Картер поднял обе руки вверх и потряс ими в немом заклинании, обращенном к богу:
– Сделай это, черт возьми! Помоги нам все преодолеть!
Рейд кивнул.
– Вы победили на этот раз, генерал. У меня не хватило бы духа приказать пройти через сердце.
Глаза Картера налились кровью.
– У меня не хватило духа не отдавать такой приказ. Теперь, если они сумеют выстоять в артериальном потоке…
Его голос прозвучал в громкоговорителе:
– Свяжитесь с «Протерусом», когда их скорость уменьшится.
– Они снова в артериальной системе, – сказал Рейд, – но, как вы знаете, они не направляются к мозгу. Первоначальный вход был сделан в соматическую систему кровообращения, в одну из главных артерий, ведущих из левого желудочка к мозгу. Легочная артерия ведет из правого желудочка к легкому.
– Это означает задержку. Я знаю это, – сказал Картер. – Но у нас еще есть время.
Он показал на отметчик времени, на котором стояла цифра 48.
– Хорошо, но тогда нам лучше переключить максимальное внимание на респираторную группу.
Он произвел необходимые переключения, и на экране монитора появился интерьер респирационного поста.
– Какова частота дыхания? – спросил Рейд.
– Вернулась к шести в минуту, полковник. Я не думал, что мы сумеем сделать это вторично.
– Мы тоже не думали. Поддерживайте ее постоянной. Вам придется позаботиться о корабле. Он вот-вот будет в вашем секторе.
– Сообщение от «Протеруса», – прозвучал другой голос. – «Все хорошо». А, сэр? Это больше, чем вы бы хотели услышать?
– Конечно, я хотел это услышать.
– Да, сэр. Дальше говориться: «Хотел бы, что бы вы были здесь, а я был там».
– Ладно, – сказал Картер, – скажите Гранту, что мне было бы в сто раз лучше быть… нет, не говорите ему ничего. Забудьте об этом.
* * *
В конце удара сердца волна крови стала двигаться с приемлемой скоростью, и «Протерус» снова поплыл плавно, достаточно плавно, чтобы можно было чувствовать мягкое, колеблющееся Броуновское движение.
Грант с радостью встретил это ощущение, тек как оно появлялось только в момент затишья, а именно такие моменты были ему по душе.
Все снова освободились от своих привязных ремней. И Грант обнаружил, что вид из окна совершенно такой же, как был в яремной вене. Преобладали все те же сине-зелено-фиолетовые тельца. Далекие стены были несколько более волнистыми, линии волн совпадали с направлением движения.
Они прошли мимо какого-то проема.
– Не этот, – сказал Мичелз.
Он трудился над своими картами.
– Можете ли вы следить за моими отметками, Оуэнс?
– Да, док.
– Хорошо. Сосчитайте повороты, которые я отмечаю, а затем сюда, направо. Это ясно?
Грант смотрел на ответвления, встречающиеся через все более короткие интервалы, уходившие влево, вправо, вверх и вниз, в то время как канал, по которому они двигались, становился все уже, стенки виднелись все яснее и ближе.
– Было бы противно заблудиться на этом шоссе, – сказал Грант задумчиво.
– Вы не смогли бы заблудиться, – ответил Дьювал. – Все дороги в этой части тела ведут к легким.
Голос Мичелза стал еще более скучным.
– Теперь вверх и вправо, Оуэнс, прямо вперед, а потом четвертый слева.
– Я надеюсь, Мичелз, что мы больше не попадем в артериально-венозную фистулу, – сказал Грант.
Мичелз раздраженно пожал плечами. Он был слишком поглощен своим делом, что бы что-нибудь ответить.
– Это невероятно, – сказал Дьювал. – Наткнуться волею случая на две фистулы было бы слишком. Кроме того, мы приближаемся к капиллярам.
Скорость потока крови резко упала, и, соответственно упала скорость «Протеруса».
– Кровеносный сосуд сузился, доктор Мичелз, – сказал Оуэнс.
– Так и должно быть. Капилляры – самые маленькие сосуды из всех, совсем микроскопические по размерам. Продолжайте двигаться, Оуэнс.
В свете носового прожектора можно было видеть, как стенки, теперь достаточно близкие, потеряли свои складки и борозды и сделались гладкими. Их желтизна побледнела до кремового оттенка, а затем они стали бесцветными. Они приобрели рисунок четкого мозаичного образца, разбитого на криволинейные многоугольники, каждый из которых ниже центра был слегка суженным.
– Так красиво, – сказала Кора. – Можно увидеть каждую клетку стенки капилляра. Посмотрите, Грант.
Затем, словно что-то вспомнив, она добавила:
– Как ваш бок?
– С ним все в порядке, отлично, правда. Вы наложили очень хорошую повязку, Кора. Я надеюсь, что мы все еще в достаточно дружеских отношениях, что бы называть вас Корой?
– Я полагаю, было бы просто неблагодарным с моей стороны отрицать это.
– И бесполезно к тому же.
– А как ваша рука?
Грант осторожно прикоснулся к ней.
– Дьявольски болит.
– Мне очень жаль.
Не сожалейте. Только – когда придет время – будьте очень благодарны.
Губы Коры слегка сжались, и Грант поспешно добавил:
– Это просто у меня такая несчастная манера казаться веселым. А как вы себя чувствуйте?
– Я пришла в норму. Бок еще побаливает, но не сильно. И я не обиделась. Но послушайте, Грант…
– Когда вы говорите, Кора, я слушаю.
– Повязка отнюдь не последнее достижение медицины, как вам известно, и не является всеобщей панацеей. Вы что-нибудь сделали, что бы предотвратить заражение?
– Я помазал йодом.
– Ну, а вы не хотите посетить врача, когда мы вернемся?
– Дьювала?
– Вы знаете, что я имею ввиду.
– Хорошо. Я сделаю это, – обещал Грант.
Он снова вернулся к наблюдениям за клеточной мозаикой. «Протерус» теперь еле двигался, продираясь по капилляру. В лучах его носового прожектора через клетки просвечивали какие-то странные очертания.
– Стенки кажутся прозрачными, – сказал Грант.
– Не удивительно, – заметил Дьювал. – Эти стенки толщиной меньше одной десятичной дюйма. К тому же они усеяны порами. Для жизни необходим материал, проходящий через эти стенки, а так же через стенки, образующие альвеолы.
– Какие стенки?
Некоторое время он смотрел на Дьювала, тщетно ожидая ответа. Хирург, казалось, больше интересовался тем, что видит, чем вопросом Гранта. Кора поспешила заполнить паузу.
– Воздух попадает в легкие через трахею, – пояснила она. – Знаете, это воздушная трубка. Она разделяется, как и кровеносные сосуды, на все меньшие и меньшие трубки, до тех пор, пока они, к конце концов, не достигают микроскопических размеров, углубленных в легкие, где приходящий воздух отделяется от внутренностей тела только узкой мембраной. Эта мембрана такая же узкая, как и капилляры. Вот эти камеры и называются альвеолами. В легких их около шестисот миллионов.
– Сложный механизм.
– Великолепный. Кислород просачивается через альвеолярные мембраны и через капиллярные мембраны. Он попадает в поток крови, и, прежде чем он успевает просочиться назад, его захватывают красные кровяные тельца. А тем временем отходы в виде двуокиси углерода просачиваются в противоположном направлении, из крови в легкие. Доктор Дьювал ожидает увидеть, как это происходит. Вот почему он не ответил на ваш вопрос.
– Нет необходимости извиняться. Я знаю, что такое быть поглощенным чем-нибудь одним до такой степени, что бы не реагировать ни на что другое.
Он широко улыбнулся.
– Правда, я боюсь, что у меня и доктора Дьювала разные увлечения.
Кора недовольно посмотрела на него, но голос Оуэнса помешал ей ответить.
– Прямо впереди!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Сделай это, черт возьми! Помоги нам все преодолеть!
Рейд кивнул.
– Вы победили на этот раз, генерал. У меня не хватило бы духа приказать пройти через сердце.
Глаза Картера налились кровью.
– У меня не хватило духа не отдавать такой приказ. Теперь, если они сумеют выстоять в артериальном потоке…
Его голос прозвучал в громкоговорителе:
– Свяжитесь с «Протерусом», когда их скорость уменьшится.
– Они снова в артериальной системе, – сказал Рейд, – но, как вы знаете, они не направляются к мозгу. Первоначальный вход был сделан в соматическую систему кровообращения, в одну из главных артерий, ведущих из левого желудочка к мозгу. Легочная артерия ведет из правого желудочка к легкому.
– Это означает задержку. Я знаю это, – сказал Картер. – Но у нас еще есть время.
Он показал на отметчик времени, на котором стояла цифра 48.
– Хорошо, но тогда нам лучше переключить максимальное внимание на респираторную группу.
Он произвел необходимые переключения, и на экране монитора появился интерьер респирационного поста.
– Какова частота дыхания? – спросил Рейд.
– Вернулась к шести в минуту, полковник. Я не думал, что мы сумеем сделать это вторично.
– Мы тоже не думали. Поддерживайте ее постоянной. Вам придется позаботиться о корабле. Он вот-вот будет в вашем секторе.
– Сообщение от «Протеруса», – прозвучал другой голос. – «Все хорошо». А, сэр? Это больше, чем вы бы хотели услышать?
– Конечно, я хотел это услышать.
– Да, сэр. Дальше говориться: «Хотел бы, что бы вы были здесь, а я был там».
– Ладно, – сказал Картер, – скажите Гранту, что мне было бы в сто раз лучше быть… нет, не говорите ему ничего. Забудьте об этом.
* * *
В конце удара сердца волна крови стала двигаться с приемлемой скоростью, и «Протерус» снова поплыл плавно, достаточно плавно, чтобы можно было чувствовать мягкое, колеблющееся Броуновское движение.
Грант с радостью встретил это ощущение, тек как оно появлялось только в момент затишья, а именно такие моменты были ему по душе.
Все снова освободились от своих привязных ремней. И Грант обнаружил, что вид из окна совершенно такой же, как был в яремной вене. Преобладали все те же сине-зелено-фиолетовые тельца. Далекие стены были несколько более волнистыми, линии волн совпадали с направлением движения.
Они прошли мимо какого-то проема.
– Не этот, – сказал Мичелз.
Он трудился над своими картами.
– Можете ли вы следить за моими отметками, Оуэнс?
– Да, док.
– Хорошо. Сосчитайте повороты, которые я отмечаю, а затем сюда, направо. Это ясно?
Грант смотрел на ответвления, встречающиеся через все более короткие интервалы, уходившие влево, вправо, вверх и вниз, в то время как канал, по которому они двигались, становился все уже, стенки виднелись все яснее и ближе.
– Было бы противно заблудиться на этом шоссе, – сказал Грант задумчиво.
– Вы не смогли бы заблудиться, – ответил Дьювал. – Все дороги в этой части тела ведут к легким.
Голос Мичелза стал еще более скучным.
– Теперь вверх и вправо, Оуэнс, прямо вперед, а потом четвертый слева.
– Я надеюсь, Мичелз, что мы больше не попадем в артериально-венозную фистулу, – сказал Грант.
Мичелз раздраженно пожал плечами. Он был слишком поглощен своим делом, что бы что-нибудь ответить.
– Это невероятно, – сказал Дьювал. – Наткнуться волею случая на две фистулы было бы слишком. Кроме того, мы приближаемся к капиллярам.
Скорость потока крови резко упала, и, соответственно упала скорость «Протеруса».
– Кровеносный сосуд сузился, доктор Мичелз, – сказал Оуэнс.
– Так и должно быть. Капилляры – самые маленькие сосуды из всех, совсем микроскопические по размерам. Продолжайте двигаться, Оуэнс.
В свете носового прожектора можно было видеть, как стенки, теперь достаточно близкие, потеряли свои складки и борозды и сделались гладкими. Их желтизна побледнела до кремового оттенка, а затем они стали бесцветными. Они приобрели рисунок четкого мозаичного образца, разбитого на криволинейные многоугольники, каждый из которых ниже центра был слегка суженным.
– Так красиво, – сказала Кора. – Можно увидеть каждую клетку стенки капилляра. Посмотрите, Грант.
Затем, словно что-то вспомнив, она добавила:
– Как ваш бок?
– С ним все в порядке, отлично, правда. Вы наложили очень хорошую повязку, Кора. Я надеюсь, что мы все еще в достаточно дружеских отношениях, что бы называть вас Корой?
– Я полагаю, было бы просто неблагодарным с моей стороны отрицать это.
– И бесполезно к тому же.
– А как ваша рука?
Грант осторожно прикоснулся к ней.
– Дьявольски болит.
– Мне очень жаль.
Не сожалейте. Только – когда придет время – будьте очень благодарны.
Губы Коры слегка сжались, и Грант поспешно добавил:
– Это просто у меня такая несчастная манера казаться веселым. А как вы себя чувствуйте?
– Я пришла в норму. Бок еще побаливает, но не сильно. И я не обиделась. Но послушайте, Грант…
– Когда вы говорите, Кора, я слушаю.
– Повязка отнюдь не последнее достижение медицины, как вам известно, и не является всеобщей панацеей. Вы что-нибудь сделали, что бы предотвратить заражение?
– Я помазал йодом.
– Ну, а вы не хотите посетить врача, когда мы вернемся?
– Дьювала?
– Вы знаете, что я имею ввиду.
– Хорошо. Я сделаю это, – обещал Грант.
Он снова вернулся к наблюдениям за клеточной мозаикой. «Протерус» теперь еле двигался, продираясь по капилляру. В лучах его носового прожектора через клетки просвечивали какие-то странные очертания.
– Стенки кажутся прозрачными, – сказал Грант.
– Не удивительно, – заметил Дьювал. – Эти стенки толщиной меньше одной десятичной дюйма. К тому же они усеяны порами. Для жизни необходим материал, проходящий через эти стенки, а так же через стенки, образующие альвеолы.
– Какие стенки?
Некоторое время он смотрел на Дьювала, тщетно ожидая ответа. Хирург, казалось, больше интересовался тем, что видит, чем вопросом Гранта. Кора поспешила заполнить паузу.
– Воздух попадает в легкие через трахею, – пояснила она. – Знаете, это воздушная трубка. Она разделяется, как и кровеносные сосуды, на все меньшие и меньшие трубки, до тех пор, пока они, к конце концов, не достигают микроскопических размеров, углубленных в легкие, где приходящий воздух отделяется от внутренностей тела только узкой мембраной. Эта мембрана такая же узкая, как и капилляры. Вот эти камеры и называются альвеолами. В легких их около шестисот миллионов.
– Сложный механизм.
– Великолепный. Кислород просачивается через альвеолярные мембраны и через капиллярные мембраны. Он попадает в поток крови, и, прежде чем он успевает просочиться назад, его захватывают красные кровяные тельца. А тем временем отходы в виде двуокиси углерода просачиваются в противоположном направлении, из крови в легкие. Доктор Дьювал ожидает увидеть, как это происходит. Вот почему он не ответил на ваш вопрос.
– Нет необходимости извиняться. Я знаю, что такое быть поглощенным чем-нибудь одним до такой степени, что бы не реагировать ни на что другое.
Он широко улыбнулся.
– Правда, я боюсь, что у меня и доктора Дьювала разные увлечения.
Кора недовольно посмотрела на него, но голос Оуэнса помешал ей ответить.
– Прямо впереди!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53