– Вы кого-нибудь ждете? Я потому спрашиваю, что вам стоит только намекнуть, я тут же исчезну.
– Нет, я никого не жду. Никого. – Она специально подчеркнула последнее слово.
– Это очень хорошо, – обрадовался Рэт, уже намереваясь подсесть к столу.
– Это намек, – сказала Вера Михайловна.
– О, простите. Я не хотел, я виноват. Извините.
Вера Михайловна решила, что уже вдоволь поиздевалась над иностранцем, и улыбнулась.
– Ну ладно, что у вас там стряслось? Вы ведь не отстанете, пока не расскажете, да?
Рэт обрадовался, как мальчишка.
Он метнулся к бару, заказал шампанского и быстро плюхнулся на стул рядом с Верой Михайловной.
– Вы не сказали мне, как вас зовут, – напомнил он.
– Вот именно, – ответила Вера Михайловна.
– Ну хорошо, я буду называть вас… э-э… Леди в черном.
– Это пошло, – отрезала Вера Михайловна. – Оставьте только «леди».
Рэт громко сглотнул. Ему всегда казалось, что он неотразим, здорово умеет ухаживать и поддерживать светскую беседу, но пока что эта уверенность не находила никакого подтверждения. Впрочем, светскую беседу он вести и не собирался, он хотел поведать любому, кто готов был его выслушать, о тех страшных испытаниях, которые выпали на его долю за последние три часа.
Но и это желание вдруг пропало, потому что он видел – перед ним сидит умная, красивая, сильная женщина, и он ни за что не станет перед ней хныкать, он же не неудачник какой-нибудь, черт побери. Он работает в престижной международной организации, получает неплохую зарплату, никогда не берет взяток, у него есть свой дом в Алабаме, несколько неплохих лошадей, он любит классическую музыку и собирает бабочек. Говорят, русский писатель Набоков тоже этим увлекался.
Так неужели он, интересный и содержательный человек, потратит драгоценные минуты на то, чтобы жаловаться прекрасной незнакомке на мелкие неурядицы? Ни за что.
– Ошибочно считается, что автором этой, как вы правильно заметили, пошлости является Мик Джаггер, – вдруг уверенно начал он. – Однако это не совсем так. Некая дама в черном была вообще излюбленным персонажем англо-саксонской литературы. Скажем, Диккенс обожал черный цвет.
– Диккенс, на мой вкус, несколько слезлив, – сказала Вера Михайловна.
Вторая попытка была удачнее. Рэт приободрился.
– Мне он тоже кажется сентиментальным. Но я об этимологии названия. Поэтому моя пошлость имеет классические истоки.
Теперь уже Вере Михайловне пришлось пристальнее всмотреться в своего собеседника. Нет, конечно, обида у нее не прошла. Но она не могла не заметить, что у Долтона довольно красивые глаза, что он очень обаятельно улыбается и пальцы у него длинные и нервные. Вере Михайловне всегда нравились музыкальные руки.
– Удивительная вещь, – сказала она, – у классиков пошлость выглядит гениально. Почему?
– А тут надо разобраться, что такое пошлость, – еще больше оживился Долтон. – Как вы думаете?
– О! Это мелкое понятие слишком глубокое. Впрочем, мне кажется, пошлость – это разменная монета гениальности.
– Верно! – ахнул Рэт. – Я тоже об этом думал. Когда писали классики, это не повторялось на каждом углу. Вы случайно не литературовед?
– Нет, – сказала Вера Михайловна и чуть было не добавила: «я бывшая гардеробщица». – Я преподаю, – почему-то соврала она.
– А я клерк. Но не простой, а очень важный, вполне серьезно сказал Рэт. – Если вы умеете хранить тайну, я вам открою секрет.
Вера Михайловна кивнула.
– Я работаю в Международной ассоциации защиты прав потребителя при ЮНЕСКО. Вы слышали что-нибудь об этом?
Вера Михайловна слышала. Теперь ей все стало ясно.
– И что же вы тут делаете? – тем не менее спросила она.
– Я проверяю этот отель, – перешел на шепот Рэт. – Понимаете, все четырехзвездочные отели в мире должны иметь международный сертификат. И каждый год подтверждать его.
– Ну и как? – сдерживая дрожь в голосе, спросила Вера Михайловна. – Этот отель достоин четырех звезд?
– Между нами?
– Естественно.
– Нет.
Вера Михайловна вообще перестала дышать. Как это?! Почему?! Ее Отель не достоин?!
Тут же спохватилась: это уже не ее отель.
– Он достоин пяти звезд, – еще тише сказал Рэт.
– Правда?! – искренне обрадовалась Вера Михайловна.
– Понимаете, отель – это ведь не просто услуги, комнаты, рестораны и прочие удобства. Отель – это в первую очередь посетители. А в этом отеле – отменные клиенты.
– Это комплимент? – зарделась Вера Михайловна.
– Это восхищение, – сказал Рэт. И взглянул на часы. – Извините, мне пора. Но если вы не против, мы могли бы встретиться с вами через двадцать минут. Это не будет слишком большой дерзостью с моей стороны?
Вера Михайловна тоже взглянула на часы – без пяти шесть.
– Нет, через час, – сказала она.
Рэт, для которого ответ Веры Михайловны вдруг оказался настолько важным, что он даже готов был пожертвовать встречей с хозяйкой гостиницы, если бы Вера Михайловна сказала, что не станет ждать, вскочил, сел, снова вскочил и, не находя слов, схватил руку бывшей гардеробщицы и поцеловал.
– Это лишнее, – смутилась Вера Михайловна, которой тем не менее было приятно.
– Извините, извините, извините! – как мальчишка запрыгал Рэт. – Я буду здесь через пятнадцать минут. И буду вас ждать, ждать, ждать!
Глава 49
Банкет. Теперь это самое главное.
Чарли доверяла своим поварам и метрдотелям, но этот банкет слишком много значил для нее, для ее будущего. Она сама все проверит, сама потрогает каждую салфетку, нежно дыхнет на каждую серебряную вилку и тронет каждый хрустальный бокал.
– Если господин Калтоев вернется, пусть подождет меня, – проинструктировала она секретаршу и направилась в ресторан.
Лифт открылся, и Пайпс шагнула внутрь.
Нажала на кнопку и только после этого вскинула глаза.
Перед ней в тесной кабинке стояли Шакир и Арслан.
Чарли с трудом удержалась, чтобы громко не сглотнуть комок, вставший вдруг в горле.
Чеченцев она не видела с окончания собрания. Вернее, она старалась не смотреть в их сторону, поэтому не знала, как они вышли из зала, с кем разговаривали, что было на их лицах. Но именно потому, что не смотрела, еще острее чувствовала их прожигающие взгляды, прокаливающие ее огнем ненависти и злобы. Впрочем, это ее не волновало. Она была среди людей, а эти подонки еще боялись свидетелей.
Потом они как будто находились на другом конце света, не касались ее, словно совсем растаяли, исчезли.
И она даже думала о них как о каких-то призрачных, да, страшных, но скорее сказочных злодеях. Теперь они стояли напротив нее и смотрели. И Чарли вдруг поняла, что должна выдержать взгляд. Но не просто уставиться в волосатую переносицу Шакира, а просверлить в ней дыру и прожечь заскорузлый мозг. Нет, это не она должна выдержать их взгляд, это они должны выдержать, если смогут, ее.
Она чуть лениво прикрыла ресницы и уставилась в лицо Шакира.
Кажется, она даже слышала, как скрипят его зубы, хотя, может быть, это скрипел лифт. Шакир играл желваками, Арслан сложил руки на груди. А Чарли смотрела.
Ну сколько там времени идет лифт? Секунд десять? Для Чарли эти секунды вылились в минуту, час, день, год… Казалось, она вечность смотрит в мутные глаза Шакира и – видит, видит в них злобу, которая сменяется удивлением, потом растерянностью, а потом – страхом!
Может быть, ей это только показалось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76