Возможно, он или она взяли кассету с собой. А что, если снимал иностранец и сделал презент провожавшему человеку? Ну, это было бы счастье!
Карченко даже тряхнул головой, когда мысли приняли такое романтическое направление.
Он решительно толкнул входную дверь и подошел к продавцу. Продавец сразу поскучнел, стоило секьюрити отказаться от покупки.
– Как видно, спрос у вас невелик, – констатировал Карченко и представился: – Я из отеля напротив. Вот моя визитка. Надо будет, могу помочь.
Визитка и название отеля произвели на продавца положительное впечатление. Он стал разговорчив.
– Мне, собственно, надо узнать, кому вы продали видеокамеру год назад, двадцать второго марта. Время суток – вечер.
– Год назад… – продавец задумался. – Ничего себе…
– Крупная покупка, – наводил Валерий молодого человека. – Их могло быть двое… Или группа. Скорее всего, мужчина и женщина.
– Да, – просветлел продавец. – Вспомнил. Действительно. Иностранец. Она – наша. Без претензий. А что, нынче снова нельзя спать с иностранцем?
– Почему нельзя? Можно. Но только осторожно.
– У них претензии к товару? – забеспокоился молодой человек. – Так у нас гарантия всего шесть месяцев.
– Нет. Совсем нет. Я, понимаешь, брат той девушки, – секьюрити перешел на интимный полушепот. – Этот пообещал вернуться и… А мне, сам понимаешь, небезразлично, кто пудрит мозги сестренке.
– Да нет вроде. Тут солидняк. Я даже удивился, что он в ней нашел… Извините. Я хотел сказать, что обычно такие мужики ищут дам поэффектнее. А ваша сестра… Она какая-то, извините, скромненькая, что ли… – Продавец смутился.
– Да. Она у нас скромница. Вот я и удивился, и хотел узнать. У тебя глаз наметанный. Опиши его.
– Ну… – продавец задумался, – лет сорок, волосы с сединой, живота нет. Все время губы облизывал. На директора нашего похож. Пал Иваныч, – позвал он мужчину из служебки.
В зал вышел директор магазина:
– В чем дело? Желаете что-то приобрести?
– Интересуются одним нашим покупателем, – объяснил продавец. – Я сказал, что вы на него похожи. Вы точно похожи.
– Займись лучше делами. Почему коробки в зале стоят? Мало ли кто у нас покупает. Всех не упомнишь. Голова распухнет, шапка слетит.
Карченко вышел на площадь.
Открылись двери зала игровых автоматов, и оттуда вывалилась целая толпа кавказцев. Веселых, под кайфом и шумных…
Вот здесь или в другом подобном месте они и могли ждать американца, тем более что заведение открыто двадцать четыре часа в сутки, подумал Карченко и спустился в подземный переход.
Он дошел до поворота. Именно на этом месте американец получил первую пулю. Чуть дальше за углом – вторую. Но он еще пытался бежать. Карченко машинально посмотрел себе под ноги. Естественно, никаких следов крови не осталось. И не могло остаться. Тысячи ног москвичей и гостей столицы наступили с тех пор на место преступления.
Такие же люди шли здесь в тот вечер. Может быть, не так много. Но были. И были два человека: он и она. Иностранец и русская. Кто из них снимал? Скорее всего, он. Он мог подарить ей камеру на память о днях, проведенных в Москве, а себе оставить видеозапись.
Карченко миновал переход и вошел в здание вокзала. Прямо перед ним на стене висело расписание движения поездов. Он нашел нужную строку. Все сходилось. Три раза в неделю в вечернее время, почти ночью, в Софию уходил экспресс. Были и другие поезда. В Европу можно попасть на любом.
В машине Карченко набрал номер гэбэшника и изложил ему свои соображения. «Математик» буркнул, что версия красивая, но бесполезная. Скоро видео будет в Москве.
Карченко не сомневался, что эту версию тем не менее проверят. Что им еще остается делать? И в другом он не сомневался. Эту версию его недавний собеседник выдаст за свою. К гадалке не надо ходить. Такие уж они, сотруднички. И что интересно, всегда оправдываются интересами дела. Общего. Шарашка.
Другое дело – работать на ГРУ. Почетно. А эти серые мыши уже никогда от прежних дел не отмоются. Это там, у них ФБР, – почетно. У нас как ни назови: ОГПУ, НКВД, МГБ, КГБ, ФСБ – все равно народ шарахаться будет.
Пересказав свою версию «математику», Карченко словно оживил в своем воображении картинку. Вот парочка заходит в магазин. Она весела. Он тоже. Впрочем, нет. Во всем должен быть привкус прощания. Эти двое смотрят друг на друга и не могут наглядеться.
– Люблю, – шепчут его губы.
– Люблю, – отвечают ее глаза.
Каждый жест полон смысла для обоих. Окружающее не существует. Оно где-то за пределами их жизни, их сегодняшнего существования. Да полноте, а существует ли вообще другой мир? Автомобили, самолеты, поезда… Только поезда, к сожалению, существуют. Поезда – это реальность. До поезда осталось полтора часа. Полтора часа счастья. Целых полтора часа. Всего полтора часа.
Он выбирает камеру.
К ним подходит продавец.
Какой милый человек.
Он что-то говорит, она с трудом понимает назначение кнопок. В камеру вставляют кассету. Он смотрит на нее через объектив. Она улыбается ему. Она смотрит на него. Он улыбается ей. Он говорит что-то о подарке, о том, что теперь не будет скучать. Поставит кассету в магнитофон – и она снова рядом. А он скоро приедет. Обязательно. Ведь у него еще есть дела в России. Теперь у него здесь самые важные дела…
Русские женщины, они ведь верные, терпеливые и любящие. До самоуничижения. Он знает. Он чувствует. Он любит.
А в этот момент за их спиной убивают человека.
Глава 25
Доев свое консоме, старик облачился в тройку, еще ни сном ни духом не зная, что будет делать, но, ощущая несомненный критический зуд и любопытство, решил снова прошвырнуться по отелю. На этот случай он припас темные очки.
Как для Станиславского театр начинался с вешалки, так и Пайпс решил начать свое обследование с гардероба.
Надо сказать, что он выбрал не лучшее время для контакта с Верой Михайловной. Произошедший инцидент выбил ее из колеи. В лучшем случае ей грозил выговор, в худшем – увольнение. Стоило делу поползти по инстанциям, стоило «потерпевшим» отвергнуть ее извинения – и никакие заступничества не помогут.
А тут еще мама. Пожилые люди – не сахар. Обидчивы как дети. Злопамятны даже в склерозе. Вздорны. Если же еще и больны, жизнь близких запросто может превратиться в кошмар.
Выяснилось, что мама нарочно не снимала трубку. Ей показалось, что дочь теперь больше любит Афанасия, чем ее.
Вера Михайловна терпеливо несла свой крест. Никогда и никому не жаловалась. Многие вообще не подозревают о проблемах людей, с которыми сталкиваются на работе и которых даже считают своими приятелями и приятельницами. Яркий пример тому – Вера Михайловна.
Но все бы это ничего. С мамой, дай бог, все обойдется, как бывало уже не раз. В конце концов, черт с ней, с работой. Найдет другую. Можно пойти преподавателем в колледж. Говорят, платят сносно. Но вот беда, в колледж ее никто не зовет, там вообще не устроиться, а гардеробщица так прижилась на этом месте, что, честно говоря, уходить-то и не хотелось.
Какой колоритный пожилой мистер!
В том, что это мистер, а не пан, не герр, не сеньор или мсье, она была убеждена.
Но у нее чуть глаза на лоб не полезли. Она не поверила своим ушам, когда услышала жуткий немецкий язык, в котором явно слышался акцент жителя Нью-Йорка, но с корнями северянина.
– Славный сегодня денек, – держась бодрячком, сказал Пайпс и начал набивать трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Карченко даже тряхнул головой, когда мысли приняли такое романтическое направление.
Он решительно толкнул входную дверь и подошел к продавцу. Продавец сразу поскучнел, стоило секьюрити отказаться от покупки.
– Как видно, спрос у вас невелик, – констатировал Карченко и представился: – Я из отеля напротив. Вот моя визитка. Надо будет, могу помочь.
Визитка и название отеля произвели на продавца положительное впечатление. Он стал разговорчив.
– Мне, собственно, надо узнать, кому вы продали видеокамеру год назад, двадцать второго марта. Время суток – вечер.
– Год назад… – продавец задумался. – Ничего себе…
– Крупная покупка, – наводил Валерий молодого человека. – Их могло быть двое… Или группа. Скорее всего, мужчина и женщина.
– Да, – просветлел продавец. – Вспомнил. Действительно. Иностранец. Она – наша. Без претензий. А что, нынче снова нельзя спать с иностранцем?
– Почему нельзя? Можно. Но только осторожно.
– У них претензии к товару? – забеспокоился молодой человек. – Так у нас гарантия всего шесть месяцев.
– Нет. Совсем нет. Я, понимаешь, брат той девушки, – секьюрити перешел на интимный полушепот. – Этот пообещал вернуться и… А мне, сам понимаешь, небезразлично, кто пудрит мозги сестренке.
– Да нет вроде. Тут солидняк. Я даже удивился, что он в ней нашел… Извините. Я хотел сказать, что обычно такие мужики ищут дам поэффектнее. А ваша сестра… Она какая-то, извините, скромненькая, что ли… – Продавец смутился.
– Да. Она у нас скромница. Вот я и удивился, и хотел узнать. У тебя глаз наметанный. Опиши его.
– Ну… – продавец задумался, – лет сорок, волосы с сединой, живота нет. Все время губы облизывал. На директора нашего похож. Пал Иваныч, – позвал он мужчину из служебки.
В зал вышел директор магазина:
– В чем дело? Желаете что-то приобрести?
– Интересуются одним нашим покупателем, – объяснил продавец. – Я сказал, что вы на него похожи. Вы точно похожи.
– Займись лучше делами. Почему коробки в зале стоят? Мало ли кто у нас покупает. Всех не упомнишь. Голова распухнет, шапка слетит.
Карченко вышел на площадь.
Открылись двери зала игровых автоматов, и оттуда вывалилась целая толпа кавказцев. Веселых, под кайфом и шумных…
Вот здесь или в другом подобном месте они и могли ждать американца, тем более что заведение открыто двадцать четыре часа в сутки, подумал Карченко и спустился в подземный переход.
Он дошел до поворота. Именно на этом месте американец получил первую пулю. Чуть дальше за углом – вторую. Но он еще пытался бежать. Карченко машинально посмотрел себе под ноги. Естественно, никаких следов крови не осталось. И не могло остаться. Тысячи ног москвичей и гостей столицы наступили с тех пор на место преступления.
Такие же люди шли здесь в тот вечер. Может быть, не так много. Но были. И были два человека: он и она. Иностранец и русская. Кто из них снимал? Скорее всего, он. Он мог подарить ей камеру на память о днях, проведенных в Москве, а себе оставить видеозапись.
Карченко миновал переход и вошел в здание вокзала. Прямо перед ним на стене висело расписание движения поездов. Он нашел нужную строку. Все сходилось. Три раза в неделю в вечернее время, почти ночью, в Софию уходил экспресс. Были и другие поезда. В Европу можно попасть на любом.
В машине Карченко набрал номер гэбэшника и изложил ему свои соображения. «Математик» буркнул, что версия красивая, но бесполезная. Скоро видео будет в Москве.
Карченко не сомневался, что эту версию тем не менее проверят. Что им еще остается делать? И в другом он не сомневался. Эту версию его недавний собеседник выдаст за свою. К гадалке не надо ходить. Такие уж они, сотруднички. И что интересно, всегда оправдываются интересами дела. Общего. Шарашка.
Другое дело – работать на ГРУ. Почетно. А эти серые мыши уже никогда от прежних дел не отмоются. Это там, у них ФБР, – почетно. У нас как ни назови: ОГПУ, НКВД, МГБ, КГБ, ФСБ – все равно народ шарахаться будет.
Пересказав свою версию «математику», Карченко словно оживил в своем воображении картинку. Вот парочка заходит в магазин. Она весела. Он тоже. Впрочем, нет. Во всем должен быть привкус прощания. Эти двое смотрят друг на друга и не могут наглядеться.
– Люблю, – шепчут его губы.
– Люблю, – отвечают ее глаза.
Каждый жест полон смысла для обоих. Окружающее не существует. Оно где-то за пределами их жизни, их сегодняшнего существования. Да полноте, а существует ли вообще другой мир? Автомобили, самолеты, поезда… Только поезда, к сожалению, существуют. Поезда – это реальность. До поезда осталось полтора часа. Полтора часа счастья. Целых полтора часа. Всего полтора часа.
Он выбирает камеру.
К ним подходит продавец.
Какой милый человек.
Он что-то говорит, она с трудом понимает назначение кнопок. В камеру вставляют кассету. Он смотрит на нее через объектив. Она улыбается ему. Она смотрит на него. Он улыбается ей. Он говорит что-то о подарке, о том, что теперь не будет скучать. Поставит кассету в магнитофон – и она снова рядом. А он скоро приедет. Обязательно. Ведь у него еще есть дела в России. Теперь у него здесь самые важные дела…
Русские женщины, они ведь верные, терпеливые и любящие. До самоуничижения. Он знает. Он чувствует. Он любит.
А в этот момент за их спиной убивают человека.
Глава 25
Доев свое консоме, старик облачился в тройку, еще ни сном ни духом не зная, что будет делать, но, ощущая несомненный критический зуд и любопытство, решил снова прошвырнуться по отелю. На этот случай он припас темные очки.
Как для Станиславского театр начинался с вешалки, так и Пайпс решил начать свое обследование с гардероба.
Надо сказать, что он выбрал не лучшее время для контакта с Верой Михайловной. Произошедший инцидент выбил ее из колеи. В лучшем случае ей грозил выговор, в худшем – увольнение. Стоило делу поползти по инстанциям, стоило «потерпевшим» отвергнуть ее извинения – и никакие заступничества не помогут.
А тут еще мама. Пожилые люди – не сахар. Обидчивы как дети. Злопамятны даже в склерозе. Вздорны. Если же еще и больны, жизнь близких запросто может превратиться в кошмар.
Выяснилось, что мама нарочно не снимала трубку. Ей показалось, что дочь теперь больше любит Афанасия, чем ее.
Вера Михайловна терпеливо несла свой крест. Никогда и никому не жаловалась. Многие вообще не подозревают о проблемах людей, с которыми сталкиваются на работе и которых даже считают своими приятелями и приятельницами. Яркий пример тому – Вера Михайловна.
Но все бы это ничего. С мамой, дай бог, все обойдется, как бывало уже не раз. В конце концов, черт с ней, с работой. Найдет другую. Можно пойти преподавателем в колледж. Говорят, платят сносно. Но вот беда, в колледж ее никто не зовет, там вообще не устроиться, а гардеробщица так прижилась на этом месте, что, честно говоря, уходить-то и не хотелось.
Какой колоритный пожилой мистер!
В том, что это мистер, а не пан, не герр, не сеньор или мсье, она была убеждена.
Но у нее чуть глаза на лоб не полезли. Она не поверила своим ушам, когда услышала жуткий немецкий язык, в котором явно слышался акцент жителя Нью-Йорка, но с корнями северянина.
– Славный сегодня денек, – держась бодрячком, сказал Пайпс и начал набивать трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76