Они взывали:
«Дорогие друзья! Победа ещё не окончательная, против вас могут быть брошены вооружённые формирования под руководством продажных командиров. Их поддержат прислужники и приспешники Ельцина. Будьте бдительны и стойки. Мы обращаемся ко всем коллективам, ко всем гражданам нашей Родины: не выполняйте преступные указы и распоряжения ельцинистов. Объединяйтесь вокруг законно избранных органов власти — Советов народных депутатов.
Мы обращаемся к воинам российской армии и флота: проявите гражданское мужество, сохраните воинскую честь на верность конституции, поддержите конкретными действиями народовластие и закон. Россия будет благодарна вам и по достоинству оценит настоящих патриотов».
Вот такие слова. Мне понятно то глубочайшее потрясение, опустошение, которое испытали жители России после октябрьских событий. Жутко, когда танки стреляют в твоей столице. Когда гибнут люди. И хочется первым делом обвинить во всем центральную власть.
Но представьте себе, какие реки крови пролились бы, если задуманное авторами этого обращения свершилось. Если бы армия против армии. Солдаты против солдат. Толпа на толпу. Никакие переговоры с людьми, призывающими народ к братоубийственной войне — недопустимы. Я напомню, что это обращение принято ими ещё до штурма «Останкина».
Какие великие исторические решения должен был принять съезд, сидящий в Белом доме? Быстренько вернуть нашей Родине «былую славу»? Присоединить Крым к России? Объявить Молдавию, Грузию, Украину, Среднюю Азию, Прибалтику зоной исконно русских интересов? И сказать, что всех несогласных ждёт встреча с русским оружием?
И это было бы лишь началом. Куда более «смелые и решительные» люди ждали своего часа. Люди, которых обуревает жажда глобальной войны с западной цивилизацией. А началась бы эта война с войны внутри России, с местными врагами — со всеми, кто думает иначе, кто «прислуживал ельцинистам». Война и террор стояли на нашем пороге, хотя мы этого совсем не ждали.
Держать всю Россию в напряжении — это мы умеем. Недаром к Белому дому со всех концов страны стянулись такие романтичные, возвышенные люди — один из них написал на стене церковной колокольни, откуда стрелял по людям из снайперской винтовки: «Я убил пять человек, и очень рад».
Запомнил взгляд Грачева. Тяжёлый взгляд. Ох, как нелегко ему далось это решение. Применять боевое оружие в мирное время — для солдат и офицеров тяжелейшее испытание. Мы это поняли ещё по августовскому путчу. И тогда никто не хотел никого убивать.
Белый дом был миной с запущенным механизмом, подложенной под Россию. Оставались минуты, секунды. И взрыв был неминуем. Да, стрелять, Павел Сергеевич! Стрелять, чтобы спасти Россию. Спасти мирных людей, спасти миллионы от гражданской войны, в которой нет правых и виноватых, в которой брат идёт на брата, сын на отца. Ведь это уже было. Когда позволили. Когда пропустили вооружённую толпу к Зимнему дворцу. Такую же накачанную лозунгами толпу, с боевиками, комиссарами во главе. История повторилась. Но только теперь Россия оказалась умнее.
Я стараюсь сегодня спокойно принимать критику. В душе каждого пишущего и говорящего болит эта незажившая рана. Нормальному человеку очень трудно забыть, трудно отойти от этого кровавого безумия.
Сейчас ругают президента Ельцина так много и так беспощадно, как не ругали до этого при жизни ни одно первое лицо в России.
Но сегодня ругать начальство — у нас уже перестаёт быть делом жизни. Наконец-то!
В России исчезает страх. Тот страх, затаённость, угрюмость, которые всегда были свойственны русскому обществу. Возникает невиданная ситуация. Власть становится как бы продолжением частной жизни. Жизни граждан. Президент — один из граждан, а не какое-то исключительное существо, сидящее где-то там наверху, грозное и недоступное.
Меняется сама основа, на которой строилась всегда русская история. Наступает конец узурпаторскому периоду.
Ценности частной, семейной жизни и в России выдвигаются на передний план. «Государева служба», конечно, остаётся сферой приложения сил для очень многих людей, но мы перестаём ей придавать какое-то священное значение. Государству важна не служба граждан, а сами граждане. Меняется и отношение людей к первому лицу в государстве.
Есть ускользающая, иррациональная причина, по которой происходит этот странный парадокс: ругают почём зря, а голосуют почему-то «за».
Вообще как только меня не разбирают. И Водолей я, оттого то-то и то-то. И с людьми я не умею работать. И только в экстремальной ситуации могу существовать. Это критика интеллигентская. А вот примитивная: пьёт. После выпитого плохо соображает. Чего ему скажут, то и делает. Ну и так далее.
Причина этого раздражения в одном. На месте Ельцина можно представить любого человека. Снята огромная дистанция между обществом и властью, которая всегда в России была. Стало очевидным, что окончательно ушла в небытие схема, по которой жил русский человек — «мы» и «они». Вот «мы» — нормальные, простые, обычные люди с обычными радостями и горестями. Вот «они» — власть имущие, богатые. Им все можно, у них есть все. Между «нами» и «ими» — стена. Стена власти.
С такой рабской психологией мы жили, жили, жили. И стало вдруг ясно, что нет стены. Там, в Кремле, такие же «мы».
За эти годы произошла в России важная вещь. Люди не хотят какой-то абстрактной власти, сидящей в Кремле. Человек, ставший первым лицом в государстве — должен быть понятным, контролируемым, зависимым от мнения общества. Он должен прислушиваться.
Очень люблю дарить подарки. Удивительное чувство в Новый год — когда мрачный холод зажигается этой феерией. Тут и ёлка, и иллюминация, и салюты, все блестит. Только мы, русские, мне кажется, можем ощутить всю прелесть этого новогоднего блеска, по контрасту с жуткими морозами, снежными заносами, пургой.
И это вечное ожидание нового — как-то мистически связано с нашей наивной верой в лучшие перемены. Как верили в России в революционеров, в революцию, в светлый рай, который наступит совсем скоро. Все были зачарованы этой «музыкой революции». Как дети на новогоднем празднике.
Насколько я понимаю, это вечное ожидание чуда помогает и российским реформам. Люди не просто терпеливы, но они и верят. Верят в само слово «реформа».
На том же играет и «непримиримая оппозиция»: вот свергнем клику Ельцина, и по мановению волшебной палочки появится Советский Союз с сытой, понятной, привычной жизнью. Потекут молочные реки…
Но куда бы ни повернула русская история — они не потекут. Реформа — это мучительное избавление от родовых травм, болезненное расставание с тяжкой наследственностью. Ничего, кроме боли, сама по себе реформа не несёт.
И даже когда кончится самый тяжёлый период — рассчитывать надо будет только на себя. На собственные душевные и физические силы.
Само существование в мире огромного российского государства — накладывает на нас особый отпечаток. Мы очень зависимы от этого пространства, этой необъятности, до мозга костей включены в неё.
Смешиваются нации. Смешиваются культуры. И все же постоянное сравнение, постоянная оглядка на соседей будет свойственна русскому сознанию — не знаю, сколько ещё лет. Этот вечный комплекс замкнутой на саму себя страны подарен нам самой природой, человеческой историей, определившей России именно такое место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
«Дорогие друзья! Победа ещё не окончательная, против вас могут быть брошены вооружённые формирования под руководством продажных командиров. Их поддержат прислужники и приспешники Ельцина. Будьте бдительны и стойки. Мы обращаемся ко всем коллективам, ко всем гражданам нашей Родины: не выполняйте преступные указы и распоряжения ельцинистов. Объединяйтесь вокруг законно избранных органов власти — Советов народных депутатов.
Мы обращаемся к воинам российской армии и флота: проявите гражданское мужество, сохраните воинскую честь на верность конституции, поддержите конкретными действиями народовластие и закон. Россия будет благодарна вам и по достоинству оценит настоящих патриотов».
Вот такие слова. Мне понятно то глубочайшее потрясение, опустошение, которое испытали жители России после октябрьских событий. Жутко, когда танки стреляют в твоей столице. Когда гибнут люди. И хочется первым делом обвинить во всем центральную власть.
Но представьте себе, какие реки крови пролились бы, если задуманное авторами этого обращения свершилось. Если бы армия против армии. Солдаты против солдат. Толпа на толпу. Никакие переговоры с людьми, призывающими народ к братоубийственной войне — недопустимы. Я напомню, что это обращение принято ими ещё до штурма «Останкина».
Какие великие исторические решения должен был принять съезд, сидящий в Белом доме? Быстренько вернуть нашей Родине «былую славу»? Присоединить Крым к России? Объявить Молдавию, Грузию, Украину, Среднюю Азию, Прибалтику зоной исконно русских интересов? И сказать, что всех несогласных ждёт встреча с русским оружием?
И это было бы лишь началом. Куда более «смелые и решительные» люди ждали своего часа. Люди, которых обуревает жажда глобальной войны с западной цивилизацией. А началась бы эта война с войны внутри России, с местными врагами — со всеми, кто думает иначе, кто «прислуживал ельцинистам». Война и террор стояли на нашем пороге, хотя мы этого совсем не ждали.
Держать всю Россию в напряжении — это мы умеем. Недаром к Белому дому со всех концов страны стянулись такие романтичные, возвышенные люди — один из них написал на стене церковной колокольни, откуда стрелял по людям из снайперской винтовки: «Я убил пять человек, и очень рад».
Запомнил взгляд Грачева. Тяжёлый взгляд. Ох, как нелегко ему далось это решение. Применять боевое оружие в мирное время — для солдат и офицеров тяжелейшее испытание. Мы это поняли ещё по августовскому путчу. И тогда никто не хотел никого убивать.
Белый дом был миной с запущенным механизмом, подложенной под Россию. Оставались минуты, секунды. И взрыв был неминуем. Да, стрелять, Павел Сергеевич! Стрелять, чтобы спасти Россию. Спасти мирных людей, спасти миллионы от гражданской войны, в которой нет правых и виноватых, в которой брат идёт на брата, сын на отца. Ведь это уже было. Когда позволили. Когда пропустили вооружённую толпу к Зимнему дворцу. Такую же накачанную лозунгами толпу, с боевиками, комиссарами во главе. История повторилась. Но только теперь Россия оказалась умнее.
Я стараюсь сегодня спокойно принимать критику. В душе каждого пишущего и говорящего болит эта незажившая рана. Нормальному человеку очень трудно забыть, трудно отойти от этого кровавого безумия.
Сейчас ругают президента Ельцина так много и так беспощадно, как не ругали до этого при жизни ни одно первое лицо в России.
Но сегодня ругать начальство — у нас уже перестаёт быть делом жизни. Наконец-то!
В России исчезает страх. Тот страх, затаённость, угрюмость, которые всегда были свойственны русскому обществу. Возникает невиданная ситуация. Власть становится как бы продолжением частной жизни. Жизни граждан. Президент — один из граждан, а не какое-то исключительное существо, сидящее где-то там наверху, грозное и недоступное.
Меняется сама основа, на которой строилась всегда русская история. Наступает конец узурпаторскому периоду.
Ценности частной, семейной жизни и в России выдвигаются на передний план. «Государева служба», конечно, остаётся сферой приложения сил для очень многих людей, но мы перестаём ей придавать какое-то священное значение. Государству важна не служба граждан, а сами граждане. Меняется и отношение людей к первому лицу в государстве.
Есть ускользающая, иррациональная причина, по которой происходит этот странный парадокс: ругают почём зря, а голосуют почему-то «за».
Вообще как только меня не разбирают. И Водолей я, оттого то-то и то-то. И с людьми я не умею работать. И только в экстремальной ситуации могу существовать. Это критика интеллигентская. А вот примитивная: пьёт. После выпитого плохо соображает. Чего ему скажут, то и делает. Ну и так далее.
Причина этого раздражения в одном. На месте Ельцина можно представить любого человека. Снята огромная дистанция между обществом и властью, которая всегда в России была. Стало очевидным, что окончательно ушла в небытие схема, по которой жил русский человек — «мы» и «они». Вот «мы» — нормальные, простые, обычные люди с обычными радостями и горестями. Вот «они» — власть имущие, богатые. Им все можно, у них есть все. Между «нами» и «ими» — стена. Стена власти.
С такой рабской психологией мы жили, жили, жили. И стало вдруг ясно, что нет стены. Там, в Кремле, такие же «мы».
За эти годы произошла в России важная вещь. Люди не хотят какой-то абстрактной власти, сидящей в Кремле. Человек, ставший первым лицом в государстве — должен быть понятным, контролируемым, зависимым от мнения общества. Он должен прислушиваться.
Очень люблю дарить подарки. Удивительное чувство в Новый год — когда мрачный холод зажигается этой феерией. Тут и ёлка, и иллюминация, и салюты, все блестит. Только мы, русские, мне кажется, можем ощутить всю прелесть этого новогоднего блеска, по контрасту с жуткими морозами, снежными заносами, пургой.
И это вечное ожидание нового — как-то мистически связано с нашей наивной верой в лучшие перемены. Как верили в России в революционеров, в революцию, в светлый рай, который наступит совсем скоро. Все были зачарованы этой «музыкой революции». Как дети на новогоднем празднике.
Насколько я понимаю, это вечное ожидание чуда помогает и российским реформам. Люди не просто терпеливы, но они и верят. Верят в само слово «реформа».
На том же играет и «непримиримая оппозиция»: вот свергнем клику Ельцина, и по мановению волшебной палочки появится Советский Союз с сытой, понятной, привычной жизнью. Потекут молочные реки…
Но куда бы ни повернула русская история — они не потекут. Реформа — это мучительное избавление от родовых травм, болезненное расставание с тяжкой наследственностью. Ничего, кроме боли, сама по себе реформа не несёт.
И даже когда кончится самый тяжёлый период — рассчитывать надо будет только на себя. На собственные душевные и физические силы.
Само существование в мире огромного российского государства — накладывает на нас особый отпечаток. Мы очень зависимы от этого пространства, этой необъятности, до мозга костей включены в неё.
Смешиваются нации. Смешиваются культуры. И все же постоянное сравнение, постоянная оглядка на соседей будет свойственна русскому сознанию — не знаю, сколько ещё лет. Этот вечный комплекс замкнутой на саму себя страны подарен нам самой природой, человеческой историей, определившей России именно такое место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117