Лиц он не видел. Как река, чувствовал течение своего голоса и
прикосновение берегов. Песня представлялась ему в тот момент живым
существом, девушкой, идущей по напряженному канату, напряженная под
холодным дыханием нацеленным на нее глаз. Она защищена лишь сознанием
своей беды, только это искренняя и жаркая любовь делает ее недосягаемой
для слов и насмешек.
Голоса сплетались в какой-то неистовой пляске. Руки, бьющие струны,
словно очерчивали бьющееся тело и кружева старинным узором рисовали
развевающиеся по ветру волосы на высоком голубом небе, и бледно - розовое
знамя любви. Они летели над холодной пустыней зала, как упокойный крик
рук, обреченный на смерть завтрашним днем, прекрасный в своем последним
забытьи.
Ты помнишь смятую лаской траву? Помнишь теплый, как парное молоко,
асфальт под босыми ногами? Помнишь? Так пел он, хотя слова пели о другом.
Песня о ночном прощальном прощальном ветре. Я подымалась девушкой, идущей
по пояс в лунной дорожке. И смех просто так, и пульс Финского залива под
руками. Он пел. Последний всплеск гитары был, как всплеск волны. И
защищенный от непонимания зала, так же как и защищенный от их мимолетной
любви, он опять недоверчиво покачал ненадежную стойку и сдвинув гитару на
бок, нагнулся, поднимая похожий на камышинку противовес. Только против
одного но не бвл защищен, где в конце зала безошибочно выбранное освещение
выхватило, как алмаз из песка. Черная тень, сразившегося и сбившегося к
плечам, побледневшим золотом, сладко опершись о стену, смеялась с кем-то,
даже не смотря в их сторону. Гитара заворчала в его руках. Когда он
опомнился и улыбнулся чересчур широко, сказав что-то пианисту, они
засмеялись, только пальцы его все гладили и гладили гриф, словно внезапно
ослепли.
11
А эта глава выйдет совсем короткой потому, наверное, что много листов
и исписал, пытаясь описать, что случилось, когда Уинкль проснулся. Ничего
из этого не вышло. Встреча сразу двух хороших людей оказалось мне не под
силу. Произошло собственно вот что:
Проснулся он и увидел, что толпа, заросшая мхом и подкосячной пылью,
преследует сбежавших от них вшей, ибо без вшей, ей, толпе, как-то не по
кайфу и жизнь не в жизнь. Тут появляется некий человек, Ходж Подж его
зовут, объясняет Уинку что и почему. Это он ведет Уинки в некое место,
место называемое Аю. Там все работают, ибо любят делать свое дело: музыку,
краски, всякие науки, что кому угодно.
Должно было бы еще следовать долгое безумное занимательное описание
Уинковых с Ходжем Поджем странствий по лабиринтам Аю, но это я тоже
опустил, ибо на бумаге все вышло скучнее, чем на самом деле. Вообще-то еще
много чего должно произойти: встреча с Мирандой, обернувшейся в самом
неожиданном и приятным образом и визит в замок Роудер На, совокупно с
историей графа Диффузора и еще кое-что. И самое нравоучительное и
героическое путешествие Уинка в хижину волшебника Эф где на самом деле
ничего нет, кроме кучи грязного тряпья. Но я это лучше поведаю за чашкой
хорошего чая, так что не будем забегать вперед. Значит шли они, шли, а
потом Ходж открыл дверь...
12
Когда же он открыл дверь, отступать было поздно. Перед ним в путанице
смешанного со снегом ветра, открылась бесконечность, площадь или поле,
пустое и плоское до отсутствия горизонта, только ночь и снег. В это время
он шел один, сосредоточась на том, как удобнее открыть глаза от колющего
снежного вихря и голос, заговоривший справа от него, сначала не удивил:
- Поэтому люди и становятся поэтами, собственная жизнь вдруг
оказывается мала. Изо дня в день одни и те же стены, друзья, слова. Ничего
не меняется, даже неожиданности приходится планировать самому. А ведь
невыносимо скучно знать, что утром проснешься самим собой и ничего не
сделать, чтобы к вечеру измениться. Ты начинаешь писать стихи, пытаешься
сказать о мире в тот момент пробуждения. И твоя сигарета пахнет как трава,
давно прожитым каким-то июльском утром. Но это длится мгновение много-два.
Но слова не удерживают этого, и умерев на чистом листе, теряют
единсвенность произнесения. Единственное только здесь и только сейчас,
прожитое дважды скучно. Следующая страсть-музыка. Там осмысленно все
окружающее, только поющие с тобой строки естественны и искренни.
Испытываемое тем, кто поет не имеет аналогов в реальности. Встроившись,
перебираемых тобой струн...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
прикосновение берегов. Песня представлялась ему в тот момент живым
существом, девушкой, идущей по напряженному канату, напряженная под
холодным дыханием нацеленным на нее глаз. Она защищена лишь сознанием
своей беды, только это искренняя и жаркая любовь делает ее недосягаемой
для слов и насмешек.
Голоса сплетались в какой-то неистовой пляске. Руки, бьющие струны,
словно очерчивали бьющееся тело и кружева старинным узором рисовали
развевающиеся по ветру волосы на высоком голубом небе, и бледно - розовое
знамя любви. Они летели над холодной пустыней зала, как упокойный крик
рук, обреченный на смерть завтрашним днем, прекрасный в своем последним
забытьи.
Ты помнишь смятую лаской траву? Помнишь теплый, как парное молоко,
асфальт под босыми ногами? Помнишь? Так пел он, хотя слова пели о другом.
Песня о ночном прощальном прощальном ветре. Я подымалась девушкой, идущей
по пояс в лунной дорожке. И смех просто так, и пульс Финского залива под
руками. Он пел. Последний всплеск гитары был, как всплеск волны. И
защищенный от непонимания зала, так же как и защищенный от их мимолетной
любви, он опять недоверчиво покачал ненадежную стойку и сдвинув гитару на
бок, нагнулся, поднимая похожий на камышинку противовес. Только против
одного но не бвл защищен, где в конце зала безошибочно выбранное освещение
выхватило, как алмаз из песка. Черная тень, сразившегося и сбившегося к
плечам, побледневшим золотом, сладко опершись о стену, смеялась с кем-то,
даже не смотря в их сторону. Гитара заворчала в его руках. Когда он
опомнился и улыбнулся чересчур широко, сказав что-то пианисту, они
засмеялись, только пальцы его все гладили и гладили гриф, словно внезапно
ослепли.
11
А эта глава выйдет совсем короткой потому, наверное, что много листов
и исписал, пытаясь описать, что случилось, когда Уинкль проснулся. Ничего
из этого не вышло. Встреча сразу двух хороших людей оказалось мне не под
силу. Произошло собственно вот что:
Проснулся он и увидел, что толпа, заросшая мхом и подкосячной пылью,
преследует сбежавших от них вшей, ибо без вшей, ей, толпе, как-то не по
кайфу и жизнь не в жизнь. Тут появляется некий человек, Ходж Подж его
зовут, объясняет Уинку что и почему. Это он ведет Уинки в некое место,
место называемое Аю. Там все работают, ибо любят делать свое дело: музыку,
краски, всякие науки, что кому угодно.
Должно было бы еще следовать долгое безумное занимательное описание
Уинковых с Ходжем Поджем странствий по лабиринтам Аю, но это я тоже
опустил, ибо на бумаге все вышло скучнее, чем на самом деле. Вообще-то еще
много чего должно произойти: встреча с Мирандой, обернувшейся в самом
неожиданном и приятным образом и визит в замок Роудер На, совокупно с
историей графа Диффузора и еще кое-что. И самое нравоучительное и
героическое путешествие Уинка в хижину волшебника Эф где на самом деле
ничего нет, кроме кучи грязного тряпья. Но я это лучше поведаю за чашкой
хорошего чая, так что не будем забегать вперед. Значит шли они, шли, а
потом Ходж открыл дверь...
12
Когда же он открыл дверь, отступать было поздно. Перед ним в путанице
смешанного со снегом ветра, открылась бесконечность, площадь или поле,
пустое и плоское до отсутствия горизонта, только ночь и снег. В это время
он шел один, сосредоточась на том, как удобнее открыть глаза от колющего
снежного вихря и голос, заговоривший справа от него, сначала не удивил:
- Поэтому люди и становятся поэтами, собственная жизнь вдруг
оказывается мала. Изо дня в день одни и те же стены, друзья, слова. Ничего
не меняется, даже неожиданности приходится планировать самому. А ведь
невыносимо скучно знать, что утром проснешься самим собой и ничего не
сделать, чтобы к вечеру измениться. Ты начинаешь писать стихи, пытаешься
сказать о мире в тот момент пробуждения. И твоя сигарета пахнет как трава,
давно прожитым каким-то июльском утром. Но это длится мгновение много-два.
Но слова не удерживают этого, и умерев на чистом листе, теряют
единсвенность произнесения. Единственное только здесь и только сейчас,
прожитое дважды скучно. Следующая страсть-музыка. Там осмысленно все
окружающее, только поющие с тобой строки естественны и искренни.
Испытываемое тем, кто поет не имеет аналогов в реальности. Встроившись,
перебираемых тобой струн...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14