И
потому не только не ропщу на давешний случай, но твердо надеюсь на
блистательнейшую из карьер.
- Не наскучило бы? - заметил я ядовито.
Всего более обозлило меня то, что он почти уже совсем перестал употреблять
личные местоимения - до того заважничал. Тем не менее все это меня сбило с
толку. "С чего, с чего эта легкомысленная башка куражится! - скрежетал я
шепотом про себя. - Тут надо плакать, а не куражиться".
- Нет! - отвечал он резко на мое замечание, - ибо весь проникнут великими
идеями, только теперь могу на досуге мечтать об улучшении судьбы всего
человечества. Из крокодила выйдет теперь правда и свет. Несомненно изобрету
новую собственную теорию новых экономических отношений и буду гордиться ею
- чего доселе не мог за недосугом по службе и в пошлых развлечениях света.
Опровергну все и буду новый Фурье. Кстати, отдал семь рублей Тимофею
Семенычу?
- Из своих, - ответил я, стараясь выразить голосом, что заплатил из своих.
- Сочтемся, - ответил он высокомерно. - Прибавки оклада жду всенепременно,
ибо кому же и прибавлять, как не мне? Польза от меня теперь бесконечная. Но
к делу. Жена?
- Ты, вероятно, спрашиваешь о Елене Ивановне?
- Жена?! - закричал он даже с каким-то на этот раз визгом.
Нечего было делать! Смиренно, но опять-таки скрежеща зубами, рассказал я,
как оставил Елену Ивановну. Он даже и не дослушал.
- Имею на нее особые виды, - начал он нетерпеливо. - Если буду знаменит
здесь, то хочу, чтоб она была знаменита там. Ученые, поэты, философы,
заезжие минералоги, государственные мужи после утренней беседы со мной
будут посещать по вечерам ее салон. С будущей недели у нее должны начаться
каждый вечер салоны. Удвоенный оклад будет давать средства к приему, а так
как прием должен ограничиваться одним чаем и нанятыми лакеями, то и делу
конец. И здесь и там будут говорить обо мне. Давно жаждал случая, чтоб все
говорили обо мне, но не мог достигнуть, скованный малым значением и
недостаточным чином. Теперь же все это достигнуто каким-нибудь самым
обыкновенным глотком крокодила. Каждое слово мое будет выслушиваться,
каждое изречение обдумываться, передаваться, печататься. И я задам себя
знать! Поймут наконец, каким способностям дали исчезнуть в недрах чудовища.
"Этот человек мог быть иностранным министром и управлять королевством", -
скажут одни. "И этот человек не управлял иностранным королевством", -
скажут другие. Ну чем, ну чем я хуже какого-нибудь Гарнье-Пажесишки или как
их там?.. Жена должна составлять мне пандан - у меня ум, у нее красота и
любезность. "Она прекрасна, потому и жена его", - скажут одни. "Она
прекрасна, потому что жена его", - поправят другие. На всякий случай пусть
Елена Ивановна завтра же купит энциклопедический словарь, издававшийся под
редакцией Андрея Краевского, чтоб уметь говорить обо всех предметах. Чаще
же всего пусть читает premier-политик "С. -Петербургских известий", сверяя
каждодневно с "Волосом". Полагаю, что хозяин согласится иногда приносить и
меня, вместе с крокодилом, в блестящий салон жены моей. Я буду стоять в
ящике среди великолепной гостиной и буду сыпать остротами, которые подберу
еще с утра. Государственному мужу сообщу мои проекты; с поэтом буду
говорить в рифму; с дамами буду забавен и нравственно-мил, - так как вполне
безопасен для их супругов. Всем остальным буду служить примером покорности
судьбе и воле провидения. Жену сделаю блестящею литературною дамою; я ее
выдвину вперед и объясню ее публике; как жена моя, она должна быть полна
величайших достоинств, и если справедливо называют Андрея Александровича
нашим русским Альфредом де Мюссе, то еще справедливее будет, когда назовут
ее нашей русской Евгенией Тур.
Признаюсь, хотя вся эта дичь и походила несколько на всегдашнего Ивана
Матвеича, но мне все-таки пришло в голову, что он теперь в горячке и
бредит. Это был все тот же обыкновенный и ежедневный Иван Матвеич, но
наблюдаемый в стекло, в двадцать раз увеличивающее.
- Друг мой, - спросил я его, - надеешься ли ты на долговечность? И вообще
скажи: здоров ли ты? Как ты ешь, как ты спишь, как ты дышишь? Я друг тебе,
и согласись, что случай слишком сверхъестественный, а следовательно,
любопытство мое слишком естественно.
- Праздное любопытство и больше ничего, - отвечал он сентенциозно, - но ты
будешь удовлетворен. Спрашиваешь, как устроился я в недрах чудовища?
Во-первых, крокодил, к удивлению моему, оказался совершенно пустой.
Внутренность его состоит как бы из огромного пустого мешка, сделанного из
резинки, вроде тех резиновых изделий, которые распространены у нас в
Гороховой, в Морской и, если не ошибаюсь, на Вознесенском проспекте. Иначе,
сообрази, мог ли бы я в нем поместиться?
- Возможно ли? - вскричал я в понятном изумлении. - Неужели крокодил
совершенно пустой?
- Совершенно, - строго и внушительно подтвердил Иван Матвеич. - И, по всей
вероятности, он устроен так по законам самой природы. Крокодил обладает
только пастью, снабженною острыми зубами, и вдобавок к пасти - значительно
длинным хвостом - вот и все, по-настоящему. В середине же между сими двумя
его оконечностями находится пустое пространство, обнесенное чем-то вроде
каучука, вероятнее же всего действительно каучуком.
- А ребра, а желудок, а кишки, а печень, а сердце? - прервал я даже со
злобою.
- Н-ничего, совершенно ничего этого нет и, вероятно, никогда не бывало. Все
это - праздная фантазия легкомысленных путешественников. Подобно тому как
надувают геморроидальную подушку, так и я надуваю теперь собой крокодила.
Он растяжим до невероятности. Даже ты, в качестве домашнего друга, мог бы
поместиться со мной рядом, если б обладал великодушием, и даже с тобой еще
достало бы места. Я даже думаю в крайнем случае выписать сюда Елену
Ивановну. Впрочем, подобное пустопорожнее устройство крокодила совершенно
согласно с естественными науками. Ибо, положим например, тебе дано устроить
нового крокодила - тебе, естественно, представляется вопрос: какое основное
свойство крокодилово? Ответ ясен: глотать людей. Как же достигнуть
устройством крокодила, чтоб он глотал людей? Ответ еще яснее: устроив его
пустым. Давно уже решено физикой, что природа не терпит пустоты. Подобно
сему и внутренность крокодилова должна именно быть пустою, чтоб не терпеть
пустоты, а, следственно, беспрерывно глотать и наполняться всем, что только
есть под рукою. И вот единственная разумная причина, почему все крокодилы
глотают нашего брата. Не так в устройстве человеческом: чем пустее,
например, голова человеческая, тем менее она ощущает жажды наполниться, и
это единственное исключение из общего правила. Все это мне теперь ясно, как
день, все это я постиг собственным умом и опытом, находясь, так сказать, в
недрах природы, в ее реторте, прислушиваясь к биению пульса ее. Даже
этимология согласна со мною, ибо самое название крокодил означает
прожорливость. Крокодил, Crocodillo, - есть слово, очевидно, итальянское,
современное, может быть, древним фараонам египетским и, очевидно,
происходящее от французского корня: croquer, что означает съесть, скушать и
вообще употребить в пищу. Все это я намерен прочесть в виде первой лекции
публике, собравшейся в салоне Елены Ивановны, когда меня принесут туда в
ящике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
потому не только не ропщу на давешний случай, но твердо надеюсь на
блистательнейшую из карьер.
- Не наскучило бы? - заметил я ядовито.
Всего более обозлило меня то, что он почти уже совсем перестал употреблять
личные местоимения - до того заважничал. Тем не менее все это меня сбило с
толку. "С чего, с чего эта легкомысленная башка куражится! - скрежетал я
шепотом про себя. - Тут надо плакать, а не куражиться".
- Нет! - отвечал он резко на мое замечание, - ибо весь проникнут великими
идеями, только теперь могу на досуге мечтать об улучшении судьбы всего
человечества. Из крокодила выйдет теперь правда и свет. Несомненно изобрету
новую собственную теорию новых экономических отношений и буду гордиться ею
- чего доселе не мог за недосугом по службе и в пошлых развлечениях света.
Опровергну все и буду новый Фурье. Кстати, отдал семь рублей Тимофею
Семенычу?
- Из своих, - ответил я, стараясь выразить голосом, что заплатил из своих.
- Сочтемся, - ответил он высокомерно. - Прибавки оклада жду всенепременно,
ибо кому же и прибавлять, как не мне? Польза от меня теперь бесконечная. Но
к делу. Жена?
- Ты, вероятно, спрашиваешь о Елене Ивановне?
- Жена?! - закричал он даже с каким-то на этот раз визгом.
Нечего было делать! Смиренно, но опять-таки скрежеща зубами, рассказал я,
как оставил Елену Ивановну. Он даже и не дослушал.
- Имею на нее особые виды, - начал он нетерпеливо. - Если буду знаменит
здесь, то хочу, чтоб она была знаменита там. Ученые, поэты, философы,
заезжие минералоги, государственные мужи после утренней беседы со мной
будут посещать по вечерам ее салон. С будущей недели у нее должны начаться
каждый вечер салоны. Удвоенный оклад будет давать средства к приему, а так
как прием должен ограничиваться одним чаем и нанятыми лакеями, то и делу
конец. И здесь и там будут говорить обо мне. Давно жаждал случая, чтоб все
говорили обо мне, но не мог достигнуть, скованный малым значением и
недостаточным чином. Теперь же все это достигнуто каким-нибудь самым
обыкновенным глотком крокодила. Каждое слово мое будет выслушиваться,
каждое изречение обдумываться, передаваться, печататься. И я задам себя
знать! Поймут наконец, каким способностям дали исчезнуть в недрах чудовища.
"Этот человек мог быть иностранным министром и управлять королевством", -
скажут одни. "И этот человек не управлял иностранным королевством", -
скажут другие. Ну чем, ну чем я хуже какого-нибудь Гарнье-Пажесишки или как
их там?.. Жена должна составлять мне пандан - у меня ум, у нее красота и
любезность. "Она прекрасна, потому и жена его", - скажут одни. "Она
прекрасна, потому что жена его", - поправят другие. На всякий случай пусть
Елена Ивановна завтра же купит энциклопедический словарь, издававшийся под
редакцией Андрея Краевского, чтоб уметь говорить обо всех предметах. Чаще
же всего пусть читает premier-политик "С. -Петербургских известий", сверяя
каждодневно с "Волосом". Полагаю, что хозяин согласится иногда приносить и
меня, вместе с крокодилом, в блестящий салон жены моей. Я буду стоять в
ящике среди великолепной гостиной и буду сыпать остротами, которые подберу
еще с утра. Государственному мужу сообщу мои проекты; с поэтом буду
говорить в рифму; с дамами буду забавен и нравственно-мил, - так как вполне
безопасен для их супругов. Всем остальным буду служить примером покорности
судьбе и воле провидения. Жену сделаю блестящею литературною дамою; я ее
выдвину вперед и объясню ее публике; как жена моя, она должна быть полна
величайших достоинств, и если справедливо называют Андрея Александровича
нашим русским Альфредом де Мюссе, то еще справедливее будет, когда назовут
ее нашей русской Евгенией Тур.
Признаюсь, хотя вся эта дичь и походила несколько на всегдашнего Ивана
Матвеича, но мне все-таки пришло в голову, что он теперь в горячке и
бредит. Это был все тот же обыкновенный и ежедневный Иван Матвеич, но
наблюдаемый в стекло, в двадцать раз увеличивающее.
- Друг мой, - спросил я его, - надеешься ли ты на долговечность? И вообще
скажи: здоров ли ты? Как ты ешь, как ты спишь, как ты дышишь? Я друг тебе,
и согласись, что случай слишком сверхъестественный, а следовательно,
любопытство мое слишком естественно.
- Праздное любопытство и больше ничего, - отвечал он сентенциозно, - но ты
будешь удовлетворен. Спрашиваешь, как устроился я в недрах чудовища?
Во-первых, крокодил, к удивлению моему, оказался совершенно пустой.
Внутренность его состоит как бы из огромного пустого мешка, сделанного из
резинки, вроде тех резиновых изделий, которые распространены у нас в
Гороховой, в Морской и, если не ошибаюсь, на Вознесенском проспекте. Иначе,
сообрази, мог ли бы я в нем поместиться?
- Возможно ли? - вскричал я в понятном изумлении. - Неужели крокодил
совершенно пустой?
- Совершенно, - строго и внушительно подтвердил Иван Матвеич. - И, по всей
вероятности, он устроен так по законам самой природы. Крокодил обладает
только пастью, снабженною острыми зубами, и вдобавок к пасти - значительно
длинным хвостом - вот и все, по-настоящему. В середине же между сими двумя
его оконечностями находится пустое пространство, обнесенное чем-то вроде
каучука, вероятнее же всего действительно каучуком.
- А ребра, а желудок, а кишки, а печень, а сердце? - прервал я даже со
злобою.
- Н-ничего, совершенно ничего этого нет и, вероятно, никогда не бывало. Все
это - праздная фантазия легкомысленных путешественников. Подобно тому как
надувают геморроидальную подушку, так и я надуваю теперь собой крокодила.
Он растяжим до невероятности. Даже ты, в качестве домашнего друга, мог бы
поместиться со мной рядом, если б обладал великодушием, и даже с тобой еще
достало бы места. Я даже думаю в крайнем случае выписать сюда Елену
Ивановну. Впрочем, подобное пустопорожнее устройство крокодила совершенно
согласно с естественными науками. Ибо, положим например, тебе дано устроить
нового крокодила - тебе, естественно, представляется вопрос: какое основное
свойство крокодилово? Ответ ясен: глотать людей. Как же достигнуть
устройством крокодила, чтоб он глотал людей? Ответ еще яснее: устроив его
пустым. Давно уже решено физикой, что природа не терпит пустоты. Подобно
сему и внутренность крокодилова должна именно быть пустою, чтоб не терпеть
пустоты, а, следственно, беспрерывно глотать и наполняться всем, что только
есть под рукою. И вот единственная разумная причина, почему все крокодилы
глотают нашего брата. Не так в устройстве человеческом: чем пустее,
например, голова человеческая, тем менее она ощущает жажды наполниться, и
это единственное исключение из общего правила. Все это мне теперь ясно, как
день, все это я постиг собственным умом и опытом, находясь, так сказать, в
недрах природы, в ее реторте, прислушиваясь к биению пульса ее. Даже
этимология согласна со мною, ибо самое название крокодил означает
прожорливость. Крокодил, Crocodillo, - есть слово, очевидно, итальянское,
современное, может быть, древним фараонам египетским и, очевидно,
происходящее от французского корня: croquer, что означает съесть, скушать и
вообще употребить в пищу. Все это я намерен прочесть в виде первой лекции
публике, собравшейся в салоне Елены Ивановны, когда меня принесут туда в
ящике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11