил в Бретани и знал, что Юдиг считают входом в чистилище и что в его бездонную пучину бросают тела предателей и злодеев.
Лицо негодяя побледнело, но глаза по-прежнему пылали ненавистью. Он сделал выпад; но я отвел его клинок и ответным уколом раскроил ему щеку.
Дверь открылась, и вошли Иоганнес с Гвидо. Их мечи были в ножнах. Значит, мы победили!
Пора было кончать. Я сделал обманный выпад, но рука Турнеминя устала, и его клинок взметнулся слишком медленно, чтобы отразить удар.
Я проткнул ему шею насквозь, а потом опустил руку, и тело убийцы моей матери соскользнуло с меча на пол.
Вошел гансграф.
— Это он?
— Да, это был он.
Вспомнив, я спросил:
— Петер… Как Петер?
— Тяжело ранен и, похоже, умрет. Вот почему я пришел за тобой. Если есть средство его спасти, сделай, что можешь.
— Иоганнес! Мне нужно тело Турнеминя. Ничего больше я не хочу уносить отсюда. Только это тело.
И я перешел от дела смерти к спасению жизни, страдая от того, что так мало знал о врачевании.
Турнеминь мертв; а Петер должен жить.
Глава 28
Чтобы исполнить свой обет, мне нужно было отправиться на юго-запад, поэтому я выехал из колонны и подождал, пока она миновала меня; тело Турнеминя было привязано поперек седла моей запасной лошади.
Петер фон Гильдерштерн лежал в носилках, подвешенных между двумя лошадьми, раны его были перевязаны. Он потерял много крови, но я давал ему пить соленую воду, что, как считают ученые лекари, полезно при шоке и помогает возместить потерю крови.
Купцы, мои товарищи, вернутся к своим караванам и будут снова двигаться от ярмарки к ярмарке. А я избавлюсь от тела Турнеминя и, может быть, смогу снова присоединиться к ним.
— Позволь мне ехать с тобой, — предложил Иоганнес. — Я разделил бы твои тяготы и тревоги.
— Нет, это дело — только мое. Я еду один.
Итак, я дождался, пока они прошли, гоня с собой коров и овец, а за ними и лошадей, нагруженных добычей из баронской крепости; когда же колонна превратилась в темную ниточку, вьющуюся по дороге, я отправился своим путем.
Много времени прошло с тех пор, как я в последний раз видел эти неровные пустоши Арре и лес Гюэльгот; однако сейчас, когда над землей низко нависли тучи и сеялся небольшой дождь, было самое подходящее время для такой поездки… и в такое место.
Летом пустоши зарастают лиловым вереском, но теперь вереск потемнел от дождя, и земля мягко проседала под копытами моей лошади…
* * *
Несколько дней спустя я въехал под пасмурным небом в бесплодное безлюдье Арре. Это была сумрачная земля, темная земля, древняя земля населенных призраками холмов, таинственных топей и темных трясин. Здесь друиды отправляли свои фантастические таинства под сенью дубов, которых осталось совсем немного в смешанных зарослях среди буков, елей и сосен. Здесь они срезали с сучьев священную омелуnote 14 золотыми серпами, а когда она падала с дерева, подхватывали её в подолы белых одежд.
Ручей Элез вытекал из устрашающей трясины, называемой Йен-Элез, и убегал тонкой струйкой, чтобы превратиться в более отдаленных землях в веселую, приветливую речку, ничем не намекающую на то, что её источник лежит у самого жерла преисподней.
Это и был Юдиг — бурлящий, засасывающий провал, в котором бесследно исчезало все, что туда падало. Многие верили, что тут и начинается путь в чистилище или ещё куда похуже, и мы, бретонцы, бросали туда ведьм, колдунов и других злодеев. Легенды называли эту предательскую трясину бездонной.
Здесь можно было увидать ужасную Анкоу — духа смерти, женщину-скелет, о которой мы, друиды, знали, что она — пережиток давних времен, отголосок веры строителей дольменов — их Богиня-Смерть.
Там, где Элез вытекает из трясины, — это темный, угрюмый поток, берега его кишат черными псами с огненными очами, которые набрасываются на путников, по неосторожности забредающих в эти края. Здесь любимые места оборотней и вампиров, а также всевозможной иной нечистой силы.
Я не видел никаких следов — ни человеческих, ни звериных; лишь одинокий ворон, пролетая мимо, издал хриплый предостерегающий крик и махнул мне черным крылом.
Унылая, затянутая туманами земля, где почва лежит лишь тонким слоем на скалах, а в островках чернолесья зловеще мерцают глаза «турстов» — грозных черных созданий — или «гориков» — злобных существ ростом не выше фута, стражей при сокровищах, что схоронены в тайных пещерах или в разрушенных замках.
Я с осторожностью переправлялся через каждый ручей, опасаясь «ночных прачек», которые по ночам стирают в ручьях одежды мертвецов и затягивают в воду неосторожных путников, чтобы те помогли им в работе. Если же путник отказывается или пытается бежать, они ломают ему руки и оставляют тонуть. «Прачки» — злобные духи с проваленными глазами, глядящими из черных пустых орбит в самую душу человека.
В эти места привозил меня ребенком дядя моей матери, сам друид, жрец, предсказатель и волшебник. Говорили, что он обладает не только всеми человеческими познаниями, но и сверхъестественной мудростью. Считалось, что он может насылать бури и болезни, и я, воспитанный в друидских традициях, был им обучен кое-чему из того, что он знал.
Спустилась тьма, и молнии зловеще вспыхивали в небе, когда я наконец достиг Юдига.
Сойдя с коня, я отвязал тело Турнеминя и потащил свою отвратительную ношу к камню, ведомому лишь нам, друидам; этим камнем был отмечен единственный путь к Юдигу.
Гром перекатывался в долинах меж угрюмых гор, и дождь тихо шептал среди темных сосен и над пустынными верещатникамиnote 15. Медленно нес я тело по узкой дороге, считая каждый шаг, ступая с осторожностью, пока прямо передо мной не отверзлась преисподняя.
Бездна таилась под гладкой, мерзкого вида водой, смердящей гнилью, откуда время от времени поднимались пузыри. Это и была мрачная зловонная пасть преисподней. Подняв тело Турнеминя высоко над головой, я дождался вспышки молнии и изо всех сил швырнул его. Оно летело медленно, долго, и руки мертвеца безвольно болтались в воздухе, а потом наконец упало с громким всплеском в темную, омерзительную воду.
Черное тело ударилось о поверхность, вспыхнувшую зеленым в свете молнии. Некоторое время вода не принимала его, и дождевые капли падали в широко раскрытые глаза, а потом мало-помалу труп затонул; лицо при этом было обращено кверху и погрузилось последним, и темная вода хлынула в раскрытый рот и в глаза.
Лицо уже совсем исчезло, но одна бледная рука все ещё оставалась над грязью и водой, и, казалось, она в последний раз цепляется за жизнь, оставленную позади, и за все, что остается на этой земле.
— Ныне, Турнеминь, разрушитель жилищ, убийца женщин, злейшее из злых созданий, ныне по моему обету ввергаешься ты в Юдиг, поглощаемый трясиной зла!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119