— продолжал он вслух, обращаясь к хозяйке.
Женщина повернулась и пошла в глубь квартиры. Стараясь ступать по постланной на полу вышитой дорожке, Игорь шел за ней, пораженный блеском натертых воском полов. Он не мог понять, как она в такое время одна может поддерживать в квартире идеальную чистоту. Они вошли в комнату, больше напоминавшую музей. Здесь тоже было много книг, но не это поразило Игоря. На стенах висели акварели. Пейзаж, изображенный на них, был однообразен и суров. Льды. Бесконечные. Уходящие к горизонту. Но именно в этом однообразии и была какая-то мрачная красота, заставлявшая смотреть на них неотрывно.
— Вы любите живопись? — поймала его взгляд Литовская.
— Очень, но такое я вижу впервые.
— Это рисовал отец. Он всегда говорил, что нет ничего прекраснее и величественнее льдов.
— Мне трудно судить, но то, что я вижу здесь, очень здорово. И страшно. Только теперь я понял Амундсена. Помните, он сказал: «Человек может привыкнуть ко всему, кроме холода». На них даже глядеть зябко.
— Я привыкла, — Литовская сняла очки, — привыкла и полюбила этот Север.
— А разве есть другой?
— Конечно. Каждый все воспринимает индивидуально, даже ваш визит. — В голосе ее не было прежней растерянности.
— Я понимаю вашу ироничность, но хотел бы заметить, что наша служба не менее важна и полезна, чем любая другая. Только вот нарисовать нам нечего.
— А как же ваши типажи? Система Ломброзо?
— Слава богу, в нашей стране отменили галереи ужасов. Пусть люди лучше смотрят хорошую живопись. Так вот, — Муравьев улыбнулся, — мы и размялись. Теперь перейдем к делу. Кстати, вы позволите мне снять полушубок?
— Ради бога, если вы не замерзнете, глядя на пейзажи.
Игорь снял полушубок, аккуратно положил его на стул.
— Зоя Геннадьевна, вам известна женщина по фамилии Валиева?
— Зульфия? Ну, конечно.
— Откуда вы ее знаете?
— По Баку. Мы были с теткой в эвакуации. Там с ней и познакомились. Она милая. Зульфия очень помогла нам.
— То есть?
— Тетка у меня больна, а Валиева — управляющая аптекой. Сами понимаете, лекарства сейчас — страшный дефицит.
— Чем было вызвано ее особое расположение к вам?
— Видимо, магической силой фамилии. Дочь героя и всякое такое.
— Значит, она оказывала вам услуги?
— Да, Валиева, я уже говорила, приняла в нас участие… — Литовская замолчала, подыскивая нужные слова.
— Вы должны рассказать мне все.
— Поймите. Эвакуация. Чужой город. Цены на базаре дикие. Тете Соне врач прописал усиленное питание…
— Она помогала вам продавать вещи?
— Да, я ей отдавала мамины украшения, и она приносила нам продукты. Мясо парное, фрукты, рис. Она даже плов нам готовила.
Игорь на секунду представил себе чужой город и эту хрупкую до беззащитности женщину в очках, вырванную из привычного мира натертых до блеска полов, книг, акварелей и фотографий. Он вспомнил рассказы матери и сестры, вернувшихся из эвакуации, и вдруг увидел Валиеву как живую, вернее, не ее, а только руки, перебирающие украшения. Ведь для того, чтобы купить племянникам молока, его мать отдала в такие же жадные руки единственную их ценность — именные золотые часы отца. Он увидел все это и поверил Литовской. Сразу, прочно и до конца.
— Как вы вернулись в Москву? — спросил он.
— Я написала начальнику Главсевморпути. Он был другом отца.
— Вы переписывались с Валиевой?
— Да.
— Вам известен ее адрес?
— Конечно. Баку, Параллельная улица, дом тринадцать.
— Как она очутилась у вас в Москве?
— Первый раз полгода назад возникла как фея из сказки. Привезла массу вкусных вещей и лекарства для тети.
— Ее знакомые бывали у вас?
— Да. Какой-то представитель из Баку, Илья Иосифович, кстати, очень неприятный человек. Представьте себе, он обошел всю квартиру, все ощупал и о цене справлялся. Потом он постоянно, если не ел и не пил, насвистывал какой-то пошловатый мотивчик. Очень противный.
— Была ли Валиева с ним близка?
— Вы хотите сказать?..
— Именно.
— По-моему, да.
— Почему вы так решили?
— Она часто у него ночевала.
— Логично. Она куда-нибудь звонила по телефону или, может быть, ей кто-нибудь звонил?
— Она звонила часто в Главмосаптекоуправление, она же в командировку приезжала.
— Что Валиева делала вчера?
— Она куда-то ушла. Да, извините, я совсем забыла, к ней приходил летчик.
— Полковник? — с надеждой спросил Игорь.
— Нет, что вы, он же молоденький, такой худенький, маленький, а имя у него Батыр, — Литовская улыбнулась, — он даже зайти в комнату стеснялся. Они договорились в коридоре.
— О чем?
— Он командир транспортного «Дугласа», они сегодня улетали утром и брали Валиеву с собой.
— Извините, я могу воспользоваться телефоном?
— Пожалуйста, пройдите сюда.
Игорь набрал номер дежурного.
— Кто? Горбунов? Это Муравьев. Немедленно запроси ГУББ НКВД, когда вылетела машина «Дуглас» Бакинского УГВФ, командир узбек, зовут Батыр.
— Сделаем, — ответил дежурный.
— И еще — срочно вчеграмму в УББ Азербайджана, взять под наблюдение Валиеву Зульфию Валиевну, Баку, Параллельная улица, дом тринадцать.
— Основание?
— Подозрение в убийстве гражданина Судина.
— Все?
— Теперь все.
Игорь вернулся в знакомую комнату. Литовская сидела в той же позе, зажав ладони рук коленками.
— Вы меня извините, но вы говорили громко, и я все слышала. Это правда?
— Правда.
— Она у меня оставила мужские вещи. Пальто кожаное и два костюма.
— Как она объяснила это?
— Вещи, мол, купила для своего брата. Но чемодан был большой, а у нее еще один. А летчик этот, Батыр, сказал: «Ты их оставь, я через неделю опять прилечу и заберу».
— Что еще было в чемодане?
— В котором?
— Том, что она принесла вчера.
— Бумаги и какой-то сверток.
— Где они?
— Она их уложила в сумку.
— Принесите эти вещи. Нет, вам помогут. Ковалев, — позвал Игорь, — помогите гражданке Литовской.
Через несколько минут Ковалев принес большой кожаный чемодан, перетянутый ремнями.
— Зоя Геннадьевна, — тихо сказал Муравьев, — закон требует, чтобы мы изъяли эти вещи. Вот постановление, подписанное прокурором.
— Берите их, ради бога, берите, — всплеснула руками хозяйка, — эта гадость…
— Мы представляем закон, Зоя Геннадьевна, — продолжал Игорь, — и поэтому не можем нарушать его. Есть процессуальные нормы… прежде чем открыть чемодан, мы обязаны пригласить понятых.
— А иначе никак нельзя? Это же позор, как я тогда людям в глаза глядеть буду? — голос Литовской дрогнул.
— Иначе… — Муравьев задумался.
— А чего тут думать-то, — сказал вошедший в комнату Никитин, — оформим как добровольную выдачу, без всяких понятых.
— Точно! — обрадовался Игорь. — Ковалев, пиши акт. А вас, Зоя Геннадьевна, я попрошу все, о чем мы говорили, изложить письменно.
— Хорошо. Я сделаю, только как?
— Возьмите бумагу, ручку… Так… Прекрасно… В правом углу пишите: «Начальнику ОББ, подполковнику милиции Данилову И.А.». Написали?.. Прекрасно… Далее — от кого… Так… Теперь посредине листа: «Объяснение»… Отлично… «По существу заданных мне вопросов могу сообщить следующее. С гражданкой Валиевой З.В., проживающей…» Так… Дальше все, как было.
Игорь прочитал объяснение Литовской, попросил уточнить некоторые детали. Ковалев закончил акт добровольной выдачи. Надевая полушубок, Муравьев вдруг почувствовал страшную усталость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Женщина повернулась и пошла в глубь квартиры. Стараясь ступать по постланной на полу вышитой дорожке, Игорь шел за ней, пораженный блеском натертых воском полов. Он не мог понять, как она в такое время одна может поддерживать в квартире идеальную чистоту. Они вошли в комнату, больше напоминавшую музей. Здесь тоже было много книг, но не это поразило Игоря. На стенах висели акварели. Пейзаж, изображенный на них, был однообразен и суров. Льды. Бесконечные. Уходящие к горизонту. Но именно в этом однообразии и была какая-то мрачная красота, заставлявшая смотреть на них неотрывно.
— Вы любите живопись? — поймала его взгляд Литовская.
— Очень, но такое я вижу впервые.
— Это рисовал отец. Он всегда говорил, что нет ничего прекраснее и величественнее льдов.
— Мне трудно судить, но то, что я вижу здесь, очень здорово. И страшно. Только теперь я понял Амундсена. Помните, он сказал: «Человек может привыкнуть ко всему, кроме холода». На них даже глядеть зябко.
— Я привыкла, — Литовская сняла очки, — привыкла и полюбила этот Север.
— А разве есть другой?
— Конечно. Каждый все воспринимает индивидуально, даже ваш визит. — В голосе ее не было прежней растерянности.
— Я понимаю вашу ироничность, но хотел бы заметить, что наша служба не менее важна и полезна, чем любая другая. Только вот нарисовать нам нечего.
— А как же ваши типажи? Система Ломброзо?
— Слава богу, в нашей стране отменили галереи ужасов. Пусть люди лучше смотрят хорошую живопись. Так вот, — Муравьев улыбнулся, — мы и размялись. Теперь перейдем к делу. Кстати, вы позволите мне снять полушубок?
— Ради бога, если вы не замерзнете, глядя на пейзажи.
Игорь снял полушубок, аккуратно положил его на стул.
— Зоя Геннадьевна, вам известна женщина по фамилии Валиева?
— Зульфия? Ну, конечно.
— Откуда вы ее знаете?
— По Баку. Мы были с теткой в эвакуации. Там с ней и познакомились. Она милая. Зульфия очень помогла нам.
— То есть?
— Тетка у меня больна, а Валиева — управляющая аптекой. Сами понимаете, лекарства сейчас — страшный дефицит.
— Чем было вызвано ее особое расположение к вам?
— Видимо, магической силой фамилии. Дочь героя и всякое такое.
— Значит, она оказывала вам услуги?
— Да, Валиева, я уже говорила, приняла в нас участие… — Литовская замолчала, подыскивая нужные слова.
— Вы должны рассказать мне все.
— Поймите. Эвакуация. Чужой город. Цены на базаре дикие. Тете Соне врач прописал усиленное питание…
— Она помогала вам продавать вещи?
— Да, я ей отдавала мамины украшения, и она приносила нам продукты. Мясо парное, фрукты, рис. Она даже плов нам готовила.
Игорь на секунду представил себе чужой город и эту хрупкую до беззащитности женщину в очках, вырванную из привычного мира натертых до блеска полов, книг, акварелей и фотографий. Он вспомнил рассказы матери и сестры, вернувшихся из эвакуации, и вдруг увидел Валиеву как живую, вернее, не ее, а только руки, перебирающие украшения. Ведь для того, чтобы купить племянникам молока, его мать отдала в такие же жадные руки единственную их ценность — именные золотые часы отца. Он увидел все это и поверил Литовской. Сразу, прочно и до конца.
— Как вы вернулись в Москву? — спросил он.
— Я написала начальнику Главсевморпути. Он был другом отца.
— Вы переписывались с Валиевой?
— Да.
— Вам известен ее адрес?
— Конечно. Баку, Параллельная улица, дом тринадцать.
— Как она очутилась у вас в Москве?
— Первый раз полгода назад возникла как фея из сказки. Привезла массу вкусных вещей и лекарства для тети.
— Ее знакомые бывали у вас?
— Да. Какой-то представитель из Баку, Илья Иосифович, кстати, очень неприятный человек. Представьте себе, он обошел всю квартиру, все ощупал и о цене справлялся. Потом он постоянно, если не ел и не пил, насвистывал какой-то пошловатый мотивчик. Очень противный.
— Была ли Валиева с ним близка?
— Вы хотите сказать?..
— Именно.
— По-моему, да.
— Почему вы так решили?
— Она часто у него ночевала.
— Логично. Она куда-нибудь звонила по телефону или, может быть, ей кто-нибудь звонил?
— Она звонила часто в Главмосаптекоуправление, она же в командировку приезжала.
— Что Валиева делала вчера?
— Она куда-то ушла. Да, извините, я совсем забыла, к ней приходил летчик.
— Полковник? — с надеждой спросил Игорь.
— Нет, что вы, он же молоденький, такой худенький, маленький, а имя у него Батыр, — Литовская улыбнулась, — он даже зайти в комнату стеснялся. Они договорились в коридоре.
— О чем?
— Он командир транспортного «Дугласа», они сегодня улетали утром и брали Валиеву с собой.
— Извините, я могу воспользоваться телефоном?
— Пожалуйста, пройдите сюда.
Игорь набрал номер дежурного.
— Кто? Горбунов? Это Муравьев. Немедленно запроси ГУББ НКВД, когда вылетела машина «Дуглас» Бакинского УГВФ, командир узбек, зовут Батыр.
— Сделаем, — ответил дежурный.
— И еще — срочно вчеграмму в УББ Азербайджана, взять под наблюдение Валиеву Зульфию Валиевну, Баку, Параллельная улица, дом тринадцать.
— Основание?
— Подозрение в убийстве гражданина Судина.
— Все?
— Теперь все.
Игорь вернулся в знакомую комнату. Литовская сидела в той же позе, зажав ладони рук коленками.
— Вы меня извините, но вы говорили громко, и я все слышала. Это правда?
— Правда.
— Она у меня оставила мужские вещи. Пальто кожаное и два костюма.
— Как она объяснила это?
— Вещи, мол, купила для своего брата. Но чемодан был большой, а у нее еще один. А летчик этот, Батыр, сказал: «Ты их оставь, я через неделю опять прилечу и заберу».
— Что еще было в чемодане?
— В котором?
— Том, что она принесла вчера.
— Бумаги и какой-то сверток.
— Где они?
— Она их уложила в сумку.
— Принесите эти вещи. Нет, вам помогут. Ковалев, — позвал Игорь, — помогите гражданке Литовской.
Через несколько минут Ковалев принес большой кожаный чемодан, перетянутый ремнями.
— Зоя Геннадьевна, — тихо сказал Муравьев, — закон требует, чтобы мы изъяли эти вещи. Вот постановление, подписанное прокурором.
— Берите их, ради бога, берите, — всплеснула руками хозяйка, — эта гадость…
— Мы представляем закон, Зоя Геннадьевна, — продолжал Игорь, — и поэтому не можем нарушать его. Есть процессуальные нормы… прежде чем открыть чемодан, мы обязаны пригласить понятых.
— А иначе никак нельзя? Это же позор, как я тогда людям в глаза глядеть буду? — голос Литовской дрогнул.
— Иначе… — Муравьев задумался.
— А чего тут думать-то, — сказал вошедший в комнату Никитин, — оформим как добровольную выдачу, без всяких понятых.
— Точно! — обрадовался Игорь. — Ковалев, пиши акт. А вас, Зоя Геннадьевна, я попрошу все, о чем мы говорили, изложить письменно.
— Хорошо. Я сделаю, только как?
— Возьмите бумагу, ручку… Так… Прекрасно… В правом углу пишите: «Начальнику ОББ, подполковнику милиции Данилову И.А.». Написали?.. Прекрасно… Далее — от кого… Так… Теперь посредине листа: «Объяснение»… Отлично… «По существу заданных мне вопросов могу сообщить следующее. С гражданкой Валиевой З.В., проживающей…» Так… Дальше все, как было.
Игорь прочитал объяснение Литовской, попросил уточнить некоторые детали. Ковалев закончил акт добровольной выдачи. Надевая полушубок, Муравьев вдруг почувствовал страшную усталость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49