.. какая радость, если уши лопнут? Да пожарные и в городе могут понадобиться.
Исправник. Чур меня! Я не люблю пожаров и вообще - жары! (Хохочет.) До свиданья, господа! Ужасно рад, что в моем городе будут жить такие люди... и прочее... не умею говорить речей...
Надежда. Вы на лошадях?
Исправник. Всенепременно. Вас доставить на дом? Прошу!
Цыганов. Куда вы, Надежда Поликарповна? Посидите!..
Надежда. Пора домой... До свиданья... Маврикий, я еду домой... До свиданья, Анна Федоровна!
Монахов. Домой? Чудесно, Надя...
Анна. Я всегда рада буду видеть вас...
Цыганов. Я - тоже...
Исправник. Ее приятно видеть, а? Вашу руку, мадам! Анна Федоровна, будьте здоровы! Сергей Николаевич, так я жду... кое-чего! Почтенная Татьяна Николаевна, доброй ночи...
Богаевская. Рано пожелал, батюшка... больно щедр!
Исправник. Для вас - мне ничего не жалко... А знаете, я благодарен голове, хоть он и вздорный мужик... Не пожалуйся он на вас - еще когда я познакомился бы с вами! Всех благ!.. (Идет с Надеждой.)
Анна (идет к доктору). Доктор, хотите пройтись по саду?
Доктор. Пожалуй... идемте.
Анна. Хоть бы сказали - с удовольствием...
Доктор. Я разучился говорить человеческим языком...
(Идут, разговаривая. Черкун и Лидия, говоря вполголоса, оба серьезные, идут к столу. Цыганов, сосредоточенно смотревший вслед Надежде, наливает себе большую рюмку чего-то и пьет. Монахов, стоя около стола, одобрительно щелкает языком.)
Черкун. Ну, Сергей, ты пьешь насмерть!
Цыганов. Поучись галантности у исправника, мой друг...
Черкун (Лидии). Извините меня... На минуту, Сергей... Послушай, эта глупая баба, жена акцизного, смотрит на меня такими жадными глазами...
Цыганов. Ты глуп, Жорж... как это приятно мне!
Черкун. Нет, серьезно... мне неловко...
Цыганов. Иди! Тебя ждут... (Черкун, пожав плечами, идет к Лидии). Маврикий Осипович, - ликеру?
Монахов. Не откажусь от удовольствия и в смертный час...
Цыганов. Правильно. И сигару... Вы в карты играете?
Монахов. А на что ж природа руки мне дала?
Цыганов. Э, да вы еще и остроумный человек. Обладатель такой прекрасной женщины (Монахов смеется) - приятный собеседник...
Монахов (вдруг). Хотите пари?
Цыганов. Какое пари?
Монахов. Держу сто целковых против ваших пятидесяти, что вы влюбитесь в мою жену! Идет?
Цыганов (внимательно смотрит на него и - с изящным нахальством барина). Вы ничего не имеете против этого?
Монахов (чертит пальцем в воздухе). Ноль! Благословляю!
Цыганов (усиливая тон). А если - представьте казус! - она в меня влюбится?
Монахов. Держу пятьсот против ста за нет!
Цыганов (смеясь). Вы - премилый человек... Но пока - оставим это, а? И поиграем в карты... Зовите доктора.
Притыкин там с нашим студентом занят проверкой счетов... возьмем его, - ведь он не опоздает обокрасть нас, не так ли? (Идет в дом. Там Анна играет на пианино что-то грустное.)
Монахов. Конечно!
Цыганов. Люди становятся мельче, жулики - крупнее.
(Монахов хохочет. Из-за деревьев выходят Черкун и Лидия, идут медленно, останавливаются у стола и говорят стоя.)
Черкун. Вы долго будете здесь жить?
Лидия. Не знаю. Вероятно, месяц...
Черкун. Я - до зимы почти... до поздней осени...
Лидия. Я не люблю маленькие города: в них живут ничтожные люди... Когда я среди них, я спрашиваю себя, почему же они люди?
Черкун. Да, да!.. Среди них застывает энергия. В больших городах она кипит день и ночь. Там неустанно трение враждебных сил, там никогда не прерывается битва за жизнь. Горят огни. Звучит музыка. Там все, чем жизнь красна.
Лидия. Большой город, он - как симфония. Как сказочный зал волшебника, где всё есть и всё можешь взять. Там - хочешь жить!
Черкун. Да, жить! Я хочу жить много, жадно... Я видел, я испытал все пошлое, все тяжелое. Было время - меня унижали только за то, что я хотел есть. А вы не знаете, как унижают человека за то, что у него нечистое белье и не острижены вовремя ногти?
Лидия. Я вижу - вам было плохо...
Черкун. Ну да! Мне очень нужно посчитаться с людьми за прошлое, очень! Во мне нет жалости, нет снисхождения к тем жадным и тупым животным, которые командуют жизнью... И бессилие тех, которые подчиняются, меня приводит в ярость...
Лидия. Вам и теперь нехорошо живется?..
Черкун. Теперь? Да... и теперь...
Лидия (широким жестом указывая вокруг). Вам нужно не это, - нужно широкое поле битвы. Мне кажется, вы способны на что-то крупное... большое... Вы такой... прямой... Но - умеете ли вы оценить себя? Оценить себя выше - это не ошибка, можно подняться, прыгнуть; но понизить цену себе - это значит наклониться, чтоб другие прыгали через твою голову.
Черкун. Я понимаю это...
Лидия. Мне кажется - человек не должен иметь много, но пусть то, что он имеет, будет великолепно! Не нужно быть жадным... не нужно загромождать свою душу дешевым, мелким... Жизнь сделается красива тогда, когда люди будут желать редкого...
Черкун. Вы - романтичны.
Лидия. Разве это плохо... если это так? Кто это?
(Идет Дунькин муж. Он еще более оборван, чем в первом действии. Пьян и шагает смело.)
Черкун. Что вам угодно?
Дунькин муж (вдохновенно). Позвольте вам сказать... я - отец!
Черкун. Чей отец?
Дунькин муж. Ее... которая у вас... горничная... Степанида... Она беглая... от меня. И я - требую... потому - отец! Что поделаете? Могу требовать...
Черкун (Лидии). Вот почти таким был мой отец...
Лидия. Прогоните его, - он противен...
Черкун. Что вам нужно?
Дунькин муж. Жалованье... Дочь - чья? Моя. И жалованье - мое, оттого я и требую... А то - возьму ее, дочь свою... Павлин говорит: никто не может держать у себя чужую дочь... если она беглая... а отец всегда может требовать жалованье... Павлин говорит...
Черкун. Вы - не отец. Родить ребенка - это еще не значит быть его отцом... Отец - это человек, но разве человек - вы?
Лидия (усмехаясь). Как вы молоды! Он не поймет; зачем вы говорите?
Черкун. Да, не поймет... Ну, вы... ступайте прочь!
Дунькин муж (отступая). А... жалованье?
(Идет Анна, остановилась, смотрит.)
Черкун. Ступайте прочь!
Дунькин муж (испугался и несколько отрезвел). Ну ничего... я уйду... только - дайте хоть полтинник!
Лидия (бросая монету). Идите...
Черкун. Живее! Но?
(Дунькин муж, не оглядываясь, исчезает. Из кустов смотрит Анна.)
Лидия (улыбаясь). Как просто! Вот он и променял свою дочь на маленький кусок плохого серебра. А нас хотят заставить жалеть, даже любить таких людей... вам это нравится? Разве им поможет жалость? И разве можно их любить? Вот... Анна Федоровна! Устали от гостей?
Анна (сухо). Нет, ничего. Они играют в карты... Я вышла посмотреть...
Черкун (подозрительно). Посмотреть - на что?
Анна. Я видела, как прошел в сад этот жалкий человек...
Лидия. Ну, я иду домой... Мы вечером увидимся, я не прощаюсь...
Черкун. Да... мы увидимся...
(Лидия уходит. Черкун смотрит вслед ей. Анна наблюдает за ним, кусая губы. К ней бросается Степа.)
Степа. Он за мной приходил... за мной?
Анна. Нет, Степа... это так... не бойся!
Степа. Христа ради... не отдавайте меня ему...
Анна. Да нет же! Ты успокойся... иди!
Степа. Я в монастырь уйду! Туда его не пустят... Туда ведь не пустят?
Черкун. Идите, Степа! Все это чепуха... Он ничего не может сделать с вами...
Анна. Мы не дадим вас ему...
Степа (уходя). О господи...
Анна. Мне кажется, Егор, этого человека нужно как-нибудь:
Черкун (резко). Ничего не нужно делать как-нибудь!
Анна (ласково). Ты раздражен...
Черкун. Нет. Но я хочу тебе сказать - ты слишком ярко подчеркиваешь свою неприязнь к Лидии Павловне:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18