ЗАХАР. Это, должно быть, барышня забыла?
ОБЛОМОВ. Какая барышня?
ЗАХАР. Ильинская барышня.
ОБЛОМОВ. Что забыла?
ЗАХАР. Перчатку. Вон у вас в руках.
Обломов опускает глаза и видит перчатку Ольги, которую он по-прежнему держит в руке.
ОБЛОМОВ. Какая перчатка? Какая барышня?
Прячет перчатку в карман пальто.
Это портнихина перчатка. Ездил в магазин рубашки примерять, взял по ошибке портнихину перчатку. (Кричит.) Как ты смеешь выдумывать?!
ЗАХАР (кричит). Какая портниха? Что за рубашки? Будто барышниных перчаток не видал?
ОБЛОМОВ. А почём ты знаешь барышнины перчатки?
ЗАХАР. Знаю! Побожиться могу! Образ со стены снять!
ОБЛОМОВ. Пошел отсюда вон! Совсем пошел, на улицу! Видеть не могу твою рожу!
ЗАХАР. Обыкновенная рожа. Как у нашего брата!
Хлопнув дверью, выходит.
Пшеницына, не поднимая головы, по-прежнему штопает чулки.
ОБЛОМОВ. Послушайте, Агафья Матвеевна!.. Захар дурак. Вы, ради Бога, не верьте ему! Насчет перчатки.
ПШЕНИЦЫНА. Что мне за дело, чья это перчатка?
ОБЛОМОВ. Портнихина, которая рубашки шьёт. Примерять ездил.
ПШЕНИЦЫНА. А вы где заказали рубашки? Кто вам шьёт?
ОБЛОМОВ. Из французского магазина.
ПШЕНИЦЫНА. У меня есть две девушки – так шьют, такую строчку делают, куда там французам.
ОБЛОМОВ. Вы только, ради Бога, не подумайте, что это барышнина перчатка!
ПШЕНИЦЫНА. Хоть бы и барышни. Что мне за дело?
ОБЛОМОВ. Нет, нет! Вы не думайте! Эта барышня, про которую врёт Захар, она – огромного роста, и говорит басом.
ПШЕНИЦЫНА. Лизавета Николаевна и Марья Власьевна. Две девушки, такие строчки делают! Когда вам понадобится рубашки шить, я им скажу. Дёшево берут.
ОБЛОМОВ. Только вы не подумайте ничего, пожалуйста! Не подумали?
Пшеницына, отложив чулок, выходит из комнаты.
Обломов сидит неподвижно, глядя в пол.
Пшеницына вносит халат.
Что это?
ПШЕНИЦЫНА. Вымыла и починила. Халат.
Пшеницына снимает с Обломова пальто, сюртук и гастух.
Зайдя сзади, помогает ему надеть халат.
ОБЛОМОВ. Руки-то у вас какие… Локти. Ещё с ямочками!..
Невзначай она касается лба Обломова.
ПШЕНИЦЫНА. Да у вас жар! Горячка! Постойте-ка!
Прикладывается губами ко лбу Обломова.
Входит Захар с подносом, накрытым к чаю.
Видит Обломова и Пшеницыну – она приложилась губами к его лбу, а он замер…
Чашка с подноса полетала на пол.
ЗАХАР. Что это вы, Илья Ильич… Зачем это… Халат, вроде выбросить велели, а сами… Зачем?
ОБЛОМОВ. А ты зачем чашку разбил?
Сцена девятая.
В кресле сидит Обломов.
Рядом с нам на скамеечке – мальчик Ваня.
Пшеницына, склонив голову, шьёт.
ОБЛОМОВ. Вот и год прошел… Сколько всего случилось!
ВАНЯ. Да что случилось-то? Я и не видал ничего.
ОБЛОМОВ. Как – что? Где-то взволновался край и восстал народ, рухнули жилища, а где-то, напротив, вышло замирение…
ВАНЯ. Где?
ОБЛОМОВ. Закатилось какое-нибудь светило в небе, зато где-то засияло другое… Открылась какая-нибудь тайна бытия… Или осыпалась гора, зато море нанесло ил и отступило от берега…
ВАНЯ (с отчаяньем). Да где это всё? Почему мы ничего не видали?
ОБЛОМОВ (Пшеницыной). Ваня такой понятливый мальчик! В три раза запомнил главные города в Европе. (Ване.) Вот наведут мосты на Неве, поедем с тобой в магазины, подарю тебе маленький глобус. (Пшеницыной.) Как это у вас, Агафья Матвеевна, проворно ходит игла мимо носа! Я, право, боюсь, как бы вы не носа себе не задели!
ПШЕНИЦЫНА. Вот дошью эту строчку, ужинать станем.
ОБЛОМОВ. А что у нас к ужину?
ПШЕНИЦЫНА. Капуста кислая с лососиной. Осетрины нет нигде, уж я все лавки выходила, всюду спрашивала – нет. Потом телятина, каша на сковороде… Слышите, шипит? Уж жарится.
ОБЛОМОВ. Вот это прекрасно! Всё-то вы хлопочете, Агафья Матвеевна!
ПШЕНИЦЫНА. Кому ж ещё хлопотать? Вот только положу заплатку, так стану уху варить. Какой дрянной мальчишка этот Ваня! На той неделе вычинила куртку, он опять разорвал! (Ване.) Что смеешься? Вот не починю, и нельзя будет завтра за ворота бежать. Мальчишки, должно быть, разорвали? Дрался? Признавайся!
ВАНЯ. Нет, само разорвалось.
ПШЕНИЦЫНА. То-то само! Сидел бы дома да твердил уроки, чем бегать по улицам! Вот Илья Ильич опять скажет, что ты по-французски плохо знаешь!
ВАНЯ. Я не люблю по-французски.
ПШЕНИЦЫНА. Отчего?
ВАНЯ. Да по-французски есть много нехороших слов.
Обломов смеется.
Ваня выбегает из комнаты.
ОБЛОМОВ. А вот Машенька обрубила мне три платка – плохо, правда, неровно, но зато всё бегала показывать мне каждый обрубленный вершок.
ПШЕНИЦЫНА. Пора корицу толочь.
Откладывает шитьё, выходит из комнаты.
ОБЛОМОВ (глядя в окно). Вон снег нападал и нанёс сугробы… Покрыл дрова, курятник и конуру. Всё умерло и окуталось в саван. (Смеясь.) А вдруг не взойдет завтра солнце и застелет небо тьма?.. А суп и жаркое всё равно явятся на столе!.. И бельё будет свежо и чисто! И никто не узнает, как это сделается. С кротким взглядом, с улыбкой преданности. С чистыми, белыми руками, с полными локтями. С ямочками!..
Входит Пшеницына, принимается толочь корицу.
Обломов встаёт с кресла, подходит к ней сзади.
(Взяв её за локти, мешая толочь). А если я вам помешаю?
ПШЕНИЦЫНА. Пустите. Мне ещё надо сахару натолочь да вина отпустить на пудинг.
ОБЛОМОВ. Скажите, Агафья Матвеевна… Что если б я вас… полюбил? Вы бы полюбили меня?
ПШЕНИЦЫНА. Отчего же вас не полюбить? Бог всех велел любить.
ОБЛОМОВ. А если я сейчас поцелую вас?
ПШЕНИЦЫНА. Теперь не Святая неделя.
ОБЛОМОВ. Тогда поцелуйте вы меня!
ПШЕНИЦЫНА. Вот будет Пасха, так и поцелуемся.
Обломов нежно целует ее в шею сзади.
ПШЕНИЦЫНА. Ой! Корицу просыплю… Нечего будет в пирожное положить.
ОБЛОМОВ. Не беда!
Пшеницына поворачивается к нему.
ПШЕНИЦЫНА. Что это у вас на халате опять пятно? Кажется, масло? Где это вы? Не с лампадки ли накапало? Или за дверь задели? Вчера мазали петли маслом. Всё скрипят. Дайте, скорее, я пятно выведу и замою – завтра ничего не будет.
ОБЛОМОВ. Добрая Агафья Матвеевна! Поедемте жить в деревню, там хозяйство! Грибы, ягоды, варенья, птичий двор…
Обломов обнимает её.
Я вас, Агафья Матвеевна, ещё раньше видел… В дремоте, наверное…
Подле вас хорошо уснуть, обнявшись… Ведь это и есть тайная цель всякого – найти в своей подруге покой и ровное течение чувств… А страсть… Всё это хорошо лишь на сцене, где с ножами расхаживают актеры. А потом идут, и убитые, и убийцы, вместе ужинать… Дым, смрад, а счастья нет! Воспоминания – один только стыд и рвание волос.
Замерли, обнявшись.
Взлетает портьера на двери, стремительно входит Штольц.
ШТОЛЬЦ. Ну здравствуй, Илья!
Пшеницына, охнув, выбегает.
ОБЛОМОВ. Андрей! Штольц!
Обнимаются.
ШТОЛЬЦ (колотит Обломова по спине.). Ах ты, Lotter! Вот я задам тебе феферу!
ОБЛОМОВ. Откуда? Как? Надолго ли?
ШТОЛЬЦ (отстраняется от него, осматривает). Да что с тобой? Как ты переменился, брат! Здоров ли ты?
ОБЛОМОВ. Левая нога что-то всё немеет.
ШТОЛЬЦ. Что ты не бросишь своего халата? Смотри, весь в заплатах!
ОБЛОМОВ. Привычка, жаль расстаться. Скажи мне, Андрей, вот что… Что – Ольга?
Пауза.
ШТОЛЬЦ. А… Не забыл! Я думал, что ты забудешь.
ОБЛОМОВ. Нет, не забыл. Где же она?
ШТОЛЬЦ. В своей деревне, хозяйничает.
ОБЛОМОВ. С теткой?
ШТОЛЬЦ. С мужем.
ОБЛОМОВ. Так она замужем?
ШТОЛЬЦ. Чего ж ты испугался?
ОБЛОМОВ. Замужем? Давно ли? Счастлива? Да не тяни ты!.. Скажи, Бога ради! Кто ж он, всё никак не спрошу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11