Так, для военных, особенно со старыми прусскими традициями, этими атрибутами являются самообладание, соответствующая амуниция, подтянутость и так называемая «мужская профессиональная идеология» («осанка и высокий жесткий воротник поддерживают честь офицера»).
Офицер высокого ранга имел двоих сыновей. Он строил относительно них честолюбивые планы, и их будущность должна была соответствовать его ожиданиям. Воспитание сыновей происходило в прусском духе: любые выражения чувств, особенно слезы, пресекались («немецкий юноша не плачет»). В доме все должно было идти как по маслу; семья должна была функционировать, как хорошо выдрессированные рекруты в казарме. Сыновья" должны были идти спать строевым шагом; хотя между братьями была разница всего лишь в один год, младший должен был подчиняться старшему так, как будто тот имел более высокое воинское звание. Младший из братьев, музыкальный и развитый мальчик, казался отцу слишком мягким и вообще был «непутевым парнем», поскольку, как узнал отец, у него была слишком выражена потребность в нежности и тепле, и он плакал, когда при выполнении отцовских методов закаливания зимой у него синели от мороза пальцы, ведь «носить рукавицы – это не по-мужски». «Закаливание» касалось всех возможных областей и потребовало бы особого описания. Отец хотел направить сына в известную школу для воспитания лидеров, в которой учились отпрыски национал-социалистов. Хотя сын и возражал против этого, его мнения, естественно, никто не спрашивал – отец лучше знает, что хорошо, а что плохо. Между 15 и 16 годами мальчик поступил в такую школу, где преобладала армейская муштра, и был несчастлив, поскольку стал в ней далеко не лучшим учеником. Вскоре он оказался на сборах, где подвергся разносу из-за того, что во время рапорта заикался. Заикание в условиях сборов резко усилилось. В школе из-за этого он предпочитал отвечать на вопросы в письменном виде. Он сообщал отцу о своих симптомах и о том, какие трудности испытывал, но не получал отклика на свои обращения. Его симптомы были единственным выходом из ситуации, способным воздействовать на непреклонность отца; какой-либо сознательный про тест был немыслим еще и потому, что привел бы к более строгим мерам, и потому из соображений безопасности он не проявлялся. Юноша подсознательно использовал симптом как средство достижения желаемого – избавления от школы без переживания своей вины и без открытого противодействия отцу; одновременно симптом доставлял ему удовлетворение как средство отмщения. Кроме того, страдания и помехи в общении, которые причиняло ему заикание, служили подсознательным наказанием за избавление от дрессуры и выполнения отцовской воли. Очевидно, для психического здоровья ребенка необходимо определенное ограничение родительской авторитарности, так как безусловное подчинение опасно тем, что ребенок воспитывается без необходимых для его развития вопросов «зачем?» и «почему?».
Крайне опасными являются такие формы «воспитания», которые, будучи примененными в массовом масштабе, рождают слепое подчинение приказу. Авторитарное воспитание, вызывая скептическое к себе отношение и протест, приводит к низвержению авторитетов и экстремальным формам произвола, который представляет не меньшую для свободы опасность, чем авторитарность. В тяжелых случаях упрямство и стремление все делать наперекор пронизывают всю жизнь личностей с навязчивым развитием. В таких случаях в качестве ре акции на действительное или воображаемое насилие отрицается или отсекается любой порядок как форма принуждения. Это люди с тяжелым характером, самочувствие которых тесно связано с их своенравием и потребностью самоутверждения и которые принципиально все отвергают и всему противоречат, таким невротическим способом наверстывая то, чего не могли добиться в детстве. В семьях, где воспитываются такие молодые люди, как тот, о котором мы упоминали выше, они играют роль человека, воплощающего надежды и ожидания родителей; этих детей принуждают быть образцовыми. Их поведение должно соответствовать ожиданиям окружающих; детей заставляют быть эталоном и постоянно доказывать это хорошим воспитанием и поведением – тем, что они, в отличие от других детей, не позорят своих родителей, не заставляют их краснеть. Это очень затрудняет действия учителей, так как для таких детей, главной школой является отцовское воспитание. Ребенок из такой среды является отражением личности своего отца или высокопоставленного члена своей семьи и всегда боится своим ответом или отказом от ответа их опозорить. Основой навязчивого развития личности является то обстоятельство, что у этих детей не хватает сил для бунта и ниспровержения навязанного им порядка, и они становятся объектом слишком навязчивой опеки родителей и воспитателей. Родители не догадываются о том, как это вредно, капризы ребенка служат для них лишь доказательством его «плохого характера», тогда как для окружающих, особенно в деревнях и маленьких городках, где все знают друг друга, капризы ребенка являются причиной злорадства и морального осуждения родителей. Человек, который во имя социального или иного престижа жертвует интересами ребенка, свое тщеславие и честолюбие ценит выше, чем благо ребенка; большинство родителей относится именно к такому типу. К сказанному следует добавить еще одну характерную особенность людей с навязчивым развитием: чтобы гарантировать собственное спокойствие и безопасность, они становятся зависимыми от очевидных мнений, от того, «что говорят люди», не вникая в то, что именно они говорят и делают, т. е. выступают в роли соглашателей. Вновь проявляя свое воспитание, в соответствии с которым нужно делать то, что приказывают, и не рассуждать, они при воспитании своих детей не дают им необходимых разумных пояснений и ответов на их вопросы «зачем?» и «почему?». Между тем, когда от детей требуют выполнения «заветов и запретов» без понятного для них обоснования, они далеко не всегда готовы их исполнять. При современном преобладании патриархата обычно родители «всегда правы» и их авторитет не может вызывать сомнений. Согласно мифу о райской жизни, первой паре без какого-либо объяснения было запрещено срывать плоды с дерева познания добра и зла, и потому так естественно, что человек из любопытства совершил грехопадение. Может быть, приводимый ниже в сокращенном виде пример даст возможность понять, сколь сложными и комплексными являются биографические основы навязчивого развития. Каждая жизнь имеет чрезвычайно многослойные и многообразные биографические корни, которые может представить себе и охватить во всей их сложности только поэт, которому дан дар передать целостное впечатление о человеке.
Тяжело больная навязчивостями в возрасте около 30 лет тратила на одевание и раздевание около полутора часов, а на купание – два часа. Когда она пришла на лечение, мытье занимало у нее шесть часов в сутки. Сексуальные отношения с мужем были прекращены. Дети не должны были к ней прикасаться, она целый день лежала в постели и только в полном покое и одиночестве не испытывала страха перед прикосновением, которое может быть причиной загрязнения, и перед беременностью. Все это, подобно метастазам, привело к развитию навязчивого страха прикосновения, который в дальнейшем даже привел ее к представлению о том, что загрязнение может произойти от одного лишь взгляда на дверную ручку, к которой прикасалось множество людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Офицер высокого ранга имел двоих сыновей. Он строил относительно них честолюбивые планы, и их будущность должна была соответствовать его ожиданиям. Воспитание сыновей происходило в прусском духе: любые выражения чувств, особенно слезы, пресекались («немецкий юноша не плачет»). В доме все должно было идти как по маслу; семья должна была функционировать, как хорошо выдрессированные рекруты в казарме. Сыновья" должны были идти спать строевым шагом; хотя между братьями была разница всего лишь в один год, младший должен был подчиняться старшему так, как будто тот имел более высокое воинское звание. Младший из братьев, музыкальный и развитый мальчик, казался отцу слишком мягким и вообще был «непутевым парнем», поскольку, как узнал отец, у него была слишком выражена потребность в нежности и тепле, и он плакал, когда при выполнении отцовских методов закаливания зимой у него синели от мороза пальцы, ведь «носить рукавицы – это не по-мужски». «Закаливание» касалось всех возможных областей и потребовало бы особого описания. Отец хотел направить сына в известную школу для воспитания лидеров, в которой учились отпрыски национал-социалистов. Хотя сын и возражал против этого, его мнения, естественно, никто не спрашивал – отец лучше знает, что хорошо, а что плохо. Между 15 и 16 годами мальчик поступил в такую школу, где преобладала армейская муштра, и был несчастлив, поскольку стал в ней далеко не лучшим учеником. Вскоре он оказался на сборах, где подвергся разносу из-за того, что во время рапорта заикался. Заикание в условиях сборов резко усилилось. В школе из-за этого он предпочитал отвечать на вопросы в письменном виде. Он сообщал отцу о своих симптомах и о том, какие трудности испытывал, но не получал отклика на свои обращения. Его симптомы были единственным выходом из ситуации, способным воздействовать на непреклонность отца; какой-либо сознательный про тест был немыслим еще и потому, что привел бы к более строгим мерам, и потому из соображений безопасности он не проявлялся. Юноша подсознательно использовал симптом как средство достижения желаемого – избавления от школы без переживания своей вины и без открытого противодействия отцу; одновременно симптом доставлял ему удовлетворение как средство отмщения. Кроме того, страдания и помехи в общении, которые причиняло ему заикание, служили подсознательным наказанием за избавление от дрессуры и выполнения отцовской воли. Очевидно, для психического здоровья ребенка необходимо определенное ограничение родительской авторитарности, так как безусловное подчинение опасно тем, что ребенок воспитывается без необходимых для его развития вопросов «зачем?» и «почему?».
Крайне опасными являются такие формы «воспитания», которые, будучи примененными в массовом масштабе, рождают слепое подчинение приказу. Авторитарное воспитание, вызывая скептическое к себе отношение и протест, приводит к низвержению авторитетов и экстремальным формам произвола, который представляет не меньшую для свободы опасность, чем авторитарность. В тяжелых случаях упрямство и стремление все делать наперекор пронизывают всю жизнь личностей с навязчивым развитием. В таких случаях в качестве ре акции на действительное или воображаемое насилие отрицается или отсекается любой порядок как форма принуждения. Это люди с тяжелым характером, самочувствие которых тесно связано с их своенравием и потребностью самоутверждения и которые принципиально все отвергают и всему противоречат, таким невротическим способом наверстывая то, чего не могли добиться в детстве. В семьях, где воспитываются такие молодые люди, как тот, о котором мы упоминали выше, они играют роль человека, воплощающего надежды и ожидания родителей; этих детей принуждают быть образцовыми. Их поведение должно соответствовать ожиданиям окружающих; детей заставляют быть эталоном и постоянно доказывать это хорошим воспитанием и поведением – тем, что они, в отличие от других детей, не позорят своих родителей, не заставляют их краснеть. Это очень затрудняет действия учителей, так как для таких детей, главной школой является отцовское воспитание. Ребенок из такой среды является отражением личности своего отца или высокопоставленного члена своей семьи и всегда боится своим ответом или отказом от ответа их опозорить. Основой навязчивого развития личности является то обстоятельство, что у этих детей не хватает сил для бунта и ниспровержения навязанного им порядка, и они становятся объектом слишком навязчивой опеки родителей и воспитателей. Родители не догадываются о том, как это вредно, капризы ребенка служат для них лишь доказательством его «плохого характера», тогда как для окружающих, особенно в деревнях и маленьких городках, где все знают друг друга, капризы ребенка являются причиной злорадства и морального осуждения родителей. Человек, который во имя социального или иного престижа жертвует интересами ребенка, свое тщеславие и честолюбие ценит выше, чем благо ребенка; большинство родителей относится именно к такому типу. К сказанному следует добавить еще одну характерную особенность людей с навязчивым развитием: чтобы гарантировать собственное спокойствие и безопасность, они становятся зависимыми от очевидных мнений, от того, «что говорят люди», не вникая в то, что именно они говорят и делают, т. е. выступают в роли соглашателей. Вновь проявляя свое воспитание, в соответствии с которым нужно делать то, что приказывают, и не рассуждать, они при воспитании своих детей не дают им необходимых разумных пояснений и ответов на их вопросы «зачем?» и «почему?». Между тем, когда от детей требуют выполнения «заветов и запретов» без понятного для них обоснования, они далеко не всегда готовы их исполнять. При современном преобладании патриархата обычно родители «всегда правы» и их авторитет не может вызывать сомнений. Согласно мифу о райской жизни, первой паре без какого-либо объяснения было запрещено срывать плоды с дерева познания добра и зла, и потому так естественно, что человек из любопытства совершил грехопадение. Может быть, приводимый ниже в сокращенном виде пример даст возможность понять, сколь сложными и комплексными являются биографические основы навязчивого развития. Каждая жизнь имеет чрезвычайно многослойные и многообразные биографические корни, которые может представить себе и охватить во всей их сложности только поэт, которому дан дар передать целостное впечатление о человеке.
Тяжело больная навязчивостями в возрасте около 30 лет тратила на одевание и раздевание около полутора часов, а на купание – два часа. Когда она пришла на лечение, мытье занимало у нее шесть часов в сутки. Сексуальные отношения с мужем были прекращены. Дети не должны были к ней прикасаться, она целый день лежала в постели и только в полном покое и одиночестве не испытывала страха перед прикосновением, которое может быть причиной загрязнения, и перед беременностью. Все это, подобно метастазам, привело к развитию навязчивого страха прикосновения, который в дальнейшем даже привел ее к представлению о том, что загрязнение может произойти от одного лишь взгляда на дверную ручку, к которой прикасалось множество людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71