— А чего ж тогда за тебя не вступился президент? Почему он тебя не вырвал из лап латвийской Фемиды?
— Может потому, что я его об этом не просил…
Одинец с сомнением покачал головой.
— Вон, кажется, наша помощница идет.
Но Карташов видел только цветной зонтик и перебирающие мокрый тротуар женские ноги.
Одинец открыл дверцу.
— Наташа, мы здесь, — и соскочил на землю.
И снова Карташов увидел удаляющиеся ноги на изящной танкетке.
— Сегодня у нас день зарплаты, — устроившись на сиденье, сказал Одинец. — Работа у девчонки не пыльная, но рискованная. Злоупотребление служебным положением — от трех до восьми лет…
Карташов взглянул на часы.
— Надо бы смотаться к Татарину, посмотреть, кто за ним приезжает…
— Ну ты даешь, Мцыри! Тебе мало своих приключений?
— Я тебя не зову, съезжу один. Какой здесь ходит транспорт?
Одинец покрутил пальцем у виска.
— Ты что, с умственными завихрениями? Какой здесь ходит транспорт… Если устал, давай я сяду за баранку, а то совсем разучусь ездить по Москве.
Они поменялись местами.
В половине седьмого вечера они подъехали к месту работы Татаринова. Накрапывал мелкий дождик и прохожие редко останавливались, чтобы поделиться с калекой содержимым своих кошельков.
Время тянулось долго. В кабине от сигаретного дыма стоял такой смог, который более чувствительных людей легко мог сбить с катушек.
— Скажи, Мцыри, как на исповеди: в том деле, на литовской границе, есть твоя кровь? Ты ведь знаешь, я в свидетели не пойду. Здесь родится, здесь и умрет.
Карташов смотрел за окно, думал какую-то свою думу и вопрос Одинца как бы проигнорировал. Но так только казалось: две небольшие складки у переносицы вроде бы стали глубже, темные брови слетелись, сжались, словно им было неприютно.
— А что это тебе даст? Был-не-был, какая для тебя разница? Это мой вопрос…
— Не совсем так. Мне тоже важно знать, с кем я работаю, с кем играю в нарды и пью из одного стакана. Верно? А может, завтра я нарвусь на пулю, так будет ли у меня уверенность, что ты сдержись свое слово и не позволишь меня потрошить.
Оба замкнулись. Понимали — момент ответственный для их отношений.
— О том, что тогда произошло на латвийско-литовской границе, писали все, кому только не лень.
— Но не все об этом читали. Я, например, тогда на мир смотрел исключительно через прицел автомата. Не до газет было…
Карташов кисло улыбнулся, бросил быстрый взгляд на Одинца, и каким-то простуженным голосом начал рассказ.
— Все шло, как обычно. Ты понимаешь, рутина… Вшестером мы выехали в рейд, ловить всякую шушеру. Где-то в районе Нереты увязались за КАМАЗом, который по оперативной информации перевозил из Литвы цветной металл. Человек, который сидел с водителем в кабине, дал литовцам в лапу и после этого мы машину задержали и с ней вернулись на таможенный пункт. И как назло, в этот момент подъехал на «уазике» экипаж Бандо. Как потом мы узнали, на белорусской границе они сожгли два таможенных поста и, заметая следы, возвращались в Ригу через Нерету. И вот я, сержант Кротов и примкнувший к нам лейтенант Бандо, пошли на переговоры с литовской таможней. Их было пятеро. В основном молодые пацаны, конечно, безоружные, и когда увидели, кто к ним идет в гости, от страха заклацали зубами. К тому времени мы с Бандо уже были довольно известными лицами…
— По центральному телевидению ваши физии показывали чуть ли не каждый вечер… Я лично вам завидовал…
— Бандо тут же приказал всем вывернуть карманы. Более пожилой мужик — ни в какую. Говорит, обыск дело противозаконное. «А взятка, — возразил ему Бандо, — дело законное?» Короче, Бандо вытащил нож и разрезал у таможенника карманы, и нашел 60 долларов. Три десятки, двадцать и две купюры по пять долларов. Тогда была дикая инфляция и все были помешаны на зелени… Водитель КАМАЗа подтвердил, что именно такие купюры он давал в виде взятки…
— Стоп, Мцыри, потом доскажешь свою быль… Кажется, голуби сизокрылые прибыли…
В метрах десяти от них припарковался красный «ниссан». Со стороны пассажирского места открылась дверца, и на землю опустилась кроссовка. Карташов увидел его со спины — бритый, светлый затылок, кожаная коричневая куртка и зеленого цвета широкие штаны.
Они подошли к Татаринову и, подхватив его вместе с ящиком, понесли в машину. Сдвинув в сторону боковую дверь, они кинули неполноценное тело Татарина вглубь салона.
— Дешевки, ответят по полной программе… — Одинец включил зажигание.
Один из парней вернулся к коммерческому ларьку и купил две бутылки водки. Дальше началась езда по Москве. Дважды «ниссан» останавливался и забирал с точек таких же, как Татаринов, обрубленных войнами попрошаек. У одного из них были парализованы обе ноги и вместо двух рук — одна рука, у другого, который сидел у трех вокзалов, не доставало ноги и руки. Его лицо хранило следы ожогов — вся правая часть лица и часть головы были обезображены белыми рубцами.
— Что будем делать с этими козлами, которые издеваются над калеками? — не унимался Одинец.
— Устроим суд Линча…
— Хоть сейчас… Смерть немецко-фашистским оккупантам!
Слежка за «ниссаном» не представляла особой сложности — отчетливо заметный в автопотоке, он вел их за собой до самой железной дороги. Это, видимо, была одна из пригородных веток, по которой как раз прошел электропоезд.
— Татарин не ошибался, когда говорил, что слышал сигналы электричек, — сказал Карташов. Однако его напарник был озабочен другим.
— Что будем делать? — снова спросил он.
— Будем действовать по обстоятельствам.
— В гробу я видел твои обстоятельства. У тебя с Бандо тоже были обстоятельства. Я говорю о другом — что мы сделаем с этими друганами? Суд Линча это хорошо, но меня интересует, что ты, как бывший сотрудник уголовного розыска, должен в такой ситуации предпринять?
— Формально? Арестовать за принуждение к нищенствованию и за сутенерство. Предъявить обвинение в применении пыток и покушений на чужую собственность… А если по совести — придавить и растереть.
— Но ты учти, что это лишь казарага, а нам нужны сами барракуды. И их гнезда и то, на чем они делают бешеные деньги. Или я сказал что-то не то?
— Нет, Саня, ты как всегда абсолютно прав… »Ниссан» сворачивает, немного тормозни, пусть проедет трейлер.
Они миновали микрорайон из нескольких 16-этажек и выехали к развилке. Микроавтобус направился вправо, к видневшимся домам старой застройки. Это уже было Замоскворечье, куда Лужковские стройки еще не дошли. Припарковался «ниссан» возле высокого, полинявшего забора и тот, что был в коричневой куртке, вышел и ключом открыл ворота. В проеме они увидели оштукатуренный одноэтажный дом, стены которого были в больших трещинах. «Ниссан» подрулил вплотную к невысокому крыльцу.
Татарина вместе с ящиком внесли в открытую дверь. Затем развозящие вернулись и по одному отнесли в дом остальных двух калек.
— Ты заметил, на окнах решетки? — спросил Одинец. — Неплохая тюряга для Татарина.
В двух, серединных, окнах зажегся свет. Вскоре вышли «хозяева», один из них на ходу пересчитывал деньги. Перед тем как сесть в кабину, он отстегнул на куртке молнию и спрятал в карман выручку. Водитель, не выпуская изо рта сигареты, стал причесываться.
— Которого будем брать? — спросил Одинец.
— Который в кожанке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76