Когда не видно никого, кто охранял бы порядок, тогда еще слишком многие полагают, в состоянии странного ослепления, что вообще никакого порядка нет. В той же плоскости лежит мое утверждение, что при всех разговорах о создании Европы следует не только думать о том, что можно организовать и каким образом, но в одинаковой степени и о том, что мы могли бы или даже должны были бы упразднить, чтобы сделать возможным естественное, органическое становление Европы. Например, свободная обратимость валют привела бы к правильному и лучшему решению множества проблем, и поэтому можно ожидать, что последствия установления этой свободной обратимости окажут влияние почти на все области общественной жизни. Экономическая политика стала бы при этих условиях гораздо более ярко выраженной. Я иду даже дальше и утверждаю: тот, кто сможет упразднить принудительное валютно-денежное хозяйство, сделает для Европы больше, чем все политики, государственные деятели, члены парламентов, предприниматели и чиновники вместе взятые.
Мои постоянные призывы и напоминания, что следует добиваться «функциональной» организации Европы, не должны дать повод к ложному толкованию, будто я являюсь упрямым противником каких-либо учреждений европейского масштаба. Однако я решительно отвергаю ту точку зрения, что подлинные трудности могут быть действительно преодолены путем создания учреждений . Расхождение во мнениях в этом как раз и заключается.
«Кто является хорошим европейцем?»
Каждая попытка решить проблему только путем создания тех или иных учреждений несет в себе опасность того, что можно застрять на мнимых решениях. Для меня здесь не существует дилеммы «или – или»; я стою за формулу «как то, так и другое», – причем ударение определенно лежит на преимуществе функциональной интеграции.
Я неоднократно имел возможность убедиться, насколько могут оказаться плодотворными результаты того, что люди должны сесть за один стол, чтобы найти общие для всех решения[32]. Однако решающее значение имеет то, чтобы работа учреждений, в качестве специфически «учрежденческой» деятельности, не пыталась вытеснить, заменить или даже совсем устранить функциональное взаимодействие, функциональную игру сил. Задачей учреждений должно быть служение, – и притом исключительно, – служение, направленное на поддержание функции общего рынка; они должны содействовать установлению свободы. Если, вместо этого, учреждения намерены сами «наводить порядок», то они явно не на месте.
Современный человек, в самом деле, привык представлять себе какой-либо настоящий порядок или строй лишь выраженным в наличии ряда «организаций» или целой армии чиновников, причем ему хотелось бы, по возможности, даже слышать, как «песок хрустит в механизме». Таким образом и получается, что предложенный мною путь свободы подвергается все новым и новым нападкам, а меня упрекают, что я якобы плохой европеец. Это заставило меня обстоятельным образом высказаться на страницах «Дейче корреспонденц», в номере от 21 июля 1955 года, на тему «Кто является хорошим европейцем?» Я заявил следующее:
Я во всяком случае не намерен допустить, чтобы мое европейское сознание, а также моя вера в это дело подвергались сомнениям из-за того, что я поставил соответствующие вопросы иначе и предложил всем участникам пересмотреть вопрос, действительно ли в деле построения Европы лишь один путь и лишь один метод, или, может быть, есть и другие средства, которые скорее и эффективнее привели бы к цели. Я хотел бы совсем ясным образом выразить и объявить, что я не в меньшей степени стремлюсь к Европе, а в большей, чем такое стремление находит себе выражение в проектах дальнейших «частичных интеграции». Если понятию «частичная интеграция» теперь склонны придавать иное толкование и при этом скорее имеют в виду передачу частичных функций, а не эффективные объединения по отдельным отраслям, то это может только внести путаницу в понятия.
Каждая настоящая функция неделима. Поэтому является не бегством от Европы, а моей заботой о Европе, если я высказываю опасения, что путем такого рода операций сложения и аккумуляции не будет достигнута ни наша экономическая, ни наша политическая цель. И далее, – я не противлюсь европейским соглашениям, но, наоборот, я хотел бы создать для них предпосылки; ибо необходимо сначала добиться внутреннего упорядочения в народном хозяйстве отдельных стран и обеспечить таковое в плане государственной ответственности каждой отдельной страны, – иначе интеграция должна привести к надгосударственному дирижизму.
Но из этих моих соображений вытекает также ясным образом, что я не склонен рассматривать Европу в качестве последней и абсолютной цели создаваемого экономического порядка и строя. Здесь хозяйственно-политический деятель может разойтись во мнениях с деятелем внешней политики. Для меня интеграция представляется только первой «станцией», только первым этапом, который нам ясно виден и на котором, прежде всего, необходимо снести и упразднить все препятствия и преграды международному товарообмену.
Я стремлюсь во всяком случае идти по пути основанного на свободе деятельности и труда свободного объединения со всеми странами Западного мира, и особенно, конечно, с нашими европейскими партнерами. Европа может представить собой хозяйственную или политическую форму интеграции. Но цель лежит дальше, – а это означает, что мы не смеем допустить, чтобы Западный мир оказался еще раз расщепленным на различные отдельные экономические зоны[8].
Глава ХVI. Феникс возрождается из пепла
Если месячный экспорт Германской Федеративной Республики поднялся приблизительно с 300 млн. нем. марок в начале 1949 года до почти 3 млрд. нем. марок к концу 1955 года, то стоит поинтересоваться основами этой несомненно успешной внешнеторговой политики.
Эти принципы сводятся, в конечном счете, к двум основным тезисам, которые постоянно упоминаются в этой книге. Первый – это постулат абсолютного преимущества свободы над всеми попытками, направленными на то, чтобы государство планировало хозяйственную жизнь, направляло и вело ее на помочах, а второй – сознание того, что свобода неделима.
Это сознание не допускает промедления, нерешительности, ему чуждо мелочное торгашество из-за выгод. Еще менее совместимо с таким духом свободы представление о двустороннем взаимном компенсировании в межгосударственных хозяйственных отношениях. Основанная на этом сознании внешнеторговая политика пытается осуществить те же цели, на достижение которых была направлена экономическая политика внутри страны. Дело идет о том, чтобы упразднить протекционизм в его различных видах, как-то: систему валютных ограничений, искусственно созданные таможенные преграды и другие административные манипуляции и преодолеть тот узколобый эгоистический ход мыслей, который сделал жизнь в Европе мучительной.
С этой идеологией «мелких огородов» необходимо было быстро и основательным образом покончить.
Вот почему в 1948 году, когда мы начали восстанавливать внутреннюю хозяйственную свободу в Германии, для меня стало почти нравственным требованием – в наиболее короткий срок добиться решительного поворота к политике либерализации внешней торговли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90