Ларин, выслушав начальников служб, минуту молчал, пока его не спросили:
– Виктор Андреевич, совещание закончено?
– Нет, только начинается.
И дальше устроил такой разнос всем и каждому, какого не делал давно. Он зло выговорил сантехникам за то, что в туалетах до сих пор текут бачки, электрикам – за плохую работу кондиционеров в кассовом зале, уборщикам – что полы моются не в шесть утра, как положено, а в девять, что моются по старинке шваброй и тряпкой, а не машинами, что очереди в кассах, как в курортный сезон, парковка возле вокзала по-прежнему платная, хотя это давно запрещено и им самим, и правительством Москвы, что ремонтников на пятом пути нет, что носильщики почти все ходят без формы, что начальника информационного отдела он будет увольнять, если тот не уймет Собинову. И главное – путейцы отправили маневровые вагоны без сцепщика, что и привело к гибели человека…
– Леонид Васильевич, теперь с вами, – обратился он к главному экономисту.
– Что там у нас с этой фирмой «Голдхренбей»?
– Все в порядке, – ответил селекторный голос.
– В каком же это порядке, Леонид Васильевич? Они сколько нам должны за аренду?
– У меня есть данные только за прошлое полугодие…
– Как? – опешил Ларин. – Они за прошлое полугодие еще не заплатили?
– Виктор Андреевич, тут такое дело, можно я к вам зайду, все объясню.
– Можно, только захватите с собой заявление об уходе.
– Виктор Андреевич, но ведь эта фирма…
– Знаю, сынка Саперова, министра путей сообщения. К сожалению, папашу уволить я не могу. А вот вас с превеликим удовольствием.
– Я сейчас же принесу вам все данные, – заторопился экономист. – Мы уже подготовили иск… – Юрист просмотрел наши договора. По закону, если они не платят нам аренду…
– Фирма переходит во владение вокзала, – закончил Ларин. – Так в чем же дело?!
– Сегодня все документы поступят…
Ларин отключил связь.
Откинулся в кресле.
"Совки, – подумал он о своих подчиненных. – Рабами были, рабами умрут. А с другой стороны… Сколько сотен лет из них выбивали всякую ответственность даже за собственные жизни – откуда же ей взяться за каких-то неполных десять лет?!
Холуи мы все и сволочи, – завершил он свою злую мысль. – Обреченная страна".
Словом, Ларин разогнал тишь и гладь, навешал оплеух и всех погнал работать.
Ларин злился не только потому, что день обещал стать тяжелым, не только из-за того, что скоро он встретит гроб матери, не только потому, что ФСБ лезет со своими делами, что с утра погыркался с семьей, что не смог съездить на кладбище…
Сегодняшний день для вокзала должен был стать в какой-то степени историческим. Ларин ждал доклада своего заместителя Брунева о полуденном запуске в строй новых турникетов, через которые можно будет проходить теперь в здание вокзала, только предъявив билет или оплатив за проход. Это должно было разом решить много проблем – вокзал перестанет быть проходным двором, на электричках не будет зайцев, попрошайки и воры исчезнут, грязь не нужно будет выгребать каждые два часа… Словом, вокзал станет цивилизованным местом.
– Оленька, что там Брунев не подает голос? – вызвал по селектору Ларин секретаршу. – Пошевели-ка его!
– Виктор Андреевич, на месте его нет, – последовал ответ секретарши.
– Разыщи его, пусть немедленно свяжется со мной!
Искать заместителя начальника вокзала не пришлось, потому что в следующую минуту он появился на пороге ларинского кабинета. Несмотря на помятый вид Брунева, его доклад о полной готовности турникетов к работе отличался точностью и лаконичностью. С удовлетворением выслушав его, Ларин вдруг спросил:
– Ты сколько вчера выпил?
Брунев не сразу понял, к чему клонит начальник.
– Да грамм сто, не больше, – настороженно ответил он.
– А почему твоя жена в кассе с утра разоряется так, как будто ты выпил вчера ведро водки, не закусывая.
– Нюх уже потеряла с годами. Ведро от ста грамм отличить не может.
– Так разбирайся с ней дома, а на вокзал свои семейные свары не тащи!
Брунев неслышно удалился. А Ларин вызвал по селектору старшего кассира.
– Так, Елена Леонидовна. Ну-ка давайте мне на ковер самых сонных и болтливых. Хотя бы парочку для начала.
– Выбирайте сами, – устало ответила Елена Леонидовна.
– И выберу – тоже мне солидарность, – язвительно ответил Ларин. – Локтеву и Бруневу.
– Хорошо.
– Хотя вот еще. Пришлите и Панчук. Ей тоже не мешало бы шевелиться на рабочем месте. А то самая молодая, а еле-еле…
Виктор Андреевич не закончил фразу. Он услышал, как многозначительно хмыкнула при фамилии «Панчук» старшая кассирша.
– Хорошо, пришлю и самую молодую, – слишком серьезно сказала Елена Леонидовна.
«Старая ведьма», – зло усмехнулся Ларин и отключил селекторную связь.
«Сегодня на вокзале, уважаемые дамы и господа состоится знаменательное событие – откроются турникеты, которые не пропустят ни одного безбилетника, даже легендарный пограничник-контролер Бурыкин может отдыхать».
Глава 19
БОЦМАН
Он шел куда глаза глядят. Вернее, он почти ничего перед собой не видел.
Боцман брел по рельсам в направлении вокзала. Он не помнил, как пролез в пролом в стене. Там за стеной была автобаза. Возможно, поливочных машин. Точно, поливочных. Забрался в кабину ЗИЛа и свернулся калачиком на сиденье. Боцман ни о чем не мог думать. Даже о Фоме. Сплошная пустая башка. И он уснул. Приснился ему странный сон… Будто идет он по улице, а навстречу ему похоронная процессия. Впереди несут подушки с наградами: на первой свежемороженый хек, на второй – собачий ошейник, на третьей – пачка презервативов. Следом гроб с виновником. Дальше, как и полагается, вдова и нанятые плакальщицы-старушки.
Вдова в мини-юбке, но все чинно. Все в черном. Алексей Иванович остановился посмотреть и тут же увидел себя со стороны. Задал во сне сам себе вопрос.
– Ну что ты остановился? Ты его не знаешь. Интересно?
И сам себе ответил, что интересно.
Вот ведь оказия какая. В одних случаях мы мертвяков боимся, в других интересуемся, но еще ни один покойник, даже совершенно чужой, не оставлял нас абсолютно равнодушным. И хотя не знали при жизни, лицо завораживает. Какое оно?
И Алексей Иванович привстал на цыпочки, пытаясь заглянуть в лицо смерти…
Надо же было такому случиться – мимо проскочила иномарка и брызнула тугой струей грязной воды из-под колес. Процессия ничуть не обиделась, а покойник сел в гробу и утерся. Потом оглянулся, все ли в порядке у сопровождающих лиц, и снова улегся на подушку.
Алексея Ивановича, как магнитом потянуло пристать к скорбящим. И он пристроился. Рядом оказался единственный человек, одетый не по форме. Он был весь в белом и, о чудо, на нем не было ни одной брызги из той злополучной лужи.
– Кто усопший? – осмелился спросить Алексей Иванович.
– Да так… – неопределенно отозвался в белом.
– То есть как это… так? – возмутился Алексей Иванович.
– Вам-то что с того?
– А вы не отвечайте вопросом на вопрос. Знаете, какие люди так делают? – И сам же ответил:
– Плохие. Милиционеры и гэбэшники.
– Я ангел, – признался в белом.
– Я в ангелов не верю, – сказал бывший судоводитель во сне, а Алексей Иванович вне сна подумал, что все это одна сплошная чушь.
– Любезный, еще в 787 году Второй Никейский собор разрешил изображать ангелов на иконах, а они-то больше вас понимали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79