Это усиливает присутствующие в любом коллективе стремления к дополнению друг друга, выравниванию болезненной односторонности, сознательному регулированию собственных психических процессов, которые раньше ритмически сменялись прорывом привычного сдерживания с экстремальными формами поведения. Можно установить несомненную связь между четырьмя формами существования в мире так же, как между четырьмя основными импульсами и биологическими процессами. После упоминавшихся ранних фаз развития в юности обычно преобладают центробежные оптимистические чувства, и мы воспринимаем мир и самих себя исполненными возможностей. Перед нами лежит будущее, и мы представляем себе жизнь, полную надежд и счастливых приключений. В так называемые «лучшие годы» нарастает склонность к достижению стабильности, преобладают центростремительные силы со склонностью к определенному ограничению жизненных установок, мы соразмеряем наши силы с нашими возможностями к овладению определенными областями жизни. К нам приходит самореализация в профессиональной области, партнерских отношениях, осуществлении родительских обязанностей. Миновав середину жизни, мы переживаем много дальнейших изменений; желание реализации своих возможностей, которые не связаны с повседневными обязанностями и требованиями, усиливается. При возрастающем самозабвении нам нравится освобождение от оков собственного "Я", вопросы о смысле жизни приобретают новые формы, появляются новые метафизико-трансцендентные потребности; мы постепенно обучаемся освобождению от самих себя, воспринимаем преходящее как относящееся к нам самим. И, наконец, в старости, в предчувствии приближающейся смерти, мы встречаемся с одиночеством в новой для нас форме, воспринимаем его как свое последнее одиночество. С другой стороны, в нас усиливается чувство принадлежности ко всему человечеству, ощущение того, что мы являемся частью целого, всеобщего. В немецком языке это выражается словом «а11-ein» (all – «весь», ein – «один»), что означает как изолированность нашего существования, так и его принадлежность к всеобщему. Естественно, что эти возрастные сопоставления в данном случае несколько акцентуированы, однако мы считаем, что в них выражены законы жизни. Попытаемся расширить эти рассуждения. Как только нам в середине жизни кажется, что мы преодолели соответствующие страхи, переживая заново на новом уровне ранние фазы нашего развития, перед нами открывается новая реальность, состоящая в том, что предстоящее нам будущее ограничено, что мы не можем во всей полноте использовать свои возможности. В связи с этим мы встречаемся с новым страхом – перед окончательностью. Тогда мы понимаем, что наша деятельность, материальные и духовные богатства, проходящие через наши руки, изменчивы, что наши жизненные силы слабеют, что не существует ничего абсолютного и постоянного – и нами овладевает, но вый страх перед преходящим. Затем мы переживаем период разлук и расставаний, дети оставляют нас и основывают собственные семьи, умирают близкие нам люди, и мы начинаем понимать, что должны обучаться постепенно отпускать все, что нам принадлежало. Это является причиной возникновения нового варианта страха перед одиночеством. В последней фазе жизни нас ожидает собственная смерть, которую никто не может отменить или разделить с нами, – и мы встречаемся с новым страхом перед самоотдачей, теперь уже в форме смерти. Круг нашего существования замкнулся этим последним шагом в не известность, из которой мы совершили наши первые шаги. Разумеется, некоторые люди, не решаясь совершить эти шаги, буквально убегают в прошлое: они не воспринимают старости и любой ценой желают оставаться молодыми, они тем больше цепляются за свою собственность, чем меньше у них сил и времени жизни, в старости они снова становятся детьми, сосредотачивая свои интересы только на еде и питье, на своем пищеварении и здоровье, и заканчивают свою жизнь беспомощными старцами, мало отличающимися от беспомощных младенцев. Читатель, быть может, будет разочарован, когда попытается узнать себя самого в описанных четырех личностных структурах, не найдя в себе однозначной принадлежности к тому или иному типу, но открыв в себе один из основных видов страха. Мне представляется реалистичным говорить об основном страхе и о личностной структуре, которая никогда не бывает представлена в чистом виде. Такая однозначность больше соответствует нашей потребности в ясных и четких определениях и системе отграничений, нежели действительной жизни, которая такую систему разрушает. Когда мы себя со своими основными импульсами и соответствующими страхами соотносим с общечеловеческой данностью и когда их внешние проявления связываем с переживаниями ранних фаз детского развития, через которые мы все проходим, то распознаем у себя все эти черты в форме возможностей. Мы должны даже сказать, что мы тем больше жизнеспособны, чем больше в нас представлены все четыре личностных типа или когда ни один из четырех импульсов в нас не срабатывает в полной мере – это означает, что мы относительно благополучно прошли через все фазы нашего детства, в которых проявляются соответствующие побуждения и страхи. Однозначно выделяющаяся личностная структура свидетельствует о раннем нарушении развития и приводит нас к выводу о том особом значении, которое имеет для здорового развития личности раннее детство. Участь, которая ожидает нас при действии четырех импульсов развития, зависит от встречи со следующими факторами: мы приносим в мир нашу «первую натуру», которую астрология прежде называла гороскопом; сюда же относится и наша наследственная предрасположенность, с которой мы знакомимся в течение нашего развития; и мы приобретаем нашу «вторую натуру» при встрече и установлении взаимоотношений с нашим ранним и поздним окружением, тем самым замутняя, делая менее проницаемой, отчуждая нашу «первую натуру». Если такое отчуждение между первичной натурой и предрасположенностью, с одной стороны, и воспитанной и приобретенной второй натурой – с другой достигает степени разрыва между ними, мы заболеваем. Приведенные примеры со всей ясностью показывают, какого размера достигают патогенетические воздействия внешней среды. Прежде всего, это касается нашего раннего семейного окружения с его социокультурным влиянием, поскольку наши родители сознательно или подсознательно поддерживают или отвергают господствующие коллективные критерии и во время воспитания ребенка прививают, ему коллективные ценности или заставляют от них отказываться. Если не принимать во внимание грубое пренебрежение детством и нанесение детям ущерба, что свидетельствует о болезни родителей, мы можем сказать, что не только родители определяют судьбу своих детей, но и дети формируют участь своих родителей. Необычная дифференцированность, богатство задатков, которые имеют столь выраженное индивидуальное различие, так же как длительная с детского периода зависимость от родителей, упрямство или беспомощность могут нести определенную угрозу для образа жизни других людей. Даже если ребенок импонирует родителям, если они с радостью дарят ему свою любовь, если эта любовь проявляется по отношению к ребенку без всяких ограничений, даже тогда наше сосуществование с ним встречает некоторое сопротивление, так как мы вынуждены отказаться от некоторых желаний, для того чтобы ребенок мог жить и развиваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71