И поймите, что… (Пауза.) Что иначе поступить я не могу. Почему? (Пауза.) Потому… Потому что… Ольга… Впереди… Что впереди? (Пауза.) Вот что. И… (Оборачивается к Пшеницыной.) Вот у вас цветы. Вы любите их?
ПШЕНИЦЫНА. Нет. Они давно тут, ещё при муже были.
ОБЛОМОВ. Как их зовут?
ПШЕНИЦЫНА. Эти-то? (Вздохнув.) Ерани.
Пшеницына принимается кормить птиц.
ОБЛОМОВ. Что у вас за птички?
ПШЕНИЦЫНА. Тут чижи. Там канарейки. Тут опять чижи, там опять канарейки.
Пауза. Обломов, вздыхая, вновь наклоняется к письму.
ОБЛОМОВ (пишет). Как птичка!.. Улетайте, как птичка ненароком присевшая не на ту ветку… Вы не лжете и не обманываете меня, но вы не любите меня! Ваше люблю не есть настоящая любовь, а только будущая…
Пшеницына выходит из комнаты.
(Провожая ее взглядом). Какие локти у ней… Еще с ямочками!
Вновь наклонился к письму.
Вы не любите меня и любить не можете. Но ещё не поздно! Мы оба ещё можем избавимся от будущих упреков совести.
Входит Пшеницына, в руках у неё блюдо с пирогами, накрытое белоснежным полотенцем.
ПШЕНИЦЫНА. Пока горяченькие-то. Кушайте.
Уходит.
Обломов принюхивается.
ОБЛОМОВ (лихорадочно пишет, словно торопясь). Прочтите это письмо до конца. И поймите, что иначе поступить я не могу. Мы так внезапно, так быстро сделались больны, и это помешало мне очнуться ранее. (Почесав в затылке.) Больны – нехорошо. Впрочем… Это все Штольц! Привил нам обоим любовь, как оспу! (Пишет.) Вы ошиблись, я не тот, кого вы ждали, о ком мечтали. Погодите, он скоро придёт. И тогда вам станет стыдно за вашу ошибку. А мне этот ваш стыд сделает боль. Это все к лицу молодости, она легко переносит раны… Мне же к лицу покой, хотя скучный, сонный, но он знаком мне, а с бурями я не управлюсь!.. (Помолчав. С воодушевлением.) Хорошо, когда пирог с луком или с морковью. С цыплятами хорошо, со свежими грибами. (Нюхает пироги.) С луком! К ним бы водки сейчас, на смородиновом листу.
Входит Пшеницына с запотевшим графинчиком.
ПШЕНИЦЫНА. Пока холодненькая-то. На смородине, на молодом листу.
ОБЛОМОВ. Вы всё за работой, Агафья Матвеевна. Ведь вы так устанете.
ПШЕНИЦЫНА. Я привыкла.
ОБЛОМОВ. А когда нет работы, что ж вы делаете?
От такого вопроса Пшеницына застыла в изумлении.
(Бормочет.) …мне этот стыд сделает боль. Это все к лицу молодости, она легко переносит раны… Мне же к лицу покой, хотя скучный, сонный, но он знаком мне, а с бурями я не управлюсь…
ПШЕНИЦЫНА (всплеснула руками). Как нет работы? Работа всегда есть. Утром обед готовить. После обеда – шить. К вечеру – ужин.
ОБЛОМОВ. А сейчас?
ПШЕНИЦЫНА. Сейчас вот домелю кофе, сахар буду колоть.
ОБЛОМОВ. Как у вас хороши руки, можно хоть сейчас нарисовать. Вы славная хозяйка. Вам бы замуж надо.
ПШЕНИЦЫНА. Кто меня с детьми-то возьмет?
Обломов смутился.
Пшеницына вышла из комнаты.
ОБЛОМОВ (перечитывает письмо). …ещё не поздно, мы оба ещё можем избавимся от будущих упреков совести. Мы так внезапно, так быстро сделались больны, что и помешало мне очнуться…
Входит Пшеницына с грудой белья.
ПШЕНИЦЫНА. Вот я разобрала ваши чулки. Пятьдесят пять пар. Да только почти все худые. Вот тут двадцать пар совсем не годятся. Их уж и штопать не стоит.
ОБЛОМОВ. И не надо! Этакой дрянью заниматься! Новые купить!
ПШЕНИЦЫНА. Зачем же деньги тратить? Можно надвязать. Надвязать чулки-то? Я уж и ниток закажу. Нам одна старуха носит, а в лавке покупать дорого.
ОБЛОМОВ. Мне, право, совестно, что вы так хлопочете…
ПШЕНИЦЫНА. Что нам делать-то?
Пшеницына разглядывает чулки на свет.
ОБЛОМОВ (наклоняясь к письму) . Послушайте, Ольга, скажу прямо и просто – вы меня не любите и любить не можете. Зачем же я пишу? Зачем не пришел сказать прямо? Отвечу: бумага терпит и молчит, когда я пишу вам: мы не увидимся больше .
Обломов роняет перо на стол.
Сидит, окаменев.
ПШЕНИЦЫНА. Самой надвязать или старухе отдать?
ОБЛОМОВ. А?
ПШЕНИЦЫНА. По вечерам нечего делать, вот и надвяжу. У меня Маша уж начинает вязать, только спицы всё выдергивает. Спицы-то большие, ей не по рукам… Ваня у меня тихий, а Маша бойкая… Платьев не напасешься. Глядь – уж и порвала. За гвоздь, мол, задела, за сучок… Так вот на ней всё и горит, особенно башмаки. Чинить да штопать не успеваю…
Выходит из комнаты.
ОБЛОМОВ (складывает письмо) . Я всё сказал. (Запечатывает. Кричит.) Захар! Пошли кого-нибудь с письмом к барышне!
Съедает кусок пирога, выпивает рюмку водки. Подумав, съедает ещё кусок.
Странно! Мне уж не скучно, не тяжело! Я почти счастлив. Отчего это? Должно быть, оттого… что я всё сказал.
Входит Пшеницына.
ПШЕНИЦЫНА. Вот! Халат ваш! Его можно починить и вымыть. Материя такая славная! Он ещё долго прослужит. Может, наденете когда-нибудь… к свадьбе.
Сцена седьмая.
Осенний парк с голыми деревьями.
На скамейке сидит Ольга, в руках у нее письмо.
На стволом дерева прячется Обломов.
Хруст ветки, Ольга оборачивается и застает Обломова в самой нелепой позе…
Ольга отворачивается.
Обломов выходит из-за дерева, садится рядом с ней на скамейку.
ОЛЬГА (подает ему письмо). Возьмите! И унесите его с собой. Чтоб мне не плакать, глядя на него. Я не должна плакать – о чем?
ОБЛОМОВ. Ваше счастье ещё впереди.
ОЛЬГА. Вы спрятались за деревом, чтобы посмотреть – буду ли я плакать? Вас пугает, что я разлюблю вас? А если вы разлюбите меня?
ОБЛОМОВ. Я?
ОЛЬГА. Устанете, как устали от дел, от службы, от жизни. Разлюбите без соперницы, не она, а халат ваш будет вам дороже! Прощайте, Илья Ильич, прощайте навсегда. И будьте покойны, – ведь ваше счастье в этом!
Пауза.
ОБЛОМОВ. Простите меня…
ОЛЬГА. За что?
ОБЛОМОВ. За ошибку. За то, что вам теперь досадно…
ОЛЬГА. Это моя ошибка. Я наказана за гордость. Слишком понадеялась на свои силы. Я думала, что я вылечу вас… Но у меня не хватило уменья… Врачебная ошибка! Я не предвидела её, а все ждала результата, надеялась… (После паузы.) Вы не станете упрекать меня, что из гордости я рассталась с вами?
Внезапно Ольга хватает его за руку.
Ты кроток, Илья, честен и нежен… Как голубь… Ты прячешь голову под крыло и ничего не хочешь больше. Ты готов всю жизнь проворковать под кровлей… Да я не такая! Мне мало этого, мне нужно чего-то ещё, а чего – не знаю! Сможешь ли ты научить меня, дать мне всё это?! А нежность… (Усмехнулась.) Где её нет!..
ОБЛОМОВ (тихо). Я люблю тебя.
ОЛЬГА. Мы не шутим, Илья! Помни, что дело идет о будущей жизни! Скажи мне – да! и я поверю тебе! Хватит ли тебя на всю жизнь? Будешь ли ты для меня тем, что мне нужно? Скажи – да! и я беру назад свое решение! Вот тебе моя рука и пойдем, куда хочешь, – за границу, в деревню, на Выборгскую сторону!
ОБЛОМОВ (тихо). Возьми меня, какой я есть. Люби во мне, что есть хорошего! Ведь я люблю…
ОЛЬГА (прерывая его). Я жду не уверений в любви, а короткого ответа!
Обломов молчит.
Ольга отпускает его руку.
ОЛЬГА (холодно). Так нам пора расстаться! Прощай! (Усмехнувшись.) За меня не бойся. Я поплачу и потом уж больше плакать не стану.
Пауза.
Что погубило тебя, Илья? Ведь ты добр, умён, нежен, благороден… и… гибнешь! Что сгубило тебя? Нет имени этому злу…
ОБЛОМОВ. Есть. (Почесал голову.) Только надо найти ему название. И сразу всё будет хорошо. Всё сразу пройдет…
Ольга, не дослушав его, уходит.
В руках у Обломова остается её перчатка.
Сцена восьмая.
Пшеницына штопает чулки.
Входит Обломов.
Не снимая пальто, он садится в кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
ПШЕНИЦЫНА. Нет. Они давно тут, ещё при муже были.
ОБЛОМОВ. Как их зовут?
ПШЕНИЦЫНА. Эти-то? (Вздохнув.) Ерани.
Пшеницына принимается кормить птиц.
ОБЛОМОВ. Что у вас за птички?
ПШЕНИЦЫНА. Тут чижи. Там канарейки. Тут опять чижи, там опять канарейки.
Пауза. Обломов, вздыхая, вновь наклоняется к письму.
ОБЛОМОВ (пишет). Как птичка!.. Улетайте, как птичка ненароком присевшая не на ту ветку… Вы не лжете и не обманываете меня, но вы не любите меня! Ваше люблю не есть настоящая любовь, а только будущая…
Пшеницына выходит из комнаты.
(Провожая ее взглядом). Какие локти у ней… Еще с ямочками!
Вновь наклонился к письму.
Вы не любите меня и любить не можете. Но ещё не поздно! Мы оба ещё можем избавимся от будущих упреков совести.
Входит Пшеницына, в руках у неё блюдо с пирогами, накрытое белоснежным полотенцем.
ПШЕНИЦЫНА. Пока горяченькие-то. Кушайте.
Уходит.
Обломов принюхивается.
ОБЛОМОВ (лихорадочно пишет, словно торопясь). Прочтите это письмо до конца. И поймите, что иначе поступить я не могу. Мы так внезапно, так быстро сделались больны, и это помешало мне очнуться ранее. (Почесав в затылке.) Больны – нехорошо. Впрочем… Это все Штольц! Привил нам обоим любовь, как оспу! (Пишет.) Вы ошиблись, я не тот, кого вы ждали, о ком мечтали. Погодите, он скоро придёт. И тогда вам станет стыдно за вашу ошибку. А мне этот ваш стыд сделает боль. Это все к лицу молодости, она легко переносит раны… Мне же к лицу покой, хотя скучный, сонный, но он знаком мне, а с бурями я не управлюсь!.. (Помолчав. С воодушевлением.) Хорошо, когда пирог с луком или с морковью. С цыплятами хорошо, со свежими грибами. (Нюхает пироги.) С луком! К ним бы водки сейчас, на смородиновом листу.
Входит Пшеницына с запотевшим графинчиком.
ПШЕНИЦЫНА. Пока холодненькая-то. На смородине, на молодом листу.
ОБЛОМОВ. Вы всё за работой, Агафья Матвеевна. Ведь вы так устанете.
ПШЕНИЦЫНА. Я привыкла.
ОБЛОМОВ. А когда нет работы, что ж вы делаете?
От такого вопроса Пшеницына застыла в изумлении.
(Бормочет.) …мне этот стыд сделает боль. Это все к лицу молодости, она легко переносит раны… Мне же к лицу покой, хотя скучный, сонный, но он знаком мне, а с бурями я не управлюсь…
ПШЕНИЦЫНА (всплеснула руками). Как нет работы? Работа всегда есть. Утром обед готовить. После обеда – шить. К вечеру – ужин.
ОБЛОМОВ. А сейчас?
ПШЕНИЦЫНА. Сейчас вот домелю кофе, сахар буду колоть.
ОБЛОМОВ. Как у вас хороши руки, можно хоть сейчас нарисовать. Вы славная хозяйка. Вам бы замуж надо.
ПШЕНИЦЫНА. Кто меня с детьми-то возьмет?
Обломов смутился.
Пшеницына вышла из комнаты.
ОБЛОМОВ (перечитывает письмо). …ещё не поздно, мы оба ещё можем избавимся от будущих упреков совести. Мы так внезапно, так быстро сделались больны, что и помешало мне очнуться…
Входит Пшеницына с грудой белья.
ПШЕНИЦЫНА. Вот я разобрала ваши чулки. Пятьдесят пять пар. Да только почти все худые. Вот тут двадцать пар совсем не годятся. Их уж и штопать не стоит.
ОБЛОМОВ. И не надо! Этакой дрянью заниматься! Новые купить!
ПШЕНИЦЫНА. Зачем же деньги тратить? Можно надвязать. Надвязать чулки-то? Я уж и ниток закажу. Нам одна старуха носит, а в лавке покупать дорого.
ОБЛОМОВ. Мне, право, совестно, что вы так хлопочете…
ПШЕНИЦЫНА. Что нам делать-то?
Пшеницына разглядывает чулки на свет.
ОБЛОМОВ (наклоняясь к письму) . Послушайте, Ольга, скажу прямо и просто – вы меня не любите и любить не можете. Зачем же я пишу? Зачем не пришел сказать прямо? Отвечу: бумага терпит и молчит, когда я пишу вам: мы не увидимся больше .
Обломов роняет перо на стол.
Сидит, окаменев.
ПШЕНИЦЫНА. Самой надвязать или старухе отдать?
ОБЛОМОВ. А?
ПШЕНИЦЫНА. По вечерам нечего делать, вот и надвяжу. У меня Маша уж начинает вязать, только спицы всё выдергивает. Спицы-то большие, ей не по рукам… Ваня у меня тихий, а Маша бойкая… Платьев не напасешься. Глядь – уж и порвала. За гвоздь, мол, задела, за сучок… Так вот на ней всё и горит, особенно башмаки. Чинить да штопать не успеваю…
Выходит из комнаты.
ОБЛОМОВ (складывает письмо) . Я всё сказал. (Запечатывает. Кричит.) Захар! Пошли кого-нибудь с письмом к барышне!
Съедает кусок пирога, выпивает рюмку водки. Подумав, съедает ещё кусок.
Странно! Мне уж не скучно, не тяжело! Я почти счастлив. Отчего это? Должно быть, оттого… что я всё сказал.
Входит Пшеницына.
ПШЕНИЦЫНА. Вот! Халат ваш! Его можно починить и вымыть. Материя такая славная! Он ещё долго прослужит. Может, наденете когда-нибудь… к свадьбе.
Сцена седьмая.
Осенний парк с голыми деревьями.
На скамейке сидит Ольга, в руках у нее письмо.
На стволом дерева прячется Обломов.
Хруст ветки, Ольга оборачивается и застает Обломова в самой нелепой позе…
Ольга отворачивается.
Обломов выходит из-за дерева, садится рядом с ней на скамейку.
ОЛЬГА (подает ему письмо). Возьмите! И унесите его с собой. Чтоб мне не плакать, глядя на него. Я не должна плакать – о чем?
ОБЛОМОВ. Ваше счастье ещё впереди.
ОЛЬГА. Вы спрятались за деревом, чтобы посмотреть – буду ли я плакать? Вас пугает, что я разлюблю вас? А если вы разлюбите меня?
ОБЛОМОВ. Я?
ОЛЬГА. Устанете, как устали от дел, от службы, от жизни. Разлюбите без соперницы, не она, а халат ваш будет вам дороже! Прощайте, Илья Ильич, прощайте навсегда. И будьте покойны, – ведь ваше счастье в этом!
Пауза.
ОБЛОМОВ. Простите меня…
ОЛЬГА. За что?
ОБЛОМОВ. За ошибку. За то, что вам теперь досадно…
ОЛЬГА. Это моя ошибка. Я наказана за гордость. Слишком понадеялась на свои силы. Я думала, что я вылечу вас… Но у меня не хватило уменья… Врачебная ошибка! Я не предвидела её, а все ждала результата, надеялась… (После паузы.) Вы не станете упрекать меня, что из гордости я рассталась с вами?
Внезапно Ольга хватает его за руку.
Ты кроток, Илья, честен и нежен… Как голубь… Ты прячешь голову под крыло и ничего не хочешь больше. Ты готов всю жизнь проворковать под кровлей… Да я не такая! Мне мало этого, мне нужно чего-то ещё, а чего – не знаю! Сможешь ли ты научить меня, дать мне всё это?! А нежность… (Усмехнулась.) Где её нет!..
ОБЛОМОВ (тихо). Я люблю тебя.
ОЛЬГА. Мы не шутим, Илья! Помни, что дело идет о будущей жизни! Скажи мне – да! и я поверю тебе! Хватит ли тебя на всю жизнь? Будешь ли ты для меня тем, что мне нужно? Скажи – да! и я беру назад свое решение! Вот тебе моя рука и пойдем, куда хочешь, – за границу, в деревню, на Выборгскую сторону!
ОБЛОМОВ (тихо). Возьми меня, какой я есть. Люби во мне, что есть хорошего! Ведь я люблю…
ОЛЬГА (прерывая его). Я жду не уверений в любви, а короткого ответа!
Обломов молчит.
Ольга отпускает его руку.
ОЛЬГА (холодно). Так нам пора расстаться! Прощай! (Усмехнувшись.) За меня не бойся. Я поплачу и потом уж больше плакать не стану.
Пауза.
Что погубило тебя, Илья? Ведь ты добр, умён, нежен, благороден… и… гибнешь! Что сгубило тебя? Нет имени этому злу…
ОБЛОМОВ. Есть. (Почесал голову.) Только надо найти ему название. И сразу всё будет хорошо. Всё сразу пройдет…
Ольга, не дослушав его, уходит.
В руках у Обломова остается её перчатка.
Сцена восьмая.
Пшеницына штопает чулки.
Входит Обломов.
Не снимая пальто, он садится в кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11