Как будто не за какие-нибудь иные, а за точно такие же преступления карали Сципион и Катон и тот самый Скавр, которого — своего прадеда — бесчестил теперь столь грязным поступком Мамерк — позор своих предков. Юний Отон многие годы преподавал в начальной школе риторики, но затем, покровительствуемый Сеяном, проник в сенат и еще больше запятнал свое темное прошлое бесстыдным и наглым поведением. Бруттедия, который был наделен от природы выдающимися способностями и, если бы пошел по правильному пути, мог бы добиться заслуженной славы, подстрекало нетерпение, ибо он стремился опередить сначала равных себе, затем тех, кто стоял выше него, и, наконец, свои собственные мечты и надежды. А это погубило и многих хороших людей, презревших то, что дается медленно, но зато верно, и погнавшихся за преждевременным, даже если это грозило им гибелью.
67. Число обвинителей увеличили примкнувшие к ним Геллий Публикола и Марк Паконий, один — квестор Силана, другой — его легат. Не подлежали сомнению ни крутой нрав и жестокости подсудимого, ни то, что он, действительно, вымогал деньги; но к этому присоединялось и многое такое, что навлекло бы опасность даже на людей, ни в чем не повинных: ведь Силан один, без чьей-либо поддержки, не обладая к тому же даром речи, подавленный страхом (а это ослабляет даже искушенное красноречие), должен был отражать натиск — не говоря уже о стольких враждебных ему сенаторах — самых прославленных, и потому избранных для его обвинения, ораторов Азии; притом и Тиберий не воздержался от давления на ход дела тоном, в каком высказывался, выражением лица и частыми вопросами, на которые было бы непозволительно отвечать решительным отрицанием или уклончиво, но, напротив, нередко требовалось давать утвердительные ответы, чтобы вопрос принцепса не остался тщетным. Рабы Силана, дабы их можно было подвергнуть допросу под пыткой, были приобретены государственным казначейством; а чтобы никто из родных и близких не оказал помощи попавшему в беду подсудимому, ему было, сверх того, предъявлено обвинение в оскорблении величия — цепи, налагавшие необходимость молчать. Итак, испросив перерыв на несколько дней, Силан оставил намерение защищаться и отважился обратиться к Цезарю с письмом, в котором перемежались упреки с мольбами.
68. Решив обрушить на Силана суровую кару и желая ее оправдать в общем мнении примером из прошлого, Тиберий велит прочитать в сенате письмо божественного Августа о проконсуле той же Азии Волезе Мессале и принятое по его делу сенатское постановление. После того как это было исполнено, Тиберий приглашает Луция Пизона изложить свое мнение. Распространившись сначала о великодушии и мягкости принцепса, тот предлагает лишить Силана огня и воды и сослать на остров Гиар. К нему присоединились и все остальные; впрочем, Гней Лентул, основываясь на том, что мать Силана происходила из рода Атиев, предложил выделить из имущества осужденного то, что он от нее унаследовал, и передать эту часть его сыну, и Тиберий дал на это согласие.
69. Но зато Корнелий Долабелла, усердствуя в лести, накинулся на нравы Гая Силана и заключил свою речь предложением не допускать к жеребьевке и не посылать правителями провинций тех, кто ведет порочную жизнь и запятнан бесчестием; и пусть вопрос о них решается принцепсом. Хотя проступки и наказуются правосудием, но не намного ли милостивее было бы по отношению к таким людям и благодетельнее для союзных народов, если бы самая возможность творить преступления пресекалась заранее? Против этого выступил Цезарь: ему, разумеется, небезызвестно, какая молва идет о Силане, но недопустимо судить на основании одних слухов. Многие своими действиями в провинциях не оправдали надежд, которые на них возлагались, многие, напротив, опровергли существовавшие на их счет опасения; одних поднимает значительность возникающих перед ними задач, других угнетает. Да и не может принцепс обладать всеобъемлющим знанием, и вместе с тем ему не пристало идти на поводу у чужого тщеславия. Законы потому и направлены против уже совершенных деяний. Его будущее недоступно предвидению. Так уж установлено предками: наказание следует за преступлением. И незачем менять то, что мудро придумано и всегда встречало всеобщее одобрение; у принцепсов достаточно трудов, достаточно и власти. Всякое возрастание их могущества ведет к ущербу для установленного правопорядка, и не следует употреблять власть, где можно обходиться законами. Чем реже в Тиберии обнаруживалось уважение народных прав, с тем большею радостью оно принималось. Умея быть умеренным, — если только он не был охвачен гневом, порожденным личными причинами, — принцепс добавил, что остров Гиар дик и суров, и поэтому, из уважения к роду Юниев и памятуя, что осужденный еще недавно принадлежал к их сословию, сенаторы поступили бы правильнее, проявив к нему снисходительность и дозволив ему удалиться на Кинф. Об этом просит и сестра Силана, весталка Торквата, — дева древнего благочестия. С этою поправкою к приговору все согласились.
70. Затем были выслушаны киренцы, и на основании обвинения, предъявленного Анхарием Приском, был осужден по закону о вымогательствах Цезий Корд. Римского всадника Луция Энния, привлеченного к суду за оскорбление величия, так как статую принцепса он переплавил в серебряную утварь, Тиберий воспретил считать обвиняемым. Под видом защиты свободы ему открыто возражал Атей Капитон: «Не следует отнимать у сенаторов право делать заключения о подсудности и нельзя оставлять безнаказанным столь вопиющее злодеяние. Пусть принцепс равнодушен к чинимым ему обидам, но он не должен пренебрегать оскорблениями, нанесенными государству». Тиберий уловил в этих словах раболепие и настоял на своем. А Капитон оказался тем более посрамленным, что, являясь знатоком человеческого и божественного права, унизил тем не менее общественное достоинство и запятнал свою личную славу.
71. После этого возник вопрос, в каком храме поместить дар Всаднической Фортуне, сделанный римскими всадниками ради выздоровления Августы; хотя в Риме насчитывалось немало святилищ этой богини, но не было ни одного, которое носило бы такое название. В конце концов выяснилось, что это наименование носит существующий в Анции храм и что в италийских городах все священнодействия, храмы и изображающие божества статуи подлежат римской юрисдикции и состоят в ведении Рима. Итак, дар направили в Анций. И поскольку речь зашла о религиозных вопросах, Цезарь дал свое заключение по недавно отложенному делу Сервия Малугинского и прочел, кроме того, постановление верховных жрецов, гласившее, что фламин Юпитера, всякий раз, когда заболеет, может отлучиться на срок, превышающий две ночи сряду, только с ведома великого понтифика и по его разрешению, но отнюдь не в дни общественных жертвоприношений и не более двух раз в году. Из этого постановления, принятого в бытность Августа принцепсом, с полною очевидностью вытекало, что ни годичная отлучка из Рима, ни управление провинциями фламинам Юпитера дозволены быть не могут. При этом вспомнили и о случае с великим понтификом Луцием Метеллом, не отпустившим из Рима Авла Постумия. Итак, проконсульство в Азии отдается тому из бывших консулов, который следовал в списке непосредственно за Сервием Малугинским.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
67. Число обвинителей увеличили примкнувшие к ним Геллий Публикола и Марк Паконий, один — квестор Силана, другой — его легат. Не подлежали сомнению ни крутой нрав и жестокости подсудимого, ни то, что он, действительно, вымогал деньги; но к этому присоединялось и многое такое, что навлекло бы опасность даже на людей, ни в чем не повинных: ведь Силан один, без чьей-либо поддержки, не обладая к тому же даром речи, подавленный страхом (а это ослабляет даже искушенное красноречие), должен был отражать натиск — не говоря уже о стольких враждебных ему сенаторах — самых прославленных, и потому избранных для его обвинения, ораторов Азии; притом и Тиберий не воздержался от давления на ход дела тоном, в каком высказывался, выражением лица и частыми вопросами, на которые было бы непозволительно отвечать решительным отрицанием или уклончиво, но, напротив, нередко требовалось давать утвердительные ответы, чтобы вопрос принцепса не остался тщетным. Рабы Силана, дабы их можно было подвергнуть допросу под пыткой, были приобретены государственным казначейством; а чтобы никто из родных и близких не оказал помощи попавшему в беду подсудимому, ему было, сверх того, предъявлено обвинение в оскорблении величия — цепи, налагавшие необходимость молчать. Итак, испросив перерыв на несколько дней, Силан оставил намерение защищаться и отважился обратиться к Цезарю с письмом, в котором перемежались упреки с мольбами.
68. Решив обрушить на Силана суровую кару и желая ее оправдать в общем мнении примером из прошлого, Тиберий велит прочитать в сенате письмо божественного Августа о проконсуле той же Азии Волезе Мессале и принятое по его делу сенатское постановление. После того как это было исполнено, Тиберий приглашает Луция Пизона изложить свое мнение. Распространившись сначала о великодушии и мягкости принцепса, тот предлагает лишить Силана огня и воды и сослать на остров Гиар. К нему присоединились и все остальные; впрочем, Гней Лентул, основываясь на том, что мать Силана происходила из рода Атиев, предложил выделить из имущества осужденного то, что он от нее унаследовал, и передать эту часть его сыну, и Тиберий дал на это согласие.
69. Но зато Корнелий Долабелла, усердствуя в лести, накинулся на нравы Гая Силана и заключил свою речь предложением не допускать к жеребьевке и не посылать правителями провинций тех, кто ведет порочную жизнь и запятнан бесчестием; и пусть вопрос о них решается принцепсом. Хотя проступки и наказуются правосудием, но не намного ли милостивее было бы по отношению к таким людям и благодетельнее для союзных народов, если бы самая возможность творить преступления пресекалась заранее? Против этого выступил Цезарь: ему, разумеется, небезызвестно, какая молва идет о Силане, но недопустимо судить на основании одних слухов. Многие своими действиями в провинциях не оправдали надежд, которые на них возлагались, многие, напротив, опровергли существовавшие на их счет опасения; одних поднимает значительность возникающих перед ними задач, других угнетает. Да и не может принцепс обладать всеобъемлющим знанием, и вместе с тем ему не пристало идти на поводу у чужого тщеславия. Законы потому и направлены против уже совершенных деяний. Его будущее недоступно предвидению. Так уж установлено предками: наказание следует за преступлением. И незачем менять то, что мудро придумано и всегда встречало всеобщее одобрение; у принцепсов достаточно трудов, достаточно и власти. Всякое возрастание их могущества ведет к ущербу для установленного правопорядка, и не следует употреблять власть, где можно обходиться законами. Чем реже в Тиберии обнаруживалось уважение народных прав, с тем большею радостью оно принималось. Умея быть умеренным, — если только он не был охвачен гневом, порожденным личными причинами, — принцепс добавил, что остров Гиар дик и суров, и поэтому, из уважения к роду Юниев и памятуя, что осужденный еще недавно принадлежал к их сословию, сенаторы поступили бы правильнее, проявив к нему снисходительность и дозволив ему удалиться на Кинф. Об этом просит и сестра Силана, весталка Торквата, — дева древнего благочестия. С этою поправкою к приговору все согласились.
70. Затем были выслушаны киренцы, и на основании обвинения, предъявленного Анхарием Приском, был осужден по закону о вымогательствах Цезий Корд. Римского всадника Луция Энния, привлеченного к суду за оскорбление величия, так как статую принцепса он переплавил в серебряную утварь, Тиберий воспретил считать обвиняемым. Под видом защиты свободы ему открыто возражал Атей Капитон: «Не следует отнимать у сенаторов право делать заключения о подсудности и нельзя оставлять безнаказанным столь вопиющее злодеяние. Пусть принцепс равнодушен к чинимым ему обидам, но он не должен пренебрегать оскорблениями, нанесенными государству». Тиберий уловил в этих словах раболепие и настоял на своем. А Капитон оказался тем более посрамленным, что, являясь знатоком человеческого и божественного права, унизил тем не менее общественное достоинство и запятнал свою личную славу.
71. После этого возник вопрос, в каком храме поместить дар Всаднической Фортуне, сделанный римскими всадниками ради выздоровления Августы; хотя в Риме насчитывалось немало святилищ этой богини, но не было ни одного, которое носило бы такое название. В конце концов выяснилось, что это наименование носит существующий в Анции храм и что в италийских городах все священнодействия, храмы и изображающие божества статуи подлежат римской юрисдикции и состоят в ведении Рима. Итак, дар направили в Анций. И поскольку речь зашла о религиозных вопросах, Цезарь дал свое заключение по недавно отложенному делу Сервия Малугинского и прочел, кроме того, постановление верховных жрецов, гласившее, что фламин Юпитера, всякий раз, когда заболеет, может отлучиться на срок, превышающий две ночи сряду, только с ведома великого понтифика и по его разрешению, но отнюдь не в дни общественных жертвоприношений и не более двух раз в году. Из этого постановления, принятого в бытность Августа принцепсом, с полною очевидностью вытекало, что ни годичная отлучка из Рима, ни управление провинциями фламинам Юпитера дозволены быть не могут. При этом вспомнили и о случае с великим понтификом Луцием Метеллом, не отпустившим из Рима Авла Постумия. Итак, проконсульство в Азии отдается тому из бывших консулов, который следовал в списке непосредственно за Сервием Малугинским.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127