Н о он долго был в тюрьме, а когда вернулся домой, долгие месяцы был прикован к постели. Он мог поправиться со временем и принять решение никому не говорить о своем выздоровлении.
Летти жила рядом с ним несколько месяцев, разговаривала, учила. И ничто не вызывало сомнений в том, что это человек с пораженным мозгом.
Возможно он был какое-то время травмирован и п оэтому знал, как должен выглядеть такой человек. Или, может, в госпитале в Вашингтоне, где его лечили, были другие раненые и он их изучал.
Рэнни был так кроток, так нежен. Наверняка все это было неподдельным.
Он был так ого же роста и телосложения.
Но таких было много, включая Мартина Идена и Томаса Уорда.
Его глаза были т ого же цвета.
Так ли это? Трудно сказать. В глазах Рэнни все-таки было несколько больше голубого цвета. Кроме того, голоса были разными, а голос не так-то просто изменить.
А эти любительские спектакли? Может быть, это какая-то актерская уловка?
Тетушка Эм была слишком честна, слишком откровенна, даже болтлива, чтобы скрывать этот маскарад так долго. И как можно было сохранить от нее в тайне такое важное событие, как восстановление у Рэнни прежних способностей?
Ч еловек, дерзкий настолько, чтобы начать действовать под маской, мог что-нибудь придумать.
Они с Шипом занимались любовью. Наверняка внутри ее должно было что-то откликнуться, когда Рэнни прикасался к ней.
А эт о чувство желания и греховности? О Господи!
Но если Рэнни — это Шип, тогда он убийца. Человек, который может сбросить тело друга в колодец, как какую-то сломанную игрушку, а потом играть нежную и печальную погребальную песнь над его могилой.
Нет.
Если Рэнни — Шип, то он не убийца.
Шип — убийца.
Тогда Рэнни — не Шип.
Е сли только…
Если только он не был невменяемым, когда убивал? Если только его травма не носит такой характер, что приводит к какой-то форме сумасшествия?
Летти ощущала странную реальность такой возможности. Если Рэнни не знал, что совершает преступления, тогда при свете дня это никак не проявлялось бы. Может быть, было что-то, какое-то насилие или опасность, которые вызывали к жизни этот инстинкт убивать. В нем было что-то, что насторожило ее в тот раз, когда он прекратил стычку между Томасам и Мартином. Или еще в ночь, когда приехали Рыцари.
Но как же в эту картину вписывался Шип-мститель, который отправляется ночью восстанавливать справедливость в округе, который выдает латинские изречения и сводит на нет упорные старания шерифа и военных изловить его? Конечно, человек, занимавшийся этим почти два года, не может быть сумасшедшим.
Это она сумасшедшая или скоро ей станет, если не покончит с этой неизвестностью.
Она так устала, не только от напряжения и потрясений этого вечера, но и от недостатка отдыха за последние недели. Сейчас она пойдет прямо в свою комнату, заберется в кровать и накроется с головой простыней. Однако ей не пристало быть такой бесчувственной и трусливой.
Существовала еще неприятная обязанность, которую она должна была выполнить. Что из этого выйдет, она не знала, но и уйти в сторону было нельзя.
Летти тяжело и медленно вошла в дом. В гостиной она нащупала спички, чтобы зажечь лампу. Когда лампа загорелась, Летти взяла ее и двинулась вдоль коридора к двери спальни тетушки Эм. Некоторое время она постояла, склонив голову, потом, решительно вскинув подбородок, постучала.
ГЛАВА 17
«Нет ничего хуже, чем пригреть на груди змею. А еще хуже, если эта змея — самка, а уж если эта гадина — янки…»
Это говорила Мама Тэсс, когда принесла на заднюю веранду поднос с кофе и поставила его на стол. Она посмотрела на Летти с ненавистью, а ее нижняя губа была воинственно и угрюмо выпячена.
— Простите, — сказала Летти уже, наверное, в сотый раз. — Я не хотела, чтобы схватили Рэнни.
— Вашим «простите» дела не поправишь. Вот что я скажу…
— Пожалуйста, Мама Тэсс! — попросила тетушка Эм. Повариха сжала губы. С высоко поднятой головой, расправив плечи, полная гнева и оскорбленных чувств, она, качая широкими бедрами, как штормящее море, отправилась на кухню. Оттуда послышались крики и грохот кастрюль и сковородок. Через секунду в открытую дверь пулей влетел пестрый кот с поджатым хвостом, но печеньем в зубах. Ему вслед полетело полено. Крики затихли, на смену им снова пришло ворчание, и слышно было, как что-то беспрерывно и яростно размешивали.
На задней веранде еще приятно ощущалась прохлада, но по краям уже начало припекать яркое безжалостное солнце. Наступал еще один знойный день.
— Не обращайте внимания на Маму Тэсс, — сказала тетушка Эм. — В Рэнни она всегда души не чаяла. Иногда мне кажется, что она любит его больше родного сына.
Летти, откинувшись в кресле, посмотрела на нее.
— Не имеет значения. Думаю, я этого заслуживаю. Вы не считаете, что будет лучше для всех, если я перееду в гостиницу в город? Только скажите, и я сделаю это. Я все понимаю.
— Глупости. Вы сделали то, что считали правильным. Просто, на беду, схватили именно Рэнни. Не думаю, что полковник Уорд долго его задержит.
— Пусть только попробует, — вступила в разговор Салли Энн. Она сидела по другую сторону стола, на котором стоял поднос с кофе. В Элм Гроув известие пришло на рассвете. Салли Энн приехала сразу, как раз вовремя, чтобы успеть в федеральную тюрьму вместе с тетушкой Эм. Отец и мать Салли Энн должны были подъехать позже.
— Дорогая, он только выполняет свои обязанности. Он очень разумный человек. Ты знаешь, что полковник позволил мне увидеться с Рэнни еще до восхода солнца и не очень усердно обыскивал корзины и свертки, которые я принесла.
— Он идиот, если серьезно считает, что Рэнни может быть виновен. Я так ему и сказала.
— Уверена, это очень помогло! — бросила ей тетушка Эм несколько резко.
Салли Энн мрачно посмотрела в ее сторону:
— Это помогло мне прийти в себя, только это. Я никогда в жизни не была в такой ярости.
— Мы должны набраться терпения.
— Но только подумайте, что скажут люди!
— Ну, это не имеет никакого значения, — впервые тетушка Эм показала свое раздражение.
— О, я не имею в виду глупые слухи. Я просто думаю, что придется вынести Рэнни, когда на него станут показывать пальцем и шептаться у него за спиной. И так многие избегают его. Представьте только, если будут думать, что он опасен.
— Никто из тех, кто его знает, ни на минуту не поверит, что он способен на эти убийства.
— Люди, — сказала Салли Энн, бросив быстрый взгляд в сторону Летти, — поверят чему угодно.
Если Летти и допускала мысль, что тетушка Эм и Салли Энн считали возможным то, что Рэнни мог совершить преступления во время приступов безумия, она быстро от нее отказалась. Так горячо обе дамы его защищали и таким деликатным было ее положение, и как человека со стороны, и как бывшего противника в войне, что на это нельзя было и намекнуть. Летти еще ночью, в оставшееся до утра время после разговора с тетушкой Эм пыталась убедить себя, что это невозможно. Эта мысль упрямо не выходила из головы, доводила до исступления. В эту теорию легко вписывались все известные ей факты, и такую возможность нельзя было исключать.
Тетушка Эм проявила неожиданную терпимость. Летти не удивилась, если бы ей велели собрать вещи и указали на дверь еще до рассвета. Может быть, для нее так было бы и лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91