— Я, наверное, от ревности подохну. И с кем, сучка, связалась… Мелюзга, завмаг, у которого машина 1990 года выпуска… Туфли за тридцать долларов, хотя не в этом дело. Она же, дрянь, меня предала и я ее за это… — Таллер сжал кулак и ударил по столу.
Возникшая пауза не вызвала неловкости — мужской разговор…
— Брось, Феликс, не ты первый и не ты последний, кто играет в такую геометрию. Плюнь и разотри.
— Но прежде я ее, заразу, сотру в порошок, а из лавочника сделаю гамбургер! Между прочим, готовый донор, а, Веня?
— Перестань! — Брод взял Таллера за руку. — Сейчас ты не можешь адекватно оценивать эту ситуацию. Во-первых, ты под парами, а во-вторых, мешают наши мужицкие амбиции…
— Чепуха! Древние германцы всегда по пьянке принимали важные решения, а наутро, представь себе, с похмелья, их утверждали… Если сходилось, значит, решение было принято верное. Вернее не может быть…
Таллер хмелел на глазах. Он сорвал с аппарата телефонную трубку и, сбиваясь, стал набирать номер.
— Ах, какая мразь! — кричал он в трубку своему охраннику. — Ты, Паша, только не спускай с них глаз, мне надо найти их гнездо.
Брод попытался шефа урезонить, но Таллер, расхорохорившись, теряя солидность, продолжал накачку:
— Я ведь ей говорил — хочешь свежего мяса, поезжай в Сочи или в Ниццу, но только не у меня на глазах… Ладно, Паша, действуй, завтра доложишь…
Размашистым движением Таллер кинул на рычаг трубку и так же широко налил себе в фужер коньяка. Брод понял: день для него потерян и шефа надо будет самому доставлять домой.
Через пять минут голова Таллера уже лежала на столе. Его курчавая с проседью шевелюра подрагивала в ритм хмельного дыхания. Брод собрал со стола посуду и отнес ее в приемную. Потом они с охранником отвели Таллера вниз, в машину, и Брод повез на своей «ауди» его домой.
Таллер жил на Поварской улице, в особняке, облицованном красным мрамором, с большими арочными воротами, на столбах которых поблескивали старинные фонари. С осенью внутренний дворик, утратив свое очарование, стал как бы просторнее и менее уютным.
Их встретила высокая, плоская женщина со следами былой красоты. На лице — застывшая покорность. Брод давно не был в этом доме и потому крайне удивился обилию картин, висевших в роскошных старинных рамах. Вокруг чувствовались следы евроремонта — светло-розовый интерьер прекрасно гармонировал со стильной, кремовых тонов, мебелью.
Уходя, Брод подошел к телохранителю и попросил того передать утром Таллеру, что все было в порядке, в пределах…
Оставшись наедине с собой, он почувствовал облегчение. Слева мелькали машины, справа тянулись полные людей тротуары. Город жил по своим законам, которые каждую минуту кто-то нарушал.
Брод мысленно воспроизвел их разговор с Таллером, и подумал, что его шеф отнюдь не «железный Феликс» , каким он себя постоянно демонстрировал в глазах окружающих. «Это, конечно, его проблемы, — рассуждал Брод, — но ревность его может очень далеко всех нас завести».
Сделав в магазине кое-какие покупки, он направился в Ангелово. Кругом лежала раскисшая от дождей земля, и шины, попирая мокрый асфальт, издавали звук, похожий на шум ливня. Захотелось уюта, и он обрадовался, когда узнал, что в доме кроме Галины и охраны никого больше нет. Карташов с Одинцом переехали на квартиру последнего…
Галину Брод нашел в ванной комнате — она стирала колготки и бюзгалтера. Он поцеловал женщину в шею и ощутил легкий аромат ее любимых сандаловых духов…
— Сейчас достираю и приду, — сказала Галина, не удостоив его взглядом.
Он спустился вниз, переоделся и пошел в душ, который находился рядом с кухней. В душевую вошла Галина и, скинув тапочки и халат, встала под струи воды. Они прижались друг к другу…
Брод стоял перед зеркалом и расчесывался, когда раздались сигналы сотового телефона. Он подошел к висевшему на вешалке халату и достал из кармана трубку. Услышал густой знакомый баритон. Это был Таллер. Договорились о встрече на следующий день, в офисе шефа. «С такими голосовыми связками только обедню служить», — подумал Брод о Таллере и прошел в столовую.
После выпитого коньяка и внеурочного секса аппетит у него был зверский. И прежде всего он открыл баночку с мидиями и вместе с чешским пивом моментально ее опустошил. Вскоре на столе задымились парком его любимые баварские сосиски, которые Галина принесла в большом фарфоровом блюде, с краев которого свисали пучки кинзы и зеленого лука…
Падение черного берета
Продуктами Карташов загрузился в Елисеевском супермаркете. Всего в списке числилось тридцать два наименования, однако одно из них осталось незачеркнутым. В самом богатом и самом престижном магазине Москвы не нашлось любимого лакомства Брода — обыкновенной кильки в винном маринаде.
Погрузив покупки в машину, он подошел к лотку и купил стаканчик мороженого. Чтобы не мозолить глаза, залез в кабину, но не тронулся с места пока не доел «пломбир» и не выкурил после этого сигарету.
К метро «имени Татаринова» он подъехал около двух часов. Своего товарища он увидел сидящим за книжным развалом на подставке, единственная его рука лежала на культяшках ног и держала завернутый в серую бумагу беляш. Когда Карташов подошел и сказал : «Кот, здравствуй», Татаринов живо взглянул на него и поднял руку с беляшом.
— Салют, брат! — ответил он. Его светлые короткие волосы, спутанные ветерком, торчали в разные стороны.
— Ты можешь ненадолго отлучиться со своего рабочего места? — спросил Карташов.
— На час-полтора… Сейчас без пяти два… — он быстро стал засовывать беляш в карман камуфляжа.
— Не спеши, я сейчас подгоню машину.
Нес он его, как носят обезьяны своих детенышей. Татарин рукой держался ему за шею, а культями ног упирался в живот.
Прохожие останавливались, оборачивались и исподтишка наблюдали за ними. Карташов посадил Татарина в кабину и перекинул ему через грудь страховочный ремень. Когда выехали на магистральную улицу, Карташов, чтобы разрядить муторное молчание, спросил:
— Какого хрена ты сменил наш берет на голубой?
— Это теперь моя рабочая спецовка: десантная куртка, тельник и берет ВДВ. Сейчас из все нашей армии, наверное, только десантные войска пользуются уважением у граждан. ОМОН — это уже в прошлом, его здесь, в Москве, ненавидят. А в форме ВДВ нам больше подают…
Карташов вплотную подъехал к дому, где они теперь жили с Одинцом, и на руках отнес Татаринова в лифт. Не опуская его на пол, так и доехали до своего этажа. На лестничной площадке их встречал Одинец.
— Привет, легендарному ОМОНу! — он широко открыл дверь и скомандовал: — Давайте, устраивайтесь на диване!
Они придвинули к дивану журнальный столик и накрыли его тем, что нашлось в холодильнике. Одинец достал запотевшую бутылку «Столичной» и четыре банки чешского пива.
— Тебе, что налить? — спросил он Татаринова.
— Не забывайте, что я на работе. Вечером и ночью — пожалуйста, хоть до белых чертиков, — Татарин пачку «Винстона» зажал под мышкой и стал вытаскивать сигарету.
— Бери рыбу, — Одинец подвинул гостю тарелку с аккуратно нарезанными ломтиками лососины.
— Я помню, Кот, раньше ты любил шпик с луком. Саня, принеси из морозилки сало…
— Да перестаньте, — тихо сказал Татаринов, — я же не есть сюда приехал. А как ты, Серега, здесь оказался?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76